Читать книгу Зарево - Алла Кречмер - Страница 5

А веселые друзья заждались Петра: они сидели на завалинке и задевали проходящих мимо девушек. Задевали необидно, тем более подруги могли дать словесный отпор, да такой, что над незадачливым кавалером потом потешалась бы вся деревня. Ради Петра парни принарядились – они щеголяли в косоворотках и новых пиджаках, а кое-кто поминутно доставал из бокового кармана часы на цепочке – местный высший шик. Время шло, стрелки часов неотступно двигались вперед, Ксения уже несколько раз позвала их вечерять, а виновник торжества куда-то запропастился.

Петя прибежал незадолго до ужина, и все сразу поинтересовались, где он пропадал.

– Обегал все вокруг, прощался с родными местами, – торопливо объяснил он и покосился на калитку, из которой как раз в этот момент выходила зареванная Глаша. Никто из приятелей не обратил на нее внимания, лишь Матюша Волунов задержал взгляд на расстроенном лице девушки.

– А мы срезали подсолнух у Прониных, – сказал Гриша Амелин. – Вернее, бабка сама предложила.

Гриша выглядел довольным – а почему бы нет? Петька Силин уезжает, а без него верховодить среди друзей станет он. Пусть он не такой образованный, но никто лучше Гриши не умеет драться. Ну теперь держись, округа! Давно он собирался помахаться с глебовскими парнями, а то повадились ловить рыбу в излучинах возле Боровиц. Да и Сашке из Бакача неплохо бы вломить, чтобы не задавался!

Свои наполеоновские планы он держал при себе до отъезда главного соперника. Вот и Матюша едет с ним: Петька в университет, а Матюша в реальное – хочет стать путейцем. Конечно, Волуновы не такие зажиточные, как Силины – можно сказать, совсем наоборот, да и характером Матюша слабоват, но, глядишь, и устроится в столице не хуже других.

С крыльца дома их уже в который раз позвала Ксения:

– Петя, где вы там? Зови ребят ужинать!

Для парней накрыли отдельный стол – в настоящее время его назвали бы шведским, а тогда, в начале двадцатого века, никто не морочил голову и не раздумывал над терминологией, благо есть что выставить для гостей.

Стол, как говорится, ломился от яств: блины, пироги, жареная рыба, соленья, сало и домашняя колбаса. И кадушка кваса стояла тут же – квас был темно-коричневый, на меду, похожий на пиво.

За соседним столом Иван и другие мужики угощались неторопливо. Глаша подносила новые и новые кушанья, а в конце трапезы подала кувшин с яблочным компотом.

Матюша следил, как она снует между кухней и накрытыми столами: слезы на ее лице давно высохли, девушка улыбалась, а ощутив на себе его взгляд, приветливо спросила:

– Компотику принести?

Матюша жадно сглотнул и кивнул.

– Пойдем на кухню, – предложила она. – Я дам тебе кринку, только неси осторожно, а то, не дай Бог, хозяйка увидит.

Матюша знал, что мама Петра не будет ругаться, но поспешил вслед за девушкой. Он подождал в сенях, пока Глаша вынесет кринку.

В доме то и дело хлопали двери, это входили и выходили гости и хозяева, а оставшиеся без присмотра дети бегали наперегонки. Во дворе батрачка доила корову, и было слышно, как тяжелые струи молока падают в подойник.

Из кухни доносились голоса – это кухарка о чем-то спорила с дочерью. Наконец, Глаша выскочила в сени, пряча под фартуком кринку. Обтерев запотевшие бока, она сунула кринку Матюше.

– Возьми, это вам с Петей, – его любимый, из яблок и брусники.

Матюша вернулся и застал компанию сытыми и умиротворенными. Парни расселись в беседке, сооруженной Иваном Силиным и бывшей точной копией беседки из сада глебовского барина. Ватага лениво переговаривалась, и тут Матюша заметил, что Петр больше отмалчивается, а тон задает Гриша Амелин. Неужели Гришке не терпится закрепиться в роли первого парня на деревне еще до того, как Петр уедет? Если так, то Амелин непроходимо туп.

И тут он понял, что Петр расстроен чем-то и не обращает внимание ни на Гришку, ни на остальных. Острая игла ревности кольнула его: он вспомнил, что Глаша шла из огорода с заплаканными глазами, а Петр опоздал на встречу.

– «Не может быть! – размышлял он. – По некоторым признакам было видно, что Глаша сохнет по Петру, но разве Силины допустили бы, чтобы их сын связался с кухаркиной дочерью?»

– Ребята, может, пойдем на реку, искупаемся? – предложил кто-то.

– Нельзя, – ответил Петр. – Ильин день давно прошел.

По местным поверьям, купаться после Ильина дня было запрещено из-за студеной воды.

– Тогда пойдем гулять на «пятачок»!

«Пятачком» называлась площадка возле часовни, где обычно происходили деревенские ярмарки. Петя махнул рукой, что можно было расценить, как «идите, если хотите».

– Без тебя не пойдем, – настаивали друзья, и даже Гриша Амелин пустился в уговоры.

– Петь, а, может, ты компотику хочешь на дорожку? – предложил Матюша. – Глаша передала нам с тобой.

– Передала, так и пей сам, – отозвался Петр неожиданно сердитым голосом и торопливо крикнул Грише Амелину, – Пойдемте, ребята. Может, не придется больше вместе гулять. Погодите, надо отца предупредить, что я буду поздно.

Он отошел к Ивану, а ребята ожидали его в воротах. Матюша же умиленным взглядом посматривал на кринку.

– Петька не хочет, а я выпью, – решил он. – В конце концов Глаша угостила нас двоих.

Компот был сладкий и прохладный, очевидно, из погреба. Он не успел еще согреться на воздухе и приятно освежал. Но не успел Матюша сделать несколько глотков, как Петр позвал их за собой, и он наскоро вытер губы и поспешил вслед за остальными.

На «пятачке» начинались ежевечерние посиделки, происходящие, как правило, в хорошую погоду. Мужики и бабы расселись на сваленных в кучу бревнах, приобретенных для постройки школы, девушки толпились поодаль, а парни приближались к ним, занимая всю улицу в ширину. Гармошки не было – Колька играл у Силиных, и из музыки присутствовала лишь балалайка деда Пронина.

Парни фланировали туда-сюда, делая вид, что им нет дела до девушек, а те хихикали, прикрываясь рукавами, и томно отводили глаза.

Обе стороны понимали, что это всего -навсего игра, что скоро парням надоест изучать знакомую с детства улицу, и они подойдут к девчатам, придумав предлог для непринужденной беседы.

Но это будет не сразу – надо же показать деревенскому обществу и часы, и пиджаки, и молодецкую удаль.

С удалью на этот раз дело обстояло плохо: Матюша Волунов шел не в ногу и все время спотыкался, натыкаясь на комья сухой земли и торчавшие камни. Он был бледен, а ладонь, которой коснулся Петр, стала влажной, и по лбу паренька текли капли пота.

– Матюша, что с тобой? – испугался Петр, отводя товарища в сторону.

– Не знаю, – ответил тот. – Что-то мне нехорошо, голова закружилась.

Теперь уже и остальные окружили их.

– Что с ним? – спросил Гриша.

– Не знаю. Говорит, что голова кружится, – ответил Петр и снова поразился перемене в облике Матюши – такой белизны в лице он никогда не видел.

– Мотя, ты пил что-нибудь? Водку? – выкрикнул Гриша.

– Гриш, да ты что! Там же мой отец был, да и остальные мужики – кто ж позволит? Никто не хочет отцовского ремня. Да и не пахнет от него.

– Я ничего не пил, – подтвердил Матюша, еле ворочая языком. – Только компот из кринки.

– Какой компот? Мы пили квас! – удивился Гриша.

– Да это Глаша ему налила в кринку, – добавил Петр.

Между тем состояние Матюши ухудшалось на глазах, и уже взрослые подошли узнать, что случилось. Узнав о беде с Матюшей, сосед Волуновых предложил отвезти его в больницу, расположенную в километре от Боровиц в соседнем селе.

Не прошло и пяти минут, а он уже вывел со двора запряженную в телегу гнедую лошадь, и парни осторожно помогли Матюше залезть наверх.

– Кто поедет с ним к доктору? – спросил сосед.

– Да все мы, – растерянно переглянулись парни.

– Ну да, как же, ждут вас там всех, – возразили подбежавшие девчата. – Да и как вы поместитесь в телеге? Пойдемте лучше пешком, а еще надо рассказать его матери.

– Что ж, пойдемте, – согласился сосед.

Он дернул за удила, и вздремнувшая ненароком кобыла дернулась и потащила за собой телегу. Молодежь двинулась сзади, разбившись на парочки.

Петр шел один, поглядывая на бледного Матюшу и периодически пожимая ему влажную ладонь.

Товарищи, занятые разговорами, более интересовались красивыми спутницами, чем занедужившим приятелем, и Петя подумал, что их поход скорее напоминает ярмарочное гуляние.