Читать книгу Тихий дом - Эльвира Абдулова - Страница 23

Отец успел подержать на руках маленькую внучку и разделить их общее счастье. Правда, это было недолго. Он ушел, так и не узнав про Ленин обман, с надеждой на то, что молодые скоро поженятся. Сейчас Лена думает, как трудно ей удалось бы все разъяснить родителям, объяснить, что никакой свадьбы не будет. Громом среди ясного неба прозвучал звонок Виталикиной жены. Он же поставил точку в их затянувшихся отношениях, с самого начала построенных на обмане, он же избавил ее от каких-либо дальнейших объяснений и освободил их обоих.

Маме, тогда очень горевавшей и тоскующей по отцу, Лена выложила полуправду: поссорились и разошлись, ребенок в сердечных делах не помощник. «Все равно Виталик не смог бы переехать сюда, у него там хорошая работа, налаженная жизнь, а я пока поживу здесь, у себя дома, мне терять нечего, все самое главное для меня здесь».

Первое время раздавались звонки и долгое молчание, долетали редкие переводы, а потом все иссякло и плавно сошло на нет. Зато, зайдя с чужой страницы, Лена могла видеть в популярной социальной сети дружную семью на выпускном вечере старшего сына, супругов на отдыхе и много других свидетельств того, что Виталик сделал наконец единственно возможный и правильный выбор, сохранив семью и общий бизнес. Никаких обид не было, думала Лена. Что она, уставшая, окунувшаяся в повседневные заботы, могла бы сейчас ему дать, находясь рядом с горюющей матерью и маленькой дочкой? Ничего, кроме тревог и огорчений. Виталик всегда хотел отдыха и по возможности праздника. В первые годы жизни малышки за этим определенно идти было не к ней.

Лена никогда не могла даже догадываться, какое счастье принесет ей рождение дочки, сколько новых, прежде неизвестных эмоций она ощутит, насколько ее жизнь изменится и станет находиться в полной и неразрывной зависимости от состояния дочери. Это маленькое, растущее на глазах существо, заставило ее бояться за свою собственную жизнь, оберегать себя от глупостей, на которые она бы прежде легко согласилась. Сейчас она знала, что не имеет права ни болеть, ни рисковать собой ни в коем случае, потому что иначе Лиза останется одна. Ребенок ее, не склонную к проявлениям чувств, сделал более эмоциональной. Он помог ей заглянуть в прошлое, вспомнить свое собственное детство, сопоставить, сравнить и порадоваться, обнаружив какое-то сходство. Не было больше «Ленки с ленцой» – она, только справившись со сном и наладив режим дочери, стала думать о возобновлении работы. Несколько часов в день принесли бы ей неплохую сумму, позволившую жить ей и дочери, ни от кого не завися. И тогда вызывалась Даша, которая с удовольствием уводила малышку гулять, в то время как Лена возвращалась к другой, знакомой ей роли, отдыхая от кухни и бесконечных хлопот по дому. Дочка абсолютно изменила Ленину жизнь, хотя некоторое время назад она была чуть ли не уверенная в своем «child-free». Так что же происходит с теми, кто хотел ребенка до сумасшествия? Как же, наверное, им тогда долгожданное материнство сносит голову?

Наверное, не будь этой тревоги в первые годы жизни девочки, Лена все равно бы испытывала невероятную любовь к дочери, но регулярные обследования, визиты к врачам и беспокойство не только навсегда крепкой и нерушимой цепью соединили мать и дочь, но и помогли Лене пережить исчезновение из их жизни Виталика, уход отца и все странности матери. Лена была сфокусирована на другом, и обвинять ее в этом было нельзя. Жизнь маленького хрупкого существа была для нее ценнее и значимее, потому что она целиком и полностью зависела от матери и была абсолютно беспомощна. Лена не просто вплотную соприкоснулась с испытаниями, она жила очень настороженно, не веря в то, что хорошие времена когда-нибудь снова постучатся в ее двери.

Лена рассматривала спящую дочку и не могла отделаться от мысли, что есть в ней нечто такое, что она пока как следует рассмотреть не в силах, некий слабый свет, какое-то свечение вроде того, что исходит от зажженной свечи. Лена, конечно, храбрилась, но по ночам все же плакала, сомневаясь, действительно ли она справится, оставшись одна с ребенком на руках. Ей нужно было быть очень сильной, крепко держать девочку в своих объятьях, чтобы не унесло ветром еще и ее – почему-то на мать Лена не рассчитывала, понимая, какой хрупкой и слабой оказалась она, оставшись после стольких лет совместной жизни без мужа.

Сначала Зинаида Алексеевна замкнулась в себе, а потом стала худеть, терять вес прямо на глазах. Лена удивилась: ей казалось, что в этой связке, в этом долгоиграющем дуэте сильной была именно материнская партия. Улыбающийся и мягкий отец никогда не принимал решения сам, не сердился, не вступал в конфликты, не говорил резкостей, не был недоволен судьбой. Ему всегда всего хватало, его радовали самые простые вещи, даже отдыхать он не любил, всегда копошился по дому, наводил порядок в гараже и с удовольствием отвозил своих девочек на вокзал, когда они ездили навещать родню. Маму вечно нужно было приглушать и успокаивать, и он с этим прекрасно справлялся, оставаясь вполне довольным вкусным воскресным обедом, победой любимой футбольной команды и удачно покрашенной машиной.

Теперь маме громоотвод был не нужен. Она перестала общаться с родней, отворачивалась от назойливых соседей, пряталась от их соболезнований и сочувствия. Ее занимала только жизнь дочери и маленькой внучки, но ее забота о них тоже была весьма своеобразной. Она не стремилась помочь (трудно было не заметить Ленину усталость и напускную храбрость) – ей достаточно было только знать, что у них все хорошо. Они созванивались каждый день, заезжала мама два-три раза в неделю, иногда гуляла с внучкой, но чаще сидела на кухне, видя, как Лена занимается домашними делами, давала советы, делала замечания, но больше говорила о том, как же они хорошо всегда жили с отцом. Лена находилась рядом, ей не стоило рассказывать об этом, но она слушала, зная, что мать хочет высказаться, и видела, как на глазах все недостатки отца, которые прежде возмущали мать, теперь становились неоспоримыми достоинствами. Образ отца идеализировался на глазах.

Возвращаясь в то время, Лена сейчас думала, что зря она беспокоилась о том, как родители примут ее разрыв с Виталиком. После ухода отца мать, занятая собой, могла бы этого даже не заметить, хотя иногда она вспоминала отца внучки с неожиданной злостью и даже агрессией. И даже этот эпизод, как и все остальное, возвращал ее к ушедшему мужу: он был порядочным и любящим человеком, который никогда бы не выкинул такой номер и не оставил бы мать своей дочери без поддержки. Лена в таких случаях молчала – а что ей было сказать? В этой истории виноватой была она и ее сплошное невезенье, вечная беда.

Пропустить мамин недуг, просмотреть начало было немудрено: Лиза совершенно лишила Лену сна и покоя. Врачи успокаивали: с ребенком все в порядке, все идет очень хорошо, гораздо лучше, чем они могли предположить с самого начала. Лена сходила с девочкой к неврологу – та ничего не нашла и прописала ванночки, именно с морской солью. Девочка набирала вес, хорошо ела, каждый день бывала на свежем воздухе – чего ей недоставало, почему она так плохо спала?!?

Зинаида Алексеевна говорила, что с Леной таких проблем не было. Первые несколько месяцев она спала в старом чемодане, заменившем молодым и бедным родителям детскую кроватку. Его обкладывали теплым одеялом, выносили на балкон, и ребенок там прекрасно спал несколько часов подряд. По словам мамы, Лена до года могла спать три часа, не издавая ни единого звука, и родители тревожились, подходили к чемодану с проверкой: все ли в порядке с младенцем, дышит ли?

После года Лиза успокоилась, а к двум годам превратилась в милого уравновешенного ребенка с волосами только что разрезанной тыквы и с крошечной мордашкой, усыпанной абрикосовыми веснушками. Ни дать ни взять – ребенок из старых советских мультфильмов, Антошка в девичьем обличии, которого долго и настойчиво звали друзья копать картошку. Рыжих в их семье не было, Виталика спросить об этом было нельзя, так что подумали на отцовские гены. Со временем тыквенный цвет приглушился, успокоился, но рыжина осталась, и Лене очень нравилась. Веснушки то разбегались и бледнели, то с новой силой высыпали по всему лицу. Лилька очень этим восхищалась, у нее самой были веснушки, и в детстве ее дразнили мальчишки, утверждая, что она «загорала через решето», но до яркости Лизы и бешенства ее волос Лильке было ой как далеко.

Лиля, подруга, одноклассница и врач в одном лице, стала в девять месяцев Лизиной крестной мамой. Крестным записали двоюродного брата Лены. Если Лилька восприняла это с большой гордостью и ответственностью, то Василий отнесся к своему назначению легко и непринужденно. Он появлялся в жизни Лизы аккуратно два раза в год: на день рождения и в Новый год, заваливал крестницу подарками и исчезал еще на полгода. Не избалованная мужским вниманием девочка, а лучше сказать, лишенная его вообще, появлению крестного была всегда рада и совсем не из-за подарков. Однажды, расчувствовавшись после выпитого вина на день рождения дочери, Лена Василию сказала, что была бы рада, если бы он заходил чаще. Для малышки это очень важно. Ей надо знать, что есть кто-то, большой и сильный, кто ее любит, поддерживает и защищает. Вася удивился, что-то пообещал, но обещание так и не выполнил. Неужели у девочек это так бывает? Вася имел двух братьев и про все эти женские сложности даже не догадывался. Не понял он и того, что спокойная и внешне довольная жизнью кузина тоже нуждается в мужском внимании и поддержке: каждый жил в своей вселенной и других не замечал.

После крестин, на которых Лиза орала так, что батюшка сократил церемонию, сказав все необходимое очень быстро, и с облегчением вздохнул, когда девочка наконец перешла в руки родной матери, малышка спокойнее не стала. Честно говоря, сбившаяся с ног и уставшая из-за регулярного недосыпания Лена возлагала большие надежды на крещение. Подружки трещали, что, возможно, Виталикина жена «сделала что-то такое», что ребенок родился беспокойным и нервным. Лена, конечно, не верила, но крестить все равно собиралась. Батюшка, прощаясь, сказал, что «Лизавета будет певицей, больно голос громкий и звучный». Лена улыбнулась и подумала, что просит у Бога для своей дочери только здоровья и защиты. Батюшка с прогнозом, кстати говоря, ошибся. Так думает Лена сейчас, когда дочке почти девять, хотя кто знает? В некотором смысле дочка напоминает Лене ее подругу Лилю: та тоже лет с девяти точно знала, кем хочет быть. Она приняла решение сама, без чьей-либо помощи и оказалась абсолютно права. Наблюдая за подругой, Лена ощущала с большой уверенностью, что та определенно на своем месте: медициной она жила.