Читать книгу Дурман - Алексей Черкасов - Страница 19

Где-то на периферии сознания раздался стук захлопнувшейся крышки, и Клякса тихо заскулил. Пробитые гвоздями ладони горели и ныли, боль в них была нестерпимой. Уходя, Чёрт полил их спиртом, «чтобы не сгнили, ты же знаешь, Андрюха, что раны нужно обрабатывать», и теперь в местах, где гвозди пронзили плоть, был пожар.

Но боль была меньшим из зол. Главным, и именно тем, что заставляло Кляксу безвольно выть, была потеря надежды – он лишился последней возможности вырваться из этого подземелья. Эх, если бы он раньше почувствовал, что правая рука привязана непрочно… Но не почувствовал, и теперь оставалось только покорно ждать финала, в котором, как он понимал, ничего хорошего с ним не случится… Чёрт говорил, что он нужен какому-то хозяину. Кто такой этот хозяин, и для чего ему нужен именно он, Клякса, было непонятно, впрочем, оставалась призрачная надежда договориться с ним, раз уж с Чёртом не получается.

Боль, вроде бы, затихла, и он попробовал пошевелить запястьем правой руки. Шляпка гвоздя впилась в ладонь, не давая оторвать её от дерева. Клякса скривился и громко завыл – но не от боли, а от отчаяния. Однако на краю сознания возникло понимание того, что верёвка-то так и висит свободно, и если бы удалось освободиться от гвоздя…

Да как от него освободишься? Клякса попробовал оторвать ладонь от креста и… ожидаемого приступа боли не почувствовал – только в глазах потемнело, если может потемнеть в подземелье, куда не проникает ни один луч света. Странно, подумал Клякса, там же гвоздь. Когда Чёрт вбивал его, он чувствовал такую боль, что казалось, мир взорвался. Он орал так, что Чёрт даже шарахнулся и свалился с табуретки, на которой стоял.

А сейчас – только бесконечно сильное, ноющее ощущение и… больше ничего. Он пошевелил ладонь по вертикали и скривился – всё-таки боль никуда не ушла, она сразу наполнила кисть ломотой и резью.

Получалось, что если двигать ладонью по направлению вбитого стержня, то боль не так уж и сильна, а вот движения поперёк его приводят к её резкому усилению.

Клякса расслабил мышцы и решил немного повисеть без движения, чтобы боль утихла. Она, действительно, стала убывать, и Клякса подумал, что если долго висеть вот так, не двигаясь, то, наверное, можно умереть без каких-либо страданий, не чувствуя хотя бы физической боли. Неизвестно почему, перед ним стали проплывать картины воспоминаний далёкого прошлого: вот он, играя в песочнице, отобрал у другого мальчишки ведёрко, и тот заплакал, а Клякса пнул его, а вот он, едва поступив в первый класс первого сентября обматерил свою первую учительницу, которая… что она от него хотела-то? Он этого даже не помнил. Потом вереницей пошли другие картинки – первая сигарета, первая рюмка, а точнее, стакан, первая девушка, её слёзы и его грубость. И как апофеоз – избитая женщина, валявшаяся у него в ногах – он требовал денег, а она не давала. Этой женщиной была его мать.

Да, подумал Клякса, ну и дрянной же ты человечишка… это не он Чёрт, это же ты сам чёрт, и всё, что ты сейчас терпишь, полностью заслужено всем тем, что ты вытворял все эти годы.

Тем временем, боль совсем стихла, и Клякса почувствовал приятную истому – сознание уходило, и он проваливался в какое-то забытье, которое не было сном, но не было уже и явью. А картинки всё продолжали проноситься – одна за другой, одна за другой, следующая, следующая, следующая… и он уже перестал смотреть на них с интересом, они мало интересовали его, но пришло чувство раскаяния, сожаления о том горе, и о тех страданиях, которые он приносил всю жизнь и своим близким, и вовсе посторонним людям, вот, как этот Чёрт даже.

И он, ощутив их страдание как своё собственное, неожиданно для самого себя снова взвыл, и по щекам его потекли слёзы. Странно потекли – вверх, а не вниз. И это моментально отрезвило его. Он вслушивался в свои ощущения и понимал, что слёзы, одна за другой вытекая из его глаз, перетекают на лоб и дальше теряются где-то в волосах.

Что за мир, в котором вода льётся снизу вверх? – думал Клякса. А может, он уже умер и находится в ином мире, с иными законами?

Он снова пошевелил ладонью. Боль от врезавшейся в плоть шляпки гвоздя подтвердила, что мир всё тот же, физический. А может быть он вышел из тела на время, а теперь снова вернулся? Кто-то рассказывал ему о таких случаях…

Под действием импульса он вдруг изо всех сил рванул ладонь правой руки и страшная боль пронзила все его тело. Шляпка гвоздя вошла глубоко в его плоть и застряла там, причиняя теперь острую боль, которая не оставалась в одном месте, а распространялась вокруг – всё дальше и дальше от эпицентра.

– А-а-а! – заорал Клякса и, рванув ладонь ещё раз, почувствовал, что шляпка гвоздя вырвалась из раны и теперь давит снаружи на тыльную сторону кисти.

Он пошевелил ладонью – она свободно двигалась. Ему удалось освободить её от гвоздя! Мысль об этом вызвала прилив восторга. Клякса даже перестал ощущать боль от рваной раны. Он пошевелил рукой и без труда вынул её из петли. Странно, но и её тянуло теперь куда-то вверх. Клякса согнул её в локте и положил себе на подбородок, чтобы расслабиться. Подождав немного, он приподнял руку, дотянулся до раны губами и языком ощутил солоноватую кровь.

Что ж, это ещё не всё, подумал он. Это только начало. Вторую руку верёвки резали так, словно он висел на них, а ведь он стоял ногами на узкой подставке креста. Клякса попробовал ощутить давление этой подставки – его не было. Подставка исчезла – похоже, Чёрт хотел, чтобы он не стоял, а висел…

Эйфория от восторга прошла и теперь Клякса тянулся правой рукой к левой, чтобы снять фиксирующие её верёвки. Тело почему-то всё время тянуло куда-то вверх и он, с трудом дотянувшись до левого запястья, уже сумел развязать небрежно завязанный узел и начал было разматывать верёвку, когда внезапно левую руку пронзила ломота от усилившегося давления гвоздя.

Да что же это? – подумал Клякса и, сжав зубы, изо всех сил рванул ладонью вдоль гвоздя, как сделал это перед тем правой рукой.

Он взревел от пронзившей его боли, всё тело дёрнулось в резкой конвульсии, и Клякса на мгновение лишился чувств, но затем чувство вернулось, и это была боль, которая, пронзив всё тело, теперь медленно отступала, уходя внутрь его существа. Клякса почувствовал какую-то тяжесть в омертвевших ногах – в тех местах, где их охватывала верёвка. Затем он снова вывернулся влево, быстрыми движениями отмотал верёвку и освободил левую руку. Обе руки немедленно упали вверх и повисли там над головой как плети, а над ними Клякса ощутил поверхность… потолка? Нет, быть не может. Потолок здесь бревенчатый, а он пальцами чувствовал землю. Да и не может быть здесь такого низкого потолка.

Клякса постарался воспроизвести в памяти подвал в те моменты, когда Чёрт зажигал здесь фонарь. Потолок над его головой был примерно в метре, руками туда дотянуться никак не удалось бы.

Как бы то ни было, теперь, когда руки его не были привязаны к кресту, следовало развязать ноги. Ниже колен ноги были перетянуты жгутами и верёвками и потеряли чувствительность. Он попробовал наклониться и почувствовал, как при этом движении напряглись мышцы брюшного пресса. Чёрт!

Наконец, до него дошло – он висел вниз головой.

«Оно крутится, Андрюха, понимаешь?» – вспомнил Клякса.

Уходя, он повернул колесо.

Клякса собрал последние силы и, подняв туловище к ногам, нащупал верёвку. Он ухватился за неё руками и несколько секунд просто висел, давая покой мышцам. Затем он стал нащупывать узлы. Отыскав один, вцепился в него ногтями и постарался подцепить. Но узел был завязан крепко, просунуть под верёвку палец не удавалось. Несколько минут, находясь в крайне неудобном положении, Клякса продолжал свои попытки, но затем от напряжения брюшные мышцы пронзила судорога и он, корчась от боли, с силой разогнулся, ударившись головой о крест.

Силы закончились, сил больше не было. Клякса сделал ещё одно усилие, попытавшись поднять туловище, но смог только слабо дёрнуться и потерял сознание.