Читать книгу Дурман - Алексей Черкасов - Страница 5
Глава четвёртая. Лабиринты
ОглавлениеВ храме Святого Лазаря стоял полумрак. В ноздри шибанул запах ладана, и Костей овладела странная бодрость. Он подошёл к бабушке, продававшей церковную утварь за прилавком:
– Мне бы отца Варфоломея…
– Из газеты штоль? – грубовато спросила бабуля. – Ждёт уже батюшка, сказал проводить, как при́дешь, – с ударением на первый слог. – Щас, малость погодь.
Она медленно поднялась со стула и так же неторопливо выбралась из-за прилавка.
– Мить, пригляди, – обратилась она к угрюмому мужчине в потрёпанной одежде, стоявшему у стены. – Пойдём, милай, – повернулась она к Косте и, опять же не спеша, пошла по коридору вглубь храма.
Покинув зал для служб, они прошли по коридору и оказались у лестницы.
– Поднимешься, и от лестницы сразу направо. Дойдёшь до конца, там у окна будет кабинет батюшки. Я-то уж на лестницу не пойду…
Поднимаясь по узкой лестнице, Костя почти лоб в лоб столкнулся с монахом – тем самым, с перекрёстка. Тот узнал его и приветливо улыбнулся, на этот раз не только глазами. Остановившись и прижавшись к перилам, чтобы пропустить Костю, монах слегка поклонился.
– К батюшке? – спросил он.
– Да, к нему, – подтвердил Костя.
– Проводить? Батюшка уж ждёт.
Костя махнул рукой:
– Да я сам найду.
– Ну чего по нашим лабиринтам блуждать…
И монах, повернувшись, пошёл впереди Кости.
Второй этаж и вправду был похож на лабиринт. Костя пару раз бывал в громадном здании одной из московских редакций, и церковные коридоры показались ему её миниатюрной копией. Он даже чертыхнулся про себя в адрес бабульки: какое тут «до конца коридора у окна» – сам бы он точно не нашёл. Монах пару раз оглядывался и смотрел строго на Костю, словно проникнув в его мысли и не одобряя их.
Наконец они оказались «у окна». Монах остановился, повернулся и сделал рукой пригласительный жест. Когда Костя уже коснулся ручки двери, он положил руку ему на плечо и сказал тихо:
– Угомони сердце своё. Войди к батюшке с добром в душе.
Костя недоумённо хмыкнул, но кивнул, нажал на ручку и толкнул дверь от себя.
Отец Варфоломей был моложавым мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой и блеском в неспокойных узких глазках. На нём была ряса и иерейская шапочка, но выглядел он при этом вполне по-светски. При виде Кости он встал и пошёл ему навстречу, на ходу протягивая руку, но не так, как протягивают для рукопожатия, а по-иерейски, тыльной стороной ладони кверху. Костя не понял и неуклюже схватил податливую ладонь, повернул её и пожал. Увидев в глазах батюшки недоумение, он сообразил, что сделал что-то неуместное, оттолкнул от себя руку и сказал:
– Здрасти. Я из…
Но тот махнул рукой.
– Я знаю, знаю. Константин?
Костя кивнул.
– Ну проходи, Константин, садись, ставь свои бесовские приборы, где удобно и давай разговаривать.
Костя обрадовался возможности замять неловкость.
– Почему же они бесовские, батюшка? Андрей Викторович у вас и освящал.
– Да? – обрадовался отец Варфоломей. – Ну и отлично, тогда тем более устанавливай.
Костя быстро поставил штатив, водрузил на него камеру, направил на интервьюируемого и сел напротив.
Интервью было рекламным и потому скучным. Под запретом были неудобные для церкви темы – роскошь, в которой жили некоторые архиереи, связанное с этим лицемерие, слабость веры и прочее. Впрочем, Костя и сам был этому рад, потому что в вопросах религии ориентировался плохо, разбираться в них не хотел, и был уверен, что один на один на этом поле любой священник посадит его в лужу. Он сидел, выслушивая монолог священника, и только изредка вставлял свои вопросы.
– …наша культура сильно изменилась, – говорил отец Варфоломей. – Сегодня никто не может правильно понять Достоевского, который использовал хорошо понятные в XIX веке аллюзии и не думал, что тотальный атеизм XX века сделает из его соотечественников совсем других русских – русских, которые не знают собственной истории.
Заметив удивление в глазах Кости, он пояснил:
– Церковная история – это ведь тоже история Отечества. Россия устоялась на фундаменте православия, потому история церкви является неотъемлемой частью истории страны. Вот у Достоевского повсюду упоминаются Четьи-Минеи – кто сегодня знает, что это такое?
Он строго посмотрел на Костю, который не знал, что ответить, потому что, хотя неплохо знал Достоевского и о Четьях-Минеях поверхностное представление имел, не собирался делать из этого интервью мировоззренческую дискуссию: редакционное задание не соответствовало. «Вот привязался-то…» – подумал он. А отец Варфоломей продолжал:
– Вот и понимай теперь Достоевского без этого знания.
Он замолчал, задумавшись. Если бы это было газетное интервью, Костя мог бы взять паузу и поговорить о чём-то отвлечённом, но за видеоформат была тройная оплата, и Костя это помнил:
– То есть вы хотите сказать, что наше общество недостаточно образовано для того, чтобы понимать русскую классику?
Отец Варфоломей вытаращил на него глаза:
– Да ты, господин журналист, ушлый, я смотрю…
Костя понял, что видеоформат накрывается медным тазом. Если священник продолжит в таком же тоне, то придётся много резать при монтаже, склеивать несклеиваемое, собирать несобираемое. Он сделал примирительный жест, чтобы показать, что неверно понят, но иерея было уже не остановить:
– …образование нынче такое, что нашим предкам и не снилось! Все сплошь эрудиты! Но однобокие эрудиты, потому что образование одностороннее, хромое. Чему нынче учат? Почему автомобиль едет, самолёт взлетает, как газов разных из пробирок да колбочек попускать… Все знают, как жучки-паучки устроены, где у них ганглии, какое пищеварение, – отец Варфоломей сделал паузу и с какой-то даже яростью посмотрел на Костю: – А как душа устроена, кто-нибудь вам рассказывает?
Костя встал и выключил запись:
– Отец Варфоломей, я прошу прощения за свой вопрос. Я задал его только потому, что вы замолчали – на автомате, чтобы не было пауз. Я вовсе не собирался провоцировать теологический или мировоззренческий спор. Продолжайте, пожалуйста…
Видеоформат ещё можно было спасти. Костя включил запись.
Отец Варфоломей смягчился и далее стал рассказывать о духовной семинарии при храме Казанской Божьей Матери, проректором которой он был. Костя изредка осторожно вставлял уточняющие и совершенно нейтральные вопросы, каждый из которых заставлял иерея напрягаться.
Он явно не любит журналистов, думал Костя. Чем-то наша братия ему насолила.
Но в редакцию он возвращался довольный. Удалось, таки, получить у враждебно настроенного и нервного иерея вполне сносное интервью без резких фраз… ну а что делать с тем коротким фрагментом, пусть шеф сам решает – вырезать, так вырезать. А может быть и оставить для того, чтобы была острота. Костя бы оставил, сцена стычки с журналистом придаст интервью правдоподобия, а обострения он сумел избежать.
До вечера он расшифровывал интервью. Учитывая, что возможна выкладка видео, расшифровка нужна дословная, а не литературно обработанная, как в случае с исключительно печатной версией. Работа заняла у него необычно много времени, однажды Костя даже поймал себя на мысли, что как будто отключился, а очнувшись, увидел, что распознаватель речи завис, и он застрял на расшифровке в середине интервью.
Уже смеркалось, когда он вышел из редакции и направился к остановке. На полпути Костя передумал и решил прогуляться пешком – было тепло, удивительно рано зацвела сирень и было приятнее пройтись дворами, вдыхая её аромат, чем задыхаться от выхлопных газов в салоне автобуса, проезжая по центральным улицам.
Во дворах было необычно тихо. Нигде не раздавалось криков детворы, которая наполняет спальные районы по вечерам. Было почти безлюдно, лишь кое-где на скамеечках сидели, подрёмывая, граждане разного возраста и пола. Костя надышался ароматами до одури и к окончанию пути у него снова, как утром, закружилась голова, наступило состояние безволия и расслабленности.
«Вот я сегодня замотался с этим интервью», – подумал Костя, относя своё состояние на счёт усталости после рабочего дня.
На скамейке перед своим подъездом Костя заметил молодую девушку. Она сидела в неестественной позе, откинувшись на спинку и запрокинув голову назад, из-за чего её длинные волосы почти касались травы, а тонкая шея, казалось, вот-вот переломится пополам.
Несмотря на дурноту, Костя подошёл к скамейке и похлопал девушку по плечу:
– Эй… вам плохо?
Девушка с трудом приподняла голову, посмотрела на него мутным взглядом и что-то пробормотала.
«Пьяная, что ли?» – подумал Костя, наклонился над ней и принюхался. Нет, запаха спирта не ощущалось. Он задрал ей рукава и осмотрел вены. Следов от инъекций не было. «Может, нанюхалась чего?»
Косте и самому было нехорошо. Голова кружилась всё сильнее, но главное было даже не это. Прежде всего, он чувствовал крайне необычное для себя чувство безразличия ко всему. Он махнул рукой и хотел было уйти, но глубоко внутри зашевелился червячок беспокойства. Вдруг вспомнился тот мальчишка у подъезда, которому он когда-то не помог… С полпути к подъезду он вернулся, с сомнением посмотрел на девушку, затем обхватил её за талию и рывком поднял со скамьи. Закинув её руку себе на плечо и схватив за запястье свободной рукой, он вместе с ней пошёл к двери.
Девушка не была тяжёлой, но она висела на нём как мешок и мешала идти. Открыв ключом дверь подъезда, Костя решительно взвалил девушку на спину и побрёл по ступеням наверх. Он жил на верхнем, пятом этаже, и как ни была девушка субтильна, Костя тоже богатырём не был, к тому же, физическое состояние его сегодня было далеко от идеала. Добравшись до пятого этажа, он почувствовал, что сил у него не осталось.
Отперев дверь, он волоком затащил девушку в квартиру и уложил на диван. Зашёл в ванную, взял с полочки пузырёк с нашатырём, накапал на ватный диск, понюхал, сморщился и вернулся в комнату. Девушка лежала в той же позе, в которой он её оставил, со свешенными с дивана ногами. Глаза её были открыты, и она медленно водила зрачками, по-видимому, силясь понять, где она и как сюда попала.
Костя поднёс к её носу ватный диск. Она дёрнула губой, опять взглянула на него и, кажется, вырубилась. Костя снова сунул ей ватку под нос, реакции не последовало. Он протёр ей виски и верхнюю губу и, пошатываясь, пошёл на кухню. Налил в пульверизатор воды, вернулся и побрызгал девушке в лицо. Она открыла глаза, и Костя немедленно ткнул ей в ноздри ваткой с нашатырём.
Она перевела на Костю мутный взгляд и едва слышно пролепетала:
– Ты кто? Где я?
– Всё нормально! – обрадовался Костя. – Ты у меня, в смысле, у меня дома. Тебе было плохо, я привёл тебя к себе, сейчас вызову «скорую».
Девушка подняла руку и хотела что-то сказать, но снова вырубилась. Костя достал телефон и стал звонить на «скорую». «Линия перегружена», – услышал он. Он позвонил ещё раз, ещё, ещё и ещё с одинаковым результатом. Поставил телефон на автодозвон и пошёл в ванную. Открыл кран с холодной водой, повернул в ванну и сунул под него голову. Постояв так пару минут, он взял полотенце и вытер голову и лицо. Стало посвежее.
В комнате он посмотрел на безжизненное тело и поднял ноги девушки на диван. Она тут же заворочалась и повернулась на бок. Костя взял с кресла плед и накрыл её, сбросил на телефоне неудавшийся автодозвон и ушёл в спальню. Девушка открыла глаза и проводила его взглядом, но Костя этого не заметил. «Интересно, если бы это был мужик, потащил бы я его сюда?» – подумал он на ходу. Затем попробовал ещё несколько раз набрать «скорую», понял, что ничего не получится и уснул.