Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 26

– Ну, хватит о политике, пора заняться приятными вещами, – сказал Эдвард и поднялся с кресла. Направляясь к колокольчику, спросил: – Что будешь пить: джин, коньяк, бренди?

– Сегодня только шампанское.

– Ах, не строй из себя престарелую генеральшу, которая из-за подагры отказалась от высокоградусного алкоголя.

– И тебя попрошу от него воздержаться, – настоятельно проговорил Дермот. – Закажи три бутылки шампанского. Больше ничего.

– Но почему? Говоришь какими-то загадками.

– Никаких загадок. Не хочу, чтобы ты сегодня напился, и все. Шатание, бессвязная речь – это… – Дермот неопределенно помахал рукой и сделал брезгливое лицо. – … это по-плебейски.

– За меня не бойся. И в пьяном состоянии соображаю трезво. Девиз острова Мэн «в любом положении стабилен». Я тоже.

– И все же от виски воздержись.

– Ну, хорошо. Желание гостя – закон. А в чем дело? Мы ожидаем высокий визит?

– Что-то вроде того. Подробностей не спрашивай. Доверься мне.

Эдвард ушел в гостиную, позвонил и приказал немедленно явившемуся Бенджамину:

– Принесите три бутылки шампанского и две рюмки.

– Три! – крикнул Дермот с веранды. – Три рюмки.

– … и три рюмки, – сказал Эдвард и не стал далее расспрашивать.

Дермот хочет сделать сюрприз? Пусть сделает. Эдвард подыграет – как лучшему другу. Два его желания уже исполнены: цветы расставлены по гостиной, на крепкий алкоголь наложен запрет. Осталось исполнить третье – и будет как в сказке… Для кого третья рюмка? Для тайного гостя, которого Дермот пригласил в Милтонхолл, чтобы развлечь его хозяина. Заезжий скрипач? Итальянский певец? Модный художник? Эдвард не против один вечер его потерпеть.

– Прикажете зажечь огни на балконе? – спросил дворецкий.

– Да. Только… – Пусть не вздумает присылать новую горничную, она испортит вечер своим приторным ванильным духом. Надо не забыть потом сделать Бенджамину внушение насчет нее. – Пусть придет миссис Клинтон.

– Хорошо, сэр.

Через пять минут пришла Дафна, держа в руках четыре масляных фонарика с розовыми стеклами и ажурными, металлическими стенками. Она зажгла их, расставила по углам парапета и удалилась – без звука, без запаха. Фонарики засветились уютными огоньками в начинавшейся темноте, как близкие звезды. Далекие звезды смотрели и завидовали – им тоже хотелось быть ближе к людям и приносить пользу, но обречены они висеть в одиночестве, свет и тепло посылать в никуда…

– Кому нужна красота, которая далека и холодна? – вопросил Эдвард, глядя в небо, будто ожидая, что звезды составятся в буквы и напишут ответ.

– Риторический вопрос. А секрет в том, что надо радоваться тому, что имеешь, и не печалиться о том, чего нет, – философским тоном проговорил Дермот, с хлопком открыл бутылку и разлил вино по рюмкам. – Предлагаю выпить за сегодняшний вечер. Несмотря на твою хандру и мой цинизм, он прекрасен и полон неожиданностей.

Мужчины чокнулись и отпили по хорошему глотку.

– Знаешь, Дермот, пожалуй, сегодня я позволю себе порадоваться жизни. – В голосе Эдварда звучала умиротворенность и отрешенность от мирской суеты. – Счастье вот здесь. – Он постучал пальцем по лбу. – Никто и ничто не сделает тебя счастливым, если ты сам не сделаешь таковым себя.

– Спасибо ночи за то, что она дарит порой мудрые мысли.

– В общем-то, мне грех жаловаться на судьбу. И кроме прочего, я очень рад иметь тебя другом.

– Спасибо, Эдди. Эта тема станет нашим следующим тостом. В некоторых странах существует традиция никогда не пить просто так – обязательно за что-то. Давай введем ее у себя.

– Давай…. Странно – я сегодня во всем с тобой соглашаюсь. Ты сделал из меня слюнтяя.

– Нет, я достал из доспехов человека. Полезно иногда сбросить защитный панцирь и предстать пред миром в своем истинном обличье. Продержись хотя бы один вечер, и мир полюбит тебя таким, какой ты есть. Итак, слушай и не удивляйся. Предлагаю выпить за десятилетний юбилей нашей с тобой дружбы! – последнюю фразу Дермот произнес излишне громким тоном, будто желал, чтобы услышали несуществующие гости.

Тост показался Эдварду странным. Десятилетний юбилей был в прошлом году, друзья его не отмечали, почему вдруг Дермоту пришло в голову торжественно отметить его именно сегодня? Но сказано – не удивляться, Эдвард промолчал. Медленными глотками он пил шампанское, и оно лилось мягко, как волшебный нектар, как музыка, которую играли эльфы…

Музыка?

Да.

Она доносилась неизвестно откуда – тихая, нежная, настолько легкая, что казалось, она была сама воздух и если бы закончилась, то стало бы нечем дышать.

Она оказалась неожиданностью для Дермота тоже.

Мужчины переглянулись и одновременно повернули головы к гостиной.

В дальнем углу ее за роялем сидел не эльф, но его сестра – окутанная туманным полумраком, в окружении цветов и свечей. Ее распущенные волосы светились, подобно ореолу, глаза были закрыты – она слегка раскачивалась в такт и, казалось, никого не видела и ничего не слышала, кроме музыки. Она походила на Джоан, но очень отдаленно, и Эдвард спросил:

– Кто это?

– Это сюрприз, который я обещал.

– Я думал, придет какой-нибудь фокусник или столичная знаменитость…

– Она лучше.

– Несомненно. Но как тебе удалось ее уговорить?

Дермот самодовольно улыбнулся.

– Признаюсь, пришлось потрудиться. Девушка ни за что не соглашалась составить нам компанию. Но, когда узнала про десятилетний юбилей дружбы, смягчилась. Извини за маленькую ложь, но во имя большой цели…

– Ты сумасшедший, – сказал Эдвард, нахмурившись. Сюрприз не удался. Зачем он пригласил Джоан – чтобы поиграла и ушла? Это то же самое, как если бы ребенку показали желанную игрушку, а потом спрятали ее подальше. Зачем дразнить? Зачем устраивать представление без продолжения?

Он отвернулся, чтобы сдержать желание броситься к ней, схватить, зацеловать…

Дермот глянул ему в спину с выражением «тебе не угодишь», спина не ответила, он отправился наполнять рюмку. Налил. Пить не торопился, ждал – пока осядет пена у вина. И осядет недовольство у друга. Посмотрел через шелковую штору вглубь гостиной. Девушка продолжала играть – скорее для себя, чем для кого-либо. Да она и не видела тех, кто стоял на балконе и смотрел – один на нее, другой в противоположную сторону.

Их присутствие ее совершенно не заботило – вот что злило Эдварда. Ну… тут уж Дермот бессилен, он не фокусник, он всего лишь доктор.

Доктор не сдается, пока не использует все средства.

– Послушай, Эдди. – Дермот положил руку другу на плечо. – Поговори с ней. Не как хозяин с гувернанткой, а как хороший знакомый. Поболтай о чем-нибудь. Ну, ты же находишь, о чем болтать со светскими дамами.

– Я с ними болтаю о всякой чепухе, а внутри смеюсь. Как-то развлекался с баронессой Розенфелд. Говорю – напомните мне, кто живет в море и завлекает моряков на дно, у них человеческий голос и рыбий хвост. Имел ввиду сирену, а она говорит – креветка!

– Уверяю тебя, Джоан знает разницу между сиреной и креветкой. Мы с тобой давно догадались, что она умна. Разговаривай с ней, как со мной.

– Ты тоже не всегда интеллигентные разговоры ведешь. Про мезальянсы и прочее.

– Признайся, что трусишь.

– Да… Нет.. Прости, но все еще не понимаю – для чего?

– Да чтобы получше узнать друг друга, бревно ты эдакое! Отношения начинаются с общения. И неважно, что будет потом. Важно – что сейчас.

– Ценю твои усилия, но они бесполезны. Джоан ко мне и близко не подойдет. Шарахается, как от дикого зверя.

– А ты веди себя по-человечески! – чуть ли не крикнул Дермот и тут же приглушил голос. – Объясняю для не посвященных в дебри женской психологии. Девушка сторонится, потому что видит в тебе лишь строгого хозяина. Она и от меня было шарахнулась утром, приказала руки за спину убрать и все такое. Я убрал, мне не трудно. Она успокоилась, и мы мило побеседовали. Запомни: женщины как кошки – любят ласковое обращение, иначе выпускают когти. Попытайся сломать возникший между вами барьер. Покажи себя с другой стороны. Веди себя по-джентельменски. Прояви внимание, спроси – как она себя чувствует в Милтонхолле. Поухаживай, в конце концов!

– Поухаживать за гувернанткой? Это уж слишком. Много чести.

Бравада и больше ничего. Потому что наоборот всё – сестра эльфа не снизойдет до него, простого смертного. Много чести.

– Так я и знал! – Дермот убрал руку с плеча. – Проблема не в ней, а в тебе. Упрямый характер стоит на пути. Боишься уронить достоинство? Его роняют в подлых делах. Оставь глупую гордость…

– Это не гордость.

– Ну, сомнения или что там еще мешает – вырыло ров, поставило каменную стену и приготовило горячую смолу. Забудь все. Есть ты и она, больше никто не нужен.

– А ты?

– Я поприсутствую и тихонько удалюсь. – Дермоту еще не приходилось так долго уговаривать пациента встать на тропу выздоровления. Он уже чувствовал усталость и выпил вина для бодрости. – Эдди, вот мое последнее желание на сегодня, а последние желания, как ты знаешь, положено выполнять. Используй шанс, который дает судьба. Никто не заставляет тебя жениться, не тащит в ее постель… Черт! Грязные слова… Противно произносить в ее присутствии, пусть она и не слышит… Просто поговори с девушкой, увидишь – станет легче… Боже, что это?

– Это музыка ее души.

Джоан не слышала их разговора, но каким-то веянием до нее донесло его суть. Она играла другую мелодию, которая была одновременно тиха и тревожна, как море перед штормом – поверхность еще спокойна, а внизу уже бушует буря. И неизвестно, чем кончится – то ли буря уляжется, не выплеснувшись, то ли взовьется и накроет всё и вся.

«Дермот сто раз прав, – думал Эдвард, глядя на звезды, которые глухи и немы, потому им можно доверять самое сокровенное. – Но забывает одно: Джоан – колдунья. Очаровывает на расстоянии, а если подойти, поговорить – влюбит в себя насмерть. И кто научил ее играть так, что хочется продать душу ангелам за право попасть в рай, чтобы слушать ее музыку вечно? Но пока мы на земле… Чем же ее увлечь, заинтересовать, покорить? Жаль, что сейчас не устраивают турниров в честь Прекрасной Дамы. Я бы выиграл и осыпал ее подарками. Но вряд ли она их примет. Она себя не продает. Подозреваю, что отказала бы и принцу, и королю. Какого же мужчину хочет найти? И хочет ли?»

«Первый и последний раз помогаю Эдварду в любовных делах, – думал Дермот, в очередной раз наполняя рюмку шампанским. – Серьезные разговоры перед сном противопоказаны, тем более, что они, по всей видимости, не помогли. Если он упустит возможность, будет полным кретином. Но пусть доходит до этого своим умом, моему пора дать отдых. В теплые летние ночи надо заниматься двумя делами – или пить, или любить. Я занимаюсь первым, Эдвард… никаким. Его вина. Но когда Джоан уйдет, пусть он не приходит ко мне жаловаться».

«Ах, Джереми, Джереми, – думала Джоан, глядя на вазу с дырочками, из которых торчали головки живых белых и розовых роз. Они напоминали яблоневые цветы и, казалось, что она в саду, а где-то поблизости ходит Джереми. Хорошо, что в гостиной никого, одиночество – лучшая компания, чтобы грустить. – Когда ты был жив, я не говорила тебе о любви. Была сдержанна, прятала чувства даже от себя. Осторожничала, потому что боялась снова ошибиться. Думала, у нас все впереди… А теперь все в прошлом.

Но поздно о чем-либо жалеть. Ничего не изменить, ничего не вернуть. Ты будешь жить в моем сердце, милый, нежный, отважный Джереми. Наша любовь умерла, едва родившись, но память о ней не умрет. Посвящаю тебе эту мелодию. Знаю, что слышишь меня сейчас там – на небе. Прости, если сможешь».

22.

– Божественная мелодия, – сказал Эдвард, отвернулся от звезд и подошел к занавеске, отделявшей гостиную от балкона. Он встал так, чтобы не выдать своего инкогнито, и уперся глазами в пианистку. Один раз она махнула рукой по щеке, не прекращая игры и не меняя задумчивого выражения. – И божественное исполнение. Если она сейчас не прекратит, я расплачусь и брошусь к ее ногам с мольбой о прощении за грехи, которые только собираюсь совершить.

– Никогда не раскаивайся в грехах, если, совершая их, получил наслаждение. Но ты прав. Ее игра выше всяких похвал. Девушка обладает магической силой, о которой, возможно, и не догадывается. Она делает ангелов из демонов, во всяком случае – на время и заставляет их следовать за собой, как стадо за бараном. Она так чувственно играет, будто плачет вместе с музыкой…

– Мне показалось – она действительно плакала.

– Оттуда и мастерство. Как говорится «в холодном котелке супа не сваришь». Нельзя растревожить других, не растревожив себя – это закон искусства.

– Что ты намерен делать, когда она закончит?

– План следующий. Приглашаем Джоан присоединиться к нам. Выпьем шампанского. Ну, помнишь – за десятилетний юбилей. Потом я уйду, а ты уж справляйся один. Не мне тебя учить, как обращаться с девушками. Только не распускай руки! Я дал ей честное офицерское слово, что мы будем вести себя по-джентльменски.

– И она тебе поверила?

– Представь себе – да.

Музыка закончилась. Дермот отодвинул занавеску и вошел в гостиную, энергично аплодируя.

– Браво! Браво! Бесподобная игра, мисс Джоан. Слушать одно удовольствие. Спасибо, что пришли скрасить наше с Эдвардом мужское одиночество. Позвольте пригласить вас на веранду. Выпьем шампанского, поговорим о музыке. Кто ваш любимый композитор?

– Пожалуй, Бетховен, – ответила Джоан автоматически. Она еще парила в воспоминаниях и не совсем соображала – что происходит на земле.

– Австриец, как Моцарт?

– Немец. Живет и работает в Вене – это музыкальная столица Европы… Добрый вечер, сэр, – поздоровалась Джоан с хозяином, когда вошла следом за Дермотом на балкон.

– Добрый вечер, мисс Джоан. Спасибо за прекрасную игру.

– Не стоит благодарности. Я получила не меньшее удовольствие.

Дермот тем временем разлил вино, раздал рюмки и провозгласил:

– Предлагаю выпить за дружбу – старую и новую!

Он выпил до дна, Эдвард половину, Джоан сделала небольшой глоток – попробовать вкус. Понравилось. Отпила еще. В горле приятно защекотало, голове стало легко, будто сидевший там камень вдруг лопнул, выпустив искры – они сверкнули в темноте и исчезли. Исчезло напряжение, которое опутывало ее руки, ноги и грудь. Джоан улыбнулась.

Эдвард ахнул про себя. Он никогда не видел ее улыбающейся. В светском обществе улыбки фальшивы, им нельзя верить. Их тренируют перед зеркалом и надевают, как платье для каждого подобающего случая – для шутки, кокетства, иронии, болтовни.

Улыбка Джоан была другой – бесхитростной, немного неуверенной. Она как бы спрашивала «можно ли мне вам улыбнуться, не сочтете ли это неподобающим?». Она покоряла именно тем, что не желала покорить. И невозможно было не ответить ей, как невозможно не ответить на улыбку ребенка.

«Смотреть на нее – пытка и наслаждение. Боги и демоны, ангелы и колдуны, сделайте так, чтобы утро никогда не наступило, и девушка не ушла спать». Эдвард изо всех сил сдерживался, чтобы не улыбнуться в ответ, иначе расхохотался бы от счастья. Он вцепился зубами в бокал…

– Я никогда в жизни не пила шампанского, – сказала Джоан.

– Сегодня мы исправим этот недостаток, – сказал Дермот. Речь его лилась плавно и осмысленно для человека, в одиночку выпившего полторы бутылки. – Вам понравилось?

– Понравилось. Но я много пить не буду, а то опьянею.

– Это не страшно, как доктор говорю. Опьянение от шампанского, в отличие от любви, проходит быстро и бесследно. Это напиток богов, королей и поэтов. «Люблю огонь, шампанское, жаркое, сверчков и болтовню, и все такое». Как просто и как емко сказано. Не правда ли?

– Да. Стихи, понятные каждому, будут жить вечно.

– Уметь складывать слова в рифмы, да еще со смыслом – великий дар. Я бы мечтал им владеть. Написал бы парочку бессмертных поэм, и меня похоронили бы в «уголке поэтов» в Вестминстерском аббатстве. Я почел бы за честь лежать рядом с Вильямом Блейком и Робертом Бернсом. Но увы. Умею лишь писать письма… Кстати, про письма. Совсем забыл – я же обещал написать матушке и отправить с завтрашней почтой. Простите, но мне нужно ненадолго вас покинуть. Не расстраивайтесь, мисс Джоан, я скоро вернусь. Надеюсь, вы не заскучаете с моим другом, – сказал Дермот и не поверил сам себе насчет «не заскучаете с моим другом».

Его тонко продуманный и начавший осуществляться план грозил сорваться. По виду Эдварда не было заметно, что он настроен на разговор, а Джоан только дай повод – убежит с превеликим удовольствием. Надо предложить им тему для обсуждения, лишь после того удаляться.

– Что за мелодию вы играли только что? Это опера или пьеса? – спросил Дермот и выразительно посмотрел на друга – «не молчи».

– Да, кто компизитор? – подал, наконец, голос Эдвард. – Он не сыграл бы лучше и должен быть благодарен исполнительнице.

– Спасибо, сэр. Я рада, что вам понравилось. Проникновенная мелодия, правда? Какая-то неземная. Когда я впервые ее сыграла, долго не могла прийти в себя. Не верилось, что ее мог создать человек. Только высшее существо, познавшее законы абсолютной гармонии. Потом я долго ее не играла. Странно, да? Но… у меня был тяжелый период, я боялась к ней прикоснуться, чтобы не осквернить…

– Разве можно прикоснуться к музыке?

– Прикоснуться можно ко всему: к музыке, к взгляду, к улыбке. Не руками, а тем же самым – взглядом, улыбкой.

– А к музыке?

– Сердцем.

– Как же вы решились снова…?

– Сначала отправилась в церковь. Есть поверье: если дотронешься до святой статуи, передашь ей тревоги, и станет легко. Я обняла ноги Святой Марии и попросила… ну, неважно. Светлую музыку можно играть только со светом внутри. Вернулась, сыграла эту мелодию и будто прогулялась по облакам. С тех пор прошло полгода. Сегодня был третий раз. Она не для частого исполнения. Это как исповедь. Как тайная мечта, которую нельзя мечтать каждый день, иначе она надоест…

Ночь добрее дня, она смягчает контрасты и делает незаметными разногласия. Ночь располагает к откровениям, но не каждые Эдвард согласился бы выслушивать. Он слушал Джоан с вниманием, и она была уверена, что он ее понимал. Когда появляется понимание – появляется симпатия. Из холодной, отчужденной гувернантки она превратилась в теплую, тонко чувствующую девушку, умеющую, к тому же, интересно рассказывать.

Вот в чем оказался сюрприз.

И сказка. Пусть бы она длилась тысячу ночей…

Внизу хлопнула входная дверь, вышли слуги и, переговариваясь, отправились по домам. Эдвард сообразил, что слишком долго и слишком откровенно рассматривал… ее глаза. Как бы не спугнуть ее настойчивостью, иначе смутится, испугается и опять отгородится.

Увлекшись, он потерял нить ее рассказа. К счастью, Джоан не заметила.

– …несомненно один из величайших композиторов нашего времени. Его называют последним романтиком, и я согласна. Бетховен популярен в Европе и каждое его произведение, на мой взгляд, шедевр.

– Откуда вам известны новости музыкальной жизни? – задал Эдвард вопрос, показать – он слушал внимательнейшим образом, хоть и пропустил мимо ушей большую часть.

– От моей школьной подруги Пэт Финеган. Она замужем за состоятельным господином и живет в Лондоне. Пэт регулярно присылает нотные журналы, за что я ей очень благодарна. А какую музыку предпочитаете вы, сэр?

«Вопрос прозвучал искренне, а не из вежливости. Значит, она не видит во мне угрозы и не собирается в скором времени убегать. Победа! Маленькая, но дорогая».

– По-моему, наши вкусы совпадают, – ответил он нейтрально. – Мне понравилось все, что вы играли, причем лучше многих профессиональных исполнителей. Это не комплимент, это правда. И вот что заметил. В исполнении слышалась грусть. Много грусти. Вы действительно чем-то опечалены, или это лишь романтичная меланхолия, настроение летней ночи?

– Ах, что сказать… Музыка не врет. Ее играешь и распахиваешь душу. Честно сказать, я играла для себя. Я не знала, что вы находились на балконе.

– Позвольте и мне быть честным. Я рад, что узнал вас чуть лучше. Давайте выпьем. В малых дозах вино, как лучший друг – веселит, утешает и согревает. А в больших все наоборот, но мы не будем превышать дозу.

Джоан кивнула и подала опустевшую рюмку.