Читать книгу Вилли по прозвищу Мессершмитт - Денис Елишев - Страница 5

Ночи в июле на Донузлаве очень темные. Очень короткие и очень теплые. Разогретый за день безжалостным солнцем над серыми гранитными скалами воздух становится похожим на хорошо подогретый вермут. Такой же пьянящий, и также немного горчит полынью.

И все же вода в озере немного остывает за ночь, и я очень люблю ходить в гости в этот подводный дом еще в сумерках. До рассвета.

Вот здесь мы с Олегом совершенно разные. Он всегда измерял поверхность озера в наших заплывах метрами и секундами.

А я этажами подводного дома его обитателей. Александр Михалыч заметил это еще в самом начале и, отсекая мое время на секундомере, всегда улыбаясь, ворчал – опять бычков на песке считаешь?

А меня всегда занимала эта поразительная схожесть жизни в нашем человеческом и этом подводном, удивительном, скрытом от посторонних глаз толщей воды мире.

Вот под все такие размышления, я осматриваю подводную часть своего хозяйства, беру пробы воды и ила, снимаю показания с датчиков. И уже у самого причала своей лаборатории я замечаю невдалеке небольшое стадо афалин. Сколько бы раз не приходилось Вам видеть это зрелище – оно всегда завораживает.

Я вспоминаю своего, спасенного почти год назад дельфиненка, и прямо со дна достаю два небольших камешка и отстукиваю в воде такт из той самой песенки:

– поздравляю тебя,

– поздравляю любя,

– там там там – там там там там

– там там там – там там там

И вдруг я вижу, как от стада отделяется молодой дельфин и на просто невероятной скорости летит прямо к моему причалу. За эту минуту, что он плыл ко мне, я, наверное, пару раз доставал из воды свое сердце, выпрыгивавшее туда от бешеного стука прямо из моей груди.

Отплываю немного глубже и на всякий случай отстукиваю мелодию еще раз.

Но он уже и так хорошо видит меня и, конечно же, еще лучше слышит. Молодой, изящный, феноменально быстрый. И да. На груди, под правым плавником у него хорошо заметный шрам.

Это он. Это он. Это точно он. Мой дельфиненок. Пока я ничего не соображаю, от счастья и только безумно хочу его погладить. Подныриваю к подводным скалам, на небольшую глубину и он, очевидно, принимает это как сигнал к знакомству. Здесь, на дне, он совершенно ничего не боится и даже позволяет мне немного погладить его животик прямо у шрама.

Чух – чух.

Он разворачивается и подставляет животик уже с другой стороны. Я почухиваю его и там. От удовольствия дельфин начинает хрюкать как поросенок. От волнения я вспоминаю сразу все, что знал из университетского курса об этих удивительных млекопитающих.

В холодильнике у меня стоит ведерко с приличной свежей ставридкой, которую мне вчера презентовал Иваныч на радостях от хорошего клева.

Я поднимаюсь на причал, сбрасываю ласты и бегу за ведром. По пути отыскиваю свой старый футбольный мяч.

Дельфин крутится здесь же, вокруг причала. Сбрасываю в воду мяч и начинаю бросать вверх над водой рыбешку. Молодец. Моторика в порядке. До воды не долетает ничего.

К мячику дельфин пока абсолютно равнодушен. Нужно будет, как-то заинтересовать его им.

Надеваю ласты и назад в воду. Нахожу мяч и подбрасываю его высоко над головой.

Мама родная. В воду одновременно, поднимая сноп брызг до неба, падает дельфин, мяч и …Фуша.

Ну конечно. С кем же еще папа решил тут в мяч поиграть. А вообще-то мне становится немного не по себе. Все-таки дельфин – хищник. И острых как бритва зубов у него полный его такой улыбчивый рот. Я со всех ласт бросаюсь к собаке. Но, похоже, дельфин не воспринимает ее ни как угрозу, ни как добычу. Ему скорее просто любопытно, хотя он и держится на расстоянии. Фуша фыркает и толкает мяч носом к берегу. Я выгоняю ее из воды и бегу за поводком. Надо бы ее на это время привязывать. Так. На будущее.

На фарватере я уже вижу знакомое стадо афалин, которое уходит обратно. В море. Значит, нам скоро прощаться. Дельфин напоследок снова подставляет мне брюшко, и похрюкивать начинает, еще не дожидаясь почухивания.

Все. Он напоследок хрюкает мне, что-то веселое и стремительно исчезает.

Но я уже знаю, что как минимум до осени, практически всегда в одно и то же время, хоть часы проверяй, эта небольшая компания будет проходить здесь дважды в день.

Туда. И обратно. У дельфинов это строго организовано. Мы с Олегом всегда точно знали, где, и главное когда – иногда с точностью до минуты, мы встретим их, когда переплывали на тренировках Пролив.

От волнения у меня до сих пор немного кружится голова и никак не может успокоиться сердечный ритм.

Нужно обязательно перезвонить Изольде Марковне.

Это мой бывший начальник департамента в Институте биологии Южных морей, автор и научный руководитель специальной программы подготовки дельфинов и морских котиков еще для ВМФ Союза. Она знает об этих удивительных животных все и безумно их любит.

Сухенькая, небольшого роста, рыжеволосая и рафинированный севастопольский интеллигент.

С первого дня нашего знакомства в департаменте я, юный мальчишка аспирант был для нее Денис Анатольевич и, по-моему, только на Вы и никогда не повышая голоса, она общалась, что с директором института, что с дворовыми котами, которых она подкармливала.

Жительница Севастополя то ли в третьем, то ли в четвертом поколении, она и родилась в Севастополе в самом начале войны и практически сразу оказалась в оккупации. Ее отец, Марк Львович, которого мне правда, довелось видеть только на фотографиях, аккуратно развешенных в ее гостиной, с начала 42 го года был на фронте. И еврейскую девочку, вместе с ее мамой спрятали в татарской семье под Бахчисараем, в доме товарища Марка, Сулеймана, с которым они вместе до войны работали в Севастополе.

Нужно, наверное, отдать должное и тому офицеру германской комендатуры, который посмотрел внимательно на мусульманскую девочку и ее маму с удивительно белой кожей и огненно – рыжими волосами, покачал головой, но все так и записал и молча ушел.

Так еврейская девочка Изольда превратилась в мусульманскую девочку Длярку, выучила крымскотатарский, и от испуга практически забыла родной русский язык. И все они в мае 44-го года оказались в одной теплушке, которая увезла их в Среднюю Азию. Туда и отправился на поиски своих любимых «предателей родины», после возвращения с фронта, герой орденоносец Марк. Нашел. Правда, уже не всех. Маленький сын Сулеймана умер еще в дороге, а сам Сулейман уже в изгнании, через год. В итоге отыскал Марк в кишлаке, где-то под Ташкентом, двух девочек постарше – свою жену Розу, и жену Сулеймана Айше. И двух совсем маленьких – Изольду и Гульнару. Собрал их в охапку и привез в Крым. Но прописать Айше и Гульнару так и не смог. Аж до угроз загреметь за содействие в незаконном оставлении места назначения спецпоселенцами.

В конце концов, Марк оказался на приеме у секретаря в Севастопольском горкоме партии и прямо на заявлении на прописку оставил свой партбилет, два боевых ордена и пять медалей. И сказал, что если уж уезжать в ссылку, то всем, а там это все ему ни к чему.

Нужно все-таки отдать должное и секретарю горкома. То ли тогда еще знали цену солдатским боевым орденам. В общем, они остались. Только теперь татарская девочка Гульнар превратилась в еврейскую девочку Галину и от испуга практически разучилась говорить на родном татарском языке.

Изольда Марковна уже несколько лет как на пенсии и не работает, но мы все до сих пор, включая нового главу департамента, ее ученика, доктора наук Николая Константиновича по привычке за каждым непонятным чихом бегаем к ней за советом.

С ее слов, ничего такого невероятного в этой ситуации с дельфином она не видит. Хотя это и большая редкость.

Мы живем в мире запахов, вкусов, зрительных картинок и звуков.

У дельфинов все устроено немного по-другому. Они почти лишены осязания запахов, неважно по сравнению с нами различают вкусы, хотя и обладают очень приличным и своеобразно устроенным зрением, но главное все же для них – это звуки.

Дельфин живет в мире звуков и по сравнению с ним, мы просто глухие. Причем абсолютно.

Большое значение в жизни дельфина имеет эхо звуков, которые издает он сам. С помощью своего уникального сонара по эху, отраженному в воде от любого предмета или существа дельфин получает практически всю необходимую ему информацию.

Неважно, днем или ночью, в мутной воде или прозрачной. В данном случае это уже не имеет никакого значения.

Изольда Марковна смеется и говорит, что если бы какой-нибудь инженер сумел создать сонар, хотя бы наполовину похожий по эффективности на сонар дельфина, то он получил бы 10 Нобелевских премий сразу.

Но у Изольды Марковны все по-прежнему, не забалуешь. И я сразу получаю кучу указаний.

Дельфин должен быть отфотографирован, описан, взвешен и обмерян по специальной методике. Я должен определить его возраст, количество и состояние зубов, завести специальный журнал наблюдений, получить у нее конспекты занятий с дельфинами по ее старой флотской методике и вообще, вспомнить, наконец, что я ученый, а не превращать это все в цирк и балаган.

И да. Ни в коем случае не закармливать его. Ни в коем случае. Иначе он тут же облениться, и ему будет очень тяжело зимой выживать в дикой природе самому. Корм – только как награда за успехи на занятиях.

А единственный вид занятий, который признают дельфины – это игра. Ну, точно как дети.

Я обещаю по мере установления контакта все исполнить и прибыть в ближайшем времени для подробного отчета.

И последнее о чем она говорит – это то, что чем меньше людей будет знать о нем, тем в большей безопасности он будет находиться. Это я, пожалуй, уже точно понимаю и сам.