Читать книгу Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Т. 2 - Юрий Александрович Лебедев - Страница 34

Курчатов и Капица проработали вместе в Спецкомитете ровно четыре месяца. Им обоим было трудно – «два медведя в одной берлоге…». Оба были убеждены, что нашли правильный путь к цели. Но эти пути были «почти перпендикулярны». Курчатов, как более молодой и энергичный, сумел быстрее сплотить свою команду. И когда Капица начинал в чем-то сомневаться и возражать,

«Петра Леонидовича пытались убедить в том, что всё делается абсолютно правильно. Что кое-какие расчеты выполнены, отдельные чертежи изготовлены. И вновь ссылались на американцев, которые, идя по такому же пути, создали в результате атомную бомбу. Однако Капицу подобные доводы не убеждали. Он говорил, что нельзя вслепую копировать чужие достижения, нужно жить своим умом»[238].

Видя, что его усилия не приводят ни к чему, Капица просил Сталина освободить себя от этой работы. Какое-то время Сталин медлил, но 21 декабря 1945 г. он «удовлетворил просьбу» Капицы и вывел его из состава Спецкомитета.

А вскоре, 25 января 1946 г., утвердил свой выбор Курчатова и его стратегии, приняв его в своем кабинете в Кремле. Во время часовой беседы, не касаясь технических деталей, Сталин полностью поддержал стратегический курс Курчатова, но внес и некоторые дополнения в духе намерений Капицы.

Одним из парадоксов личности Сталина было то, что он, будучи маниакально подозрительным и недоверчивым человеком, тем не менее, умел слушать и слышать ценные для дела предложения собеседников вне зависимости от личного отношения к ним.

Это проявилось и в истории становления советского атомного проекта. 4 апреля 1946 г. Капица получил коротенькое письмо от Сталина:

«Все ваши письма получил. В письмах много поучительного – думаю как-нибудь встретиться с вами и побеседовать о них»[239].

Могу предположить, что это письмо, с точки зрения Сталина, было наградой Капице за некоторые разумные советы по стратегии создания атомной бомбы, которые он, Сталин, использовал, в частности, при разговоре с Курчатовым.

Вот, например, Капица писал Сталину:

«Американцы привлекли к работе наиболее крупных ученых всего мира. У нас ученых меньше и они живут в плохих условиях, перегружены совместительством, работают хуже»[240].

А вот отрывок из записи Курчатова о встрече со Сталиным:

«По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо – это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы (несколько? тысяч?) человек жило на славу, [?] свои дачи, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина»[241].

Так что многими бытовыми благами атомщики обязаны не Курчатову, а Капице, который в результате сам многих из этих благ лишился. А, не зная о его отнюдь не добровольном многолетнем «затворничестве» на даче,

«западные друзья пребывали в уверенности, что Капица засекречен как руководитель работ по атомной бомбе»[242].

Прием Сталиным Курчатова был фактически «коронацией» Курчатова, на которой ему был выдан карт-бланш на любые расходы и любые кадровые решения.

Вот характерный пример. В 1949 г. Курчатову понадобился специалист по аэрогидродинамике для разработки центрифуг для выделения оружейного урана-235. Его выбор пал на М.Д. Миллионщикова, в то время заместителя директора по научной части Института механики АН СССР.

Михаил Дмитриевич согласился и написал заявление об освобождении от должности. Но

«Институт механики категорически возражал против ухода Миллионщикова из института. Член-корреспондент АН СССР Н.Г. Четаев, в то время директор института, оставил такую резолюцию на заявлении Миллионщикова…: “Отказать. Освобождение М. Д. нанесло бы Институту механики очень большой вред, так как М. Д. является крайне ценным, незаменимым работником, инженером, крайне нужным для руководящей работы в дирекции Института механики и в Отделе фильтрации”»[243].

Нужно ли говорить, кто победил в борьбе за «крайне ценного незаменимого работника», будущего академика, Героя Социалистического труда, дважды Сталинского и Ленинского лауреата?

Как свидетельствует сам Курчатов, в разговоре с ним

«т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь. Т. Сталин сказал, что не нужно искать более дешевых путей…»[244].

Но при этом «вождь» произнес:

«Атомная бомба должна быть сделана во что бы то ни стало».

Эту фразу Сталина приводит Ю.Н. Смирнов как сказанную самим Курчатовым – «Курчатов как-то рассказал…»[245].

Понятно, что в результате курчатовского выбора стратегии роль разведки неизмеримо возросла. И именно момент этого выбора был моментом эвереттического ветвления и судьбы Жоржа Коваля. В этой, выбранной не им, а Курчатовым, Харитоном, Берией и Сталиным, ветви альтерверса он в конечном итоге стал Героем России, а в других…

А если бы Сталин сделал выбор в пользу Капицы? Это тема других исторических реконструкций. Лично мне видятся в основном те, в которых Курчатов все-таки остался бы в составе Спецкомитета, продолжил бы работу под руководством Петра Леонидовича, и, в случае успеха программы Капицы, получил бы свою долю признания и наград.

Правда, я не вижу в этих ветвях возможного участия в атомном проекте Л.П. Берии. Совместная успешная работа этих исторических персон, столь различных и по мировоззренческим, и по человеческим характеристикам, представляется мне волокнами альтерверса исчезающе малой плотности.

И.В. Курчатов и П.Л. Капица 3 февраля 1960 г.[246]

В подтверждение приведу цитату из письма П.Л. Капицы к Н.С. Хрущёву от 22.09.1955 г. Капица пересылает Хрущёву некоторые свои письма к Сталину и пишет:

«Обращаю Ваше внимание на письмо от 25 ноября 1945 г., в котором я вторично прошу освободить меня от работы по атомной бомбе… Из этого письма совершенно ясно, что единственной причиной, заставившей меня отказаться от этой работы, (было) невыносимое отношение Берия к науке и ученым… Так что все нарекания на меня, что я, дескать, пацифист и потому отказался от работы по атомной бомбе, ни на чем не основаны»[247].

А вот Курчатов и Капица могли сработаться и быть если и не в дружеских, то во вполне нормальных деловых отношениях так же, как это произошло и в нашей действительности:

Но, конечно, Жорж Абрамович Коваль при этом так и остался бы в засекреченных архивах ГРУ агентом «Дельмар», о котором никто из «внешнего мира» ничего не узнал бы.

Капице военные разведчики были не нужны. Так что событийное время Жоржа в этих ветвлениях протекало бы или в отбытии наказания в американских тюрьмах типа «Делмарской кутузки», или в Колымских лагерях, или, в лучшем случае, в «трудах праведных» кем-то вроде технолога в сернокислотном цехе Воскресенского химкомбината.

В выбранной же Курчатовым и Харитоном нашей ветви альтерверса после «согласования» ее с Берией и «утверждения» этого выбора Сталиным нужны были всё более детальные сведения от разведки о материалах, конструкциях и технологиях именно американского атомного проекта. И роль «атомных разведчиков» при этом была решающей.

А у Курчатова появилось столько дел, что он физически уже не мог по ночам работать в своем кремлевском «разведкабинете».

Да и разведка поставляла столько материалов, что их своевременный профессиональный анализ был не под силу одному, даже очень эрудированному специалисту.