Читать книгу Летят стрижи… Юркино детство - Юрий Петрович Линник - Страница 5

И вот, мать и бабушка Юрки, движимые верой предков, решили окрестить его по старому обряду. Выбрав день, отправились они к наставнику, отцу Сергию, с надеждой, что причастие к вере исцелит Юрку от недугов и наполнит жизненной силой.

Старец Сергий, сухонький, невысокий старик, обрамлённый окладистой бородой, с крупным прямым носом и большими ушами, что проглядывали сквозь староверческий «горшок» седых волос, был негласным старшиной общины старообрядцев-беспоповцев, книжником и хранителем её церковного имущества. Далеко за семьдесят, он жил уединённо на отшибе, в почерневшей от времени бревенчатой избе, служившей и молельней. После революции община фактически распалась; физически она ещё существовала, но лишь единицы стариков и старух посещали молебны. Одни боялись новой власти, другие просто отреклись от веры, которой почти триста лет хранили их предки, несмотря на жестокие гонения. Говорили, у Сергия был сын, который в Гражданскую ушёл с красными в Сибирь, на Колчака, и пропал без вести. Сергия никто не избирал старшиной; его отец – да, был избранным, но после его смерти, совпавшей с окончанием Гражданской войны, желающих занять этот пост не нашлось. Так Сергий стал старшиной по наследству, без особого желания. Но как выбросить на помойку старинные рукописные и старопечатные книги, с которыми он вырос и которые так любил? А несколько певческих книг гуслицкого ручного письма, при виде дивных страниц которых душа сама начинала петь? Эти святыни он хранил в дубовом ларце с хитроумным замком и доставал лишь по большим праздникам.

Русские старообрядцы славились благоговейным отношением к книге как к святыне. Книги любили, ценили, передавали по наследству и дарили. Эта страсть с ранних лет передалась и Юрке, видимо, с материнской кровью праотцов-старообрядцев, и остался он верен любви к книгам до преклонных лет.

С возрастом Сергий читал всё больше и прослыл местным мудрецом. Впрочем, он ещё и возделывал огородик, спускавшийся от дома к кочкарнику. На что жил? Да много ли ему надо? Был у него один источник дохода, не щедрый, но постоянный: крестил детей и отпевал усопших на погосте. Люди, хоть и не ходили на молебны, считали себя староверами и крестили детей почти все. В таинствах он был дотошным, за что его уважали и благодарили. Вот и Юрку Матрёна с дочкой принесли к Сергию, а куда ещё?

– А, Матрёна Ефимовна! Милости просим! Давненько не захаживала, без бога, чай, сладко живётся…

– Какой там! Всё некогда, батюшко, кручусь, в гору глянуть времени не хватает. Ведь у меня ещё младшенький Василий, считай, на руках, да дочку с внучком не забываю.

– Эх, суета сует! Да не одна ты такая, мало кто приходит, и то лишь крестить да отпевать. Мурашами живут, мурашами помрут грешные вместе с серпом и молотом своим вместо креста животворящего. Бог великодушен, простит, чай, молюсь ведь присно за вас грешных. Если не я, то кто? С чем пожаловали дорогие, хотя уж вижу сам. Поди, припозднились малость?

– Уж прости нас, грешных, ради бога. Они ж молодые порой не домыслят, пока кто не подскажет, времена зараз такие, сам знаешь. Да и хворал он у нас, почитай, с самого рождения. Вот оклемался немного, мы и поспешили.

– Ну что же, Матрёна, Бог наш милостивый – великодушно прощает грехи наши мирские. Ладно, дело – лучше поздно, чем никогда. Добро пожаловать в горницу, к святым образам с книгами и таинству богоугодному.

Далее Сергий, не проронив ни слова, по-стариковски покряхтывая, снял с дощатой стены нагрудное бронзовое восьмиконечное распятие на толстом шёлковом шнурке, висевшее рядом с лестовкой. Надев крест на шею, направился в передний угол, завешанный почерневшими от времени образами и уставленный по бокам полками, на которых толстыми плитами в кожаных, истёртых до дерева, переплётах покоились старинные книги. Иконы были столь стары, что лики святых не распознать. Но Матрёна с детства знала эти образа. Сверху из квадрата позеленевшего медного оклада солнечными овалами проглядывали лики двухсотлетнего Деисуса. Пониже располагались образа без окладов – Николай Угодник, Пророк Илия и другие, она уж забыла какие. Прав был наставник, давненько она не посещала молельню.

– Ну же, представьте чадо ваше драгоценное.

Мать с бабушкой развернули Юрку на столе. Сергий надел очки и внимательно, по-врачебному, осмотрел мальчика. До войны, да и в войну, обращались к нему прихожане с болячками, и он помогал, как мог – одарён был подспудным чутьём на хвори людские. Сейчас сам отправлял в поликлинику, где по каждой хвори был специальный врач, и денег они не брали.

– Егорием, баете, нарекли – подходящее имя. Ну что вам, мои дорогие, сказать? Да, хиловат с виду, но дух в ём крепкий. Переборит хвори – большая и долгая дорога ожидает его, пока к престолу Всевышнего не явится. Правильно сделали, что вовремя решили приобщить его к богу и к нам, единоверцам.

После свершения таинства крещения Сергий задумался на мгновение и произнёс: – Помолюсь-ка я за раба божьего Егория пред образами преклонённым, и вы помолитесь, как сумеете.

Старец постелил на полу перед иконами подручник – стёганый коврик, сшитый из разноцветных лоскутов, встал на колени и, упёршись лбом в него, начал нашептывать что-то непонятное. Если бы он даже молился громко, всё равно Матрёна и Марфа мало что поняли бы из его молитвы на старославянском языке. Завершив молитву и выслушав слова благодарности от женщин, Сергий закончил встречу словами:

– Дождитесь вёдра, и в полдень отнесите его к реке, на высокий берег, что напротив Царь-горы, недалече от моста. Место то сильное, стоишь и дивишься божьему творению – душа сама у Бога жить просится. Пусть побудет там, авось, Господь его приметит, да и одарит божьей благодатью.

Так Юрка стал истинным уральским кержаком, всего, правда, на пару лет, ибо доминирующая церковь, в лице другой бабушки и её ревностных компаньонок решительно обратило его в православие. Но что, интересно, Юрка не сохранил в памяти ни первого, ни второго крещение и знал о них лишь из рассказов родителей.