Читать книгу Тихий дом - Эльвира Абдулова - Страница 21

Лето в том году выдалось чудесное, будто на заказ, совсем такое, как любила Лена. Июнь был нежным, дождливым, с молодой шелестящей листвой и разлетающимися шапками пушистых одуванчиков. Июль начался с прохлады, а закончился нарастающим теплом и частыми послеобеденными дождями, а вот август принес ленивую жару, лишающую любого желания что-либо делать. Но к Лене это не имело никакого отношения, потому что лежать целый день в темной комнате с опущенными жалюзи и по возможности не совершать никаких движений она себе позволить не могла. Рядом с ней жил теперь новый человек, требующий того, чтобы мир вращался исключительно вокруг него, жил его нуждами и удовлетворял всевозможные пожелания, чтобы все были готовы в любой момент прийти на помощь, накормить, утешить и просто заглянуть в кроватку, приведя легким прикосновением руки в движение парящие над малышом игрушки. Они двигались друг за другом, как звери на уставшей карусели в парке, плыли медленно, плавно, и за этим можно было наблюдать бесконечно, но Лена хотела только одного – спать.

Сейчас она думает, что упустила маму именно тем летом, хотя точно знать никто этого не может. Одна умная тетка в белом халате с казенным лицом и с отсутствием всякого рода сочувствия, так и сказала: ее, Ленино, знание никак не смогло бы изменить того, что уже начало происходить с мамой, но Лена все равно себя винила. Механизм, оказывается, был уже давно запущен, в нем случилась какая-то поломка, шестеренки задвигались в неверном направлении, и самое страшное то, что мама об этом ничего не знала. Принимала все, что ей казалось и чудилось, за чистую монету.

Сейчас Лениной дочке уже восемь. К счастью, позади лечение и утомительные поездки в столицу, малышка совершенно здорова, и остается только контролировать, чтобы все шло именно так, как идет сейчас, а Лена все еще думает о том лете, вспоминает о первых звоночках, возвращается, копает и считает, что маме можно было бы помочь, если бы все так не совпало: Ленина неожиданная поздняя беременность, уход отца и мамина начинающаяся болезнь. Тугое обвитие пуповиной, кесарево сечение, проблемы с сердцем у малышки – все это потребовало долгого лечения. Лена, к счастью, со всем справилась, но маму она упустила, потому что тоже чувствовала себя брошенной, хотя сравнивать это, конечно, нельзя. Смерть отца была для их маленькой семьи настоящей трагедией, а возвращение блудного мужа к жене – вполне ожидаемым и даже, справедливости ради, самым правильным решением.

Нежный молодой стебелек, только начинающий жизнь, легкая бабочка из того счастливого лета, маленькое чудо, глядя на которое люди светлели лицами – такой была ее дочка. Лена несла ее неторопливо, гордо, являя миру то, что она наконец стала мамой. Длинное воздушное платье с оборками и воланами, обязательно расстегивающееся на груди, чтобы накормить жадный детский ротик по одному только требовательному зову, нежное белолицое дитя и грузная бабушка с крупными руками, томным выразительным лицом, скорее некрасивым, но эффектным. Только при жизни отца глаза смотрели молодо и шаловливо. Молодость и старость сидели друг против друга в то счастливое лето и одинаково нуждались в ней, а что она могла им дать, если сама была одним сплошным невезением, вечно живой неудачницей?.. Ей бы разобраться со своей жизнью, поставить точку и идти дальше, но она не могла. Еще хотела верить, еще мечталось о полной семье, о том, что у дочки должен быть папа.

Лена считает, что все пошло не так после ухода отца. Родители прожили вместе долгую и счастливую жизнь, которую нельзя, конечно, назвать безоблачной. А что, интересно, можно?

Отец курил с тринадцати лет. Не то, чтобы это был факт, которым можно гордиться – тут гордиться, конечно, нечем. Но все же это была его жизнь, и отказаться от дурной привычки он не мог, как ни старался. К его курению привыкли так же, как к кашлю, и никто не бил тревогу.

Лена к тому времени строила свою жизнь в другом городе, на расстоянии более пятисот километров от родного дома. Мама с отцом вошли в тот спокойный возраст «молодых пенсионеров», когда можно наконец пожить для себя, покопаться на даче и порадовать себя тихой жизнью без суеты и тревог. У них была лишь одна, беспокоящая их проблема: устройство счастливой семейной жизни единственной дочери. Лена по возможности делилась с ними только положительными новостями и на вопрос «когда же они увидят жениха?» всегда отвечала одинаково: «Очень скоро». Ленины наезды домой были по большей части летними, праздничными, в удовольствие. Родители от нее ничего не требовали, ждали только счастливого замужества. Отец был всегда более деликатен, чем мама. Он, светловолосый, голубоглазый, с румянцем на щеках, обезоруживал своей улыбкой, и сердиться на него долго не могла даже ворчливая жена, а дочке он вообще не досаждал вопросами. Мама часто подчеркивала, что «часики-то тикают», «время идет», и его у Лены остается все меньше. Это она знала и сама, но ничего со своей жизнью поделать не могла – одно сплошное невезенье.

Болезнь отца стала громом среди ясного неба. Врачи сказали, что метаться уже поздно, впереди маячила ужасающая дата: несколько месяцев. И тогда, когда Лена приехала на похороны и увидела лицо мамы, вошедшей в комнату отца на следующий день, все, наверное, и началось, хотя точно никто сказать бы не мог.

Мама вытерпела недельное присутствие дочки и еще одной особы из числа дальней родни, которая всегда была готова помочь, даже когда ее никто об этом не просил, а потом всех отправила по домам, твердо и решительно, так, что спорить с ней никто не посмел. Взгляд пустой, даже жесткий, и все поверили, что так ей будет лучше. Кто знал, как ей лучше перенести утрату после сорока лет совместной жизни?..

Тогда мама еще не заговаривалась, не искала несуществующих врагов, не ссорилась с соседями, не была подозрительна – все случилось позже, но Лена до сих пор считает, что уход отца и был той самой точкой невозврата, он подкосил маму, которая всегда могла гасить свое недовольство, приступы своего дурного настроения, поговорив с отцом. Она им руководила, но именно он был ее громоотводом: обезоруживающей улыбкой, голубизной глаз и румянцем на щеках он не раз спасал ситуации, казалось бы, самые безнадежные.