Читать книгу Вилли по прозвищу Мессершмитт - Денис Елишев - Страница 13

Назад мы едем через Польшу, и поэтому от Праги берем курс на Остраву и Катовице. Оттуда на Краков и Львов.

Какой ни внушительный багажник у нашей Каравеллы, но и он в итоге забит под завязку всякими европейскими вкусностями и полезностями.

С погодой нам повезло, и на переход Краковец мы подъезжаем после обеда следующего дня.

Небольшая очередь.

Небольшие формальности.

Мы дома.

Ясный солнечный декабрьский вечер, и я, почему-то очень явственно представляю себе хорошую дорогу, на которой видны следы, когда-то работавшего пограничного перехода, на котором теперь никого нет и только в стороне от дороги, на площадке стоит служебная машина украинских полицейских со скучающим экипажем.

Автомобиль немного сбрасывает скорость у знака, где на синем фоне в обрамлении белых звезд горит надпись: Polska, а чуть дальше – буквально в ста метрах, такой же знак с надписью: Ukraine.

И никаких границ.

Не знаю почему, но в этот момент я был практически уверен, что рано или поздно, я обязательно увижу здесь и эти знаки, и эту дорогу.

На отъезде от перехода, справа на опушке соснового бора лежит огромный камень с табличкой, и на флагштоке реет огромный флаг Украины.

Надпись на табличке гласит: Хай будуть благословенні, шляхи твої, Україно.

Интересно. Если Прага вынула из меня душу, а Женька сердце, то что же тогда все-таки щиплет сейчас там, глубоко в груди, когда мы смотрим на это огромное, двухцветное полотнище у нас над головой?

– Ну, что, москалику? Вот тут ты, наверное, уже и приехал.

Стеб над Володей – это то маленькое удовольствие, в котором мы себе с Олегом здесь, на Западной Украине, не можем отказать никак.

Жолква, Золочев, Бережаны. Волшебные украинские городки, где дух Европы был жив всегда. Даже в самые темные и страшные времена. Мы специально колесим по ним, чтобы показать Володе, какая же она на самом деле красивая и добрая, эта наша с Олегом любимая Украина.

Я рассказываю Володе все, что знаю об УПА, ее командирах, о том, что в этих самых местах, много лет назад, в некоторых районах войска НКВД выбивали до 85% мужского населения.

И в ответ вызывали, естественно, еще большую жестокость.

В голове у Володи, насчет этого всего царит полная каша, густо заваренная российским агитпропом. Впрочем, как и у подавляющего большинства россиян.

Мы спорим об этом всем до хрипоты. За ужином, в красивом зале маленького ресторанчика в Збараже, старинном родовом гнезде князей Вишневецких.

Кто кому Гитлер, Шухевич и Маннергейм. Ровно до тех пор, пока у Володьки от волнения не начинает краснеть и припухать нос. Ну, точно Лизка. А вот это уже для меня удар ниже пояса.

Я пересаживаюсь к нему, обнимаю его и говорю, что он самый мой любимый москаль в мире и что вдвоем Кречет с Елишевым, как-нибудь от одного Приходько таки отобьются.

Олег улыбается и что-то бурчит о том, что один москаль, это просто москаль, а два москаля – это уже всегда Орда на его бедную украинскую голову.

Володя в задумчивости отвечает, что, наверное, все так примерно и есть. Какую Федерацию в России не строят, все пока получается какой-то московский улус Золотой Орды.

Худа без добра не бывает, и вечером в мотеле я вижу в поисковике на планшете у Володи запрос на историю боевых действий УПА.

Ну, и то хлеб.

Как ни красиво и замечательно зимой на Западной Украине – все же нам пора домой, и мы потихоньку продвигаемся на Восток.

Киев. Мать городов русских. Говорят, до революции в Киеве было около 550 церквей и при этом не было двух одинаковых. Фактически, на каждом пересечении двух крупных улиц, стояла своя церковь.

Да. Если бы не монголы и не большевики – Киев был бы туристической Меккой Европы.

Великий город, на холмах, на берегу великой русской реки, он все равно обречен быть красивым.

Мы пролетаем по его мостам и проспектам и выезжаем на одесскую дорогу.

Вперед. На юг.

Новый, 2012 год будем встречать в дороге. Ближе к ночи сворачиваем на Николаев, и после десяти вечера, за час езды по шоссе, нам уже не встречается ни одного автомобиля.

Ни навстречу. Ни по пути. Просто сюр, какой-то. Лунный фонарь заливает ослепительным белым светом все так, что я, на какое-то время просто выключаю свет фар, и мы мчимся совершенно одни, по этой млечной дороге в полной тишине.

Все. Первомайск. Дальше не едем. Сворачиваем в придорожный мотель с колыбой.

У радушных хозяев есть как раз пара свободных номеров. Банька протоплена, стол в ресторане накрыт. Встречаем Новый год.

Хоть Владимир и крестил в Днепре Святую Русь, меня Днепр, похоже, сделал неисправимым язычником.

Ну, как можно не почитать его божеством? Борисфеном?

Я видел его весь. Повезло. От самого его истока в сказочных смоленских лесах.

Но настоящей рекой, этот могучий смоленский лесной ручей, становится все-таки только в Беларуси.

Наверное, так и должна выглядеть настоящая колыбель? Как моя любимая, ухоженная и самая красивая в мире синеокая Беларусь. Птенец взрослеет и по пути на его крыльях быстро отрастают первые, красивые перья.

Березань, Сож, Припять.

Но именно перед Киевом случается чудо. Невзрачный и нескладный серенький птенец вдруг превращается в огромную, красивую и сильную птицу.

И дальше он уже не плывет. Он стремительно летит вниз, набирая и набирая силу, на юг и восток, к бушующим порогам и только там, от Запорожья, вдруг повернув опять на запад, наконец, успокаивается и каждый теплый летний вечер, шипя, выливается, где-то под Херсоном на огромную, краснеющую на закате солнечную сковороду.

Я не выдерживаю, и уже за антоновским мостом через Днепр опять берусь за свое:

– Володь. А ты знаешь, почему рубль?

– Ну, знаю. Отрубленный кусочек серебра.

– Правильно. Но от чего рубили то?

– От чего. От большого куска, наверное.

– От слитка. А как слиток назывался, знаешь?

Его в Киевской Руси женщины носили на шейной цепочке, на груди, как украшение и назывался он гривна. Потому что доставали его из-под гривы.

– То есть, ты хочешь сказать, что раз в Беларуси и России рубль – то их от украинской гривны отрубили?

– Ну, не от доллара же.

Да ладно. Не бойся. Мы Вас не бросим. Родство как-никак обязывает.

Вы хоть большие и бестолковые, но младшие братья все-таки.

– Это кто это младший брат?

Тут уже не выдерживает Олег.

– А ты вообще как думал то? Володь? Именно так все и есть. Россия большой, но младший брат. Когда Ярослав из Киева Анну за французского короля замуж отдавал – в Москве еще на болотах только жабы квакали…

– Слушайте. Дались Вам эти болота. Нет там уже никаких болот. Высушили все давным-давно.

– Ну да. Поэтому и дышать нечем. Каждое лето горите.

От Каховки мы летим домой вдоль еще одного чуда, правда, уже рукотворного. Северо-Крымского канала. Каланчак. Пустующий пост гаишников. Армянск.

Все.

Мы дома.