Читать книгу Тихий дом - Эльвира Абдулова - Страница 22

Ленина дочка была плодом умирающих отношений. Что ничего путного из них не получится, Лена знала в глубине души с самого начала. Но надеяться все же не переставала долгое время. Пока ее возлюбленный метался от одного берега к другому, не зная, куда же лучше пристать, она не переставала ему верить. Все было как положено, картина писана маслом: жена его не понимает, отношения себя давно изжили, вместе они только ради детей. Сколько таких же дурочек, как она, принимают все за чистую монету?

Были, конечно, и радостные моменты, пылкие встречи после бурных ссор, украденные у семьи праздники и даже совместные поездки, но Лена понимала: это всего лишь откладывает конец и расставание, которое неизбежно будет. Никуда он от семьи не денется, и надеяться ей не стоило. К тому моменту она имела небольшой, но все же опыт, и был он по большей части неудачным. Она разочаровалась и уже не мечтала о семье, решив, что такова, видно, ее участь. Будет жить в одиночестве, без детей, и постарается быть счастливой, как вдруг обнаружились те самые две полоски на тесте. Знакомый гинеколог, к которому она аккуратно наведывалась раз в год и спрашивала, как, мол, ее «миомки» и «папиломки», строго смотрел поверх держащихся на кончике носа очков и всегда приговаривал: «Не о том ты думаешь! Рожать тебе надо, а то будет поздно». Единственным человеком, радующимся ее беременности, был именно он, врач высшей категории Сергей Петрович. Ну вот, наконец послушалась! Разочаровывать его с самого начала своими сомнениями не хотелось, поэтому Лена умолчала. Решение повисло в воздухе, и что делать, она сама пока не знала. Жила она на съемной квартире, родители – за пятьсот километров, от отца ребенка она ничего не ждала, но сказать все же решила. Умолчать было бы не по-человечески.

Он вначале оторопел, замолк, посмотрел с удивлением и тревогой, а потом вдруг повеселел, сходил за цветами и стал говорить, что ребенка обязательно надо оставить. Лена и сама все больше понимала, что прервать беременность не решится, но тревога за будущее ее не отпускала: не настолько твердо она стояла на ногах, чтобы суметь справиться со всем самостоятельно. Обращаясь к примерам своих подруг и приятельниц, она видела, как сложно пережить рождение первенца даже семейной паре, как непросто сохранить прежние отношения, справиться с материальными трудностями – чего уж тут говорить о матери-одиночке?

Возвращаясь к тому времени, она и сейчас удивляется тому, как четко осознавала с самого начала, что растить ей малыша придется самостоятельно, не рассчитывая на помощь отца. Он, хотя и обрадовался беременности, ничего предпринимать не собирался, очевидно, рассчитывая, что так и будет всю жизнь бегать от одной семьи к другой. Это событие для него было со знаком плюс не потому, что он любил детей (хотя и это тоже). Он решил, что теперь Лена уж точно никуда от него не денется, этот важный фрагмент навсегда скрепит их шаткие и непрочные взаимоотношения, соединит их в единое семейное трио и создаст видимость, подобие настоящей и полноценной семьи.

Лена к тому моменту устала слушать сказки пятилетней давности о растущих детях, сложном возрасте и совместном бизнесе супругов, который затрещит по швам и обязательно разрушится. Она бы поставила жирную точку, уже была к этому готова, если бы не беременность, которую никто не ждал, и она, конечно, сдалась, по-бабски обмякла, притворилась, что никого, кроме их двоих нет, и окунулась в ожидание, наслаждаясь самым лучшим в жизни любой женщины периодом.

Родителям она явила Виталика как будущего мужа в комплекте со своей трехмесячной беременностью и очень обрадовала. В их голове, конечно, зрел другой сценарий, но сейчас они были рады любому, даже без многолюдной свадьбы, глупых конкурсов и танцующей родни. Только бы дочка наконец была счастлива. Отец тогда дохаживал последние месяцы своего неведения, и все успели насладиться особенностью момента, порадоваться за дочку, согласившись на то, что со свадьбой, даже самой скромной, придется пока повременить.

Виталик им очень понравился: умный, красивый, надежный, а большего за выходные и не рассмотреть. Самое то, чтобы успокоить бдительность родителей и дать им то, о чем они так мечтали. Проведя какие-то подсчеты и погадав на кофе, мама решила, что это будет девочка, и в этом не ошиблась. Уехали они с Виталиком счастливые, нагруженные солениями и вареньем, долго махали родителям, стоящим на перроне, но у Лены все же предательски ныла душа, сопротивляясь лжи. Все было на самом деле сплошным обманом с самого начала, но родителей она бы ни за что не посмела огорчить. Очень Лена радовалась, узнав, что отец так и ушел, не успев огорчиться за нее – был хотя бы счастлив в своей уверенности в дочкином счастливом семейном будущем.

Свою работу Лена не любила. Она вообще считала, что тем, кто ее любит, очень в жизни повезло. Работа для нее была всего лишь работой, средством для получения денег, а вот все эти «работа как дом», «коллектив – это семья», «согласна жить на работе» не понимала. Была у нее подружка Лилька еще со школьных лет. Не имея в семье ни одного врача, она мечтала о медицинском лет, наверное, с десяти. И никогда ей не хотелось развернуть все на сто восемьдесят градусов и стать экскурсоводом или балериной, например. Она твердо знала, чего хочет, и добилась все-таки своего. Лена Лилькой по-дружески очень восхищалась, где-то даже завидовала, видя, как она несет в левой руке сумку, а в правой – идеально отглаженный белый халат, собираясь в городскую поликлинику на практику. И никаких тебе «фу» от вида крови или брезгливости от чужих запахов – только радость и абсолютное счастье.

Лена пошла на экономический факультет, потому что всегда училась ровно, на твердые четверки. Никаких талантов за время учебы в школе у нее так и не открылось, дарований не выявилось, и она пошла туда, где надеялась найти впоследствии работу. С этим она не прогадала, но грешок свой знала – была немного с ленцой, «Лена с ленцой», – и потому много не зарабатывала, к большему не стремилась. На квартиру в чужом городе она бы не заработала, а так ей хватало и на тряпочки, и на летний отдых, и на кофе с подружками.

Теперь ей пришлось бы думать не только о себе, и это было волнительно, даже тревожно. Не особо полагаясь на Виталика, она сделала шаг и позвонила приятельнице. Та подкидывала ей время от времени подработку. Решив, на то время, когда она еще может работать, соорудить себе подушку безопасности, Лена стала вести документацию одного, а потом и еще двух ресторанчиков, тихо, но верно скопила определенную сумму до родов. Государство ей, как матери-одиночке, тоже обещало поддержку, и она решила, что будет продолжать работать дома, как только встанет на ноги после кесарева. Возрастной первородящей другого варианта и не предложили. Лена даже обрадовалась, вспомнив, как одна подружка назвала такие роды «королевскими»: «А что? Проснешься – и вот тебе ребенок!». Лена поверила – другого выхода не было.

Виталик, как детская желтая резиновая игрушка, всю беременность болтался от одного берега к другому. Приносил фрукты, любимые Леной вкусности, купил даже коляску и два раза с осторожностью сопроводил Лену на УЗИ, но все же решения никакого не принял. Лена уже и не ждала. По мере увеличения живота уменьшалась ее давняя привязанность к отцу ее ребенка, росло равнодушие и крепло разочарование. Теперь ее волновала жизнь другого существа, который толкался в ее животе и вел с ней непрекращающийся разговор в течение суток. Теперь настоящим было только это – она и ее живот, хрупкий сосуд, в котором живет младенец.

Все, что нужно, она подготовила: приданное для ребенка, документы из женской консультации, внесла все важные контакты в ноутбук, которые позволят ей в дальнейшем работать дистанционно, и сразу после выхода в декрет засобиралась в путь, к родителям. Рожать собиралась только дома, ожидая помощи от мамы хотя бы в первые месяцы после рождения дочки. Отсутствие Виталика решила объяснить тем, что он пока будет приезжать к ним время от времени, потому что не может бросить работу, а там решат, что делать дальше. Все выглядело вполне убедительно, и Лена собой осталась довольна. Она действительно видела его наездами, раз в месяц или два, но потом, когда все закрутилось-завертелось с отцом и с оцепеневшей от горя матерью, о Виталике она почти не вспоминала, гораздо больше радовалась Лильке, готовой погулять с дочкой и дать Лене возможность поспать.

Квартирный вопрос решили легко. У родителей, помимо двухкомнатной квартиры, где прошло все детство Елены, была еще обычная однокомнатная «хрущевка». Их «двушка» по сравнению с этим пространством выглядела удобным и комфортабельным жильем. Еще бы! Она была оснащена просторной кухней, если проводить сравнение с шести метрами в «однушке», раздельными комнатами и двумя балконами, где можно было выстроить отдельную комнатушку, место для отдыха, хранилище ненужных и вышедших из употребления вещей – все, что угодно, в зависимости от замысла хозяев. Ничуточки не засомневавшись, еще до приезда Лены с приподнятым до носа животом родители по своей доброй воле перебрались в однокомнатную квартиру, а двухкомнатное жилье уступили дочери и ее будущему семейству. Разговора о том, насколько долго Лена с малышкой пробудут в родном городе, еще не заводили, но по настроению поняли: дочка не прочь бы задержаться на год точно.

Отец, еще не знавший, что жить ему осталось несколько месяцев, похудел и ослаб, но хлопотал в связи с переездом: переклеил обои в комнатах, обсудив это, конечно, прежде с Леной, покрасил детскую кроватку, подаренную родней, освежил ремонт, освободил балконы и выглядел очень довольным, предпочитая, как всегда, не обращать внимания на свое самочувствие. Одна комната, справа от входа, маленькая, должна была стать детской, вторая – спальней и одновременно гостиной. Лена решила кровать себе не покупать, зато приобрела удобный большой диван, на котором и спала весь свой первый год жизни вместе с мамой Лиза. Когда приезжал Виталик, малышка устраивалась между родителями, и на каждую попытку отнести ее в кровать отвечала оглушительным ревом. Уставшая Лена – ребенок не давал ей покоя ни днем, ни ночью, плохо спал, но хорошо, к счастью, ел – стала думать, что девочка гораздо умнее, чем хочет казаться. Крик начинался не сразу, а только тогда, когда Лена в полузабытьи добиралась до своего дивана и доносила голову до подушки. И тогда она шла обратно, пыталась успокоить и перехитрить будто бы уснувшего ребенка еще пару раз, а потом сдавалась и дочку в детскую больше не относила. Иногда по утрам Лена просыпалась от того, что ее будило какое-то движение рядом, громко стучали ножки, шевелились ручки, пухлые, будто перевязанные ниточкой, с интересом смотрели карие глаза, изучающие мать, лежащую рядом: кто ты такая, уставшая и некрасивая женщина? Лена в свою очередь думала о другом: что ты от меня хочешь? Ну чего тебе еще надо? Почему ты не спишь и издеваешься надо мной?!? Ты сухая и сытая – чего тебе еще?!?

Однажды ночью, провалившись на час или два, она увидела странный сон: она и ее ребенок – часть какого-то чудовищного эксперимента на выживаемость. Они живут не дома, а в какой-то лаборатории, обустроенной под обычное жилье, и со всех зеркал, обычных розеток, с экрана телевизора, из звучащего на кухне радио доносятся сигналы тревоги, мешающие ее дочке спать. Малышка просыпается, требовательно зовет мать, уверенная, что ее бросили, девочка делает это не по собственному желанию, а потому что на нее так воздействуют. Замысел очень прост: определить, насколько адекватно и разумно может мыслить человек, лишенный сна, какова граница материнской любви. Отряхнувшись от дурного сна, Лена со страхом оглядела свое жилье, прижала к себе дочку, поцеловала в обе щеки и сказала не раздумывая: «Ты ни в чем не виновата, Лизок, мама тебя очень любит».

Лилька являлась регулярно, пару раз в неделю. Усталость подруги не могла от нее скрыться, и она предложила как-нибудь в воскресенье погулять, взять с собой малышку, съездить в центр, поесть пиццу и просто побыть среди других людей. Лена должна знать, что есть и другая жизнь, кроме той, что живет молодая мать. Лене не хотелось огорчать Лильку, подругу она от всего сердца поблагодарила, но та прогулка не принесла ей никакой радости. Все с точностью до наоборот: она чувствовала себя уставшей и некрасивой, ей казалось, что все только и делают, что рассматривают ее старую одежду, непрокрашенные корни волос и отекшее лицо. Гораздо лучше было бы поспать часок-другой в одиночестве, поручив малышку активной подруге.

Лилька дурочкой не была – это точно. Когда в жизни Лены стал происходить весь этот кошмар (ушел «ублюдок», умер отец и заболела мать), Лиля нашла Лене отличную, хотя и временную, няню. Ее медсестра, девушка ответственная и серьезная, отчаянно нуждалась в деньгах, снимая жилье и получая скромную зарплату. Вот эта самая Даша за очень небольшую сумму согласилась присматривать за Лизой по мере надобности. Другого выхода у Лены не было, а девочка и ей, и Лизе очень понравилась, так что Лилька все-таки очень помогла. Для этого и нужны настоящие подруги.

Узнав, что на самом деле происходит с отцом и, понимая, как тяжело маме, Лена старалась ее своими заботами не обременять. К ее приходу Лена приводила себя в божеский вид, проветривала квартиру, что-нибудь готовила и убирала с глаз долой неглаженное белье. Все у нас хорошо, мама, волноваться не стоит. А как у тебя с деньгами, дочка? С деньгами тоже все хорошо, я получила детские, и Виталик перечислил на карту. Ты лучше расскажи, как на самом деле чувствует себя папа!

Виталик, конечно, присылал, но мало и нерегулярно. Вообще он был мастер на бесполезные и дорогие подарки. Однажды явился на выходные… с качелями! Лена обрадовалась бы упаковке с подгузниками гораздо больше, но он уже раздумывал, куда бы приспособить качели получше, в то время как дочка едва научилась ползать.

Теперь прежних праздничных отношений не получалось. Лена встречала Виталика в домашней одежде, от нее пахло молоком и детской отрыжкой. Всучив дочку отцу, она металась по комнате в поисках нужных ползунков или летела на кухню мыть посуду, но гораздо чаще просила отца погулять с Лизой.

Виталик детей любил. Его сыновья, уже подростки, приносили домой только недовольство и нежелание общаться с родителями. Малышка щедро одаривала лаской: льнула к отцу, с интересом рассматривала его лицо, хваталась за крупный нос, за короткие волосы, произносила смешные звуки, хохотала от щекоток и прикосновений, строила забавные рожицы. Но он не видел прежнюю Лену, и это его очень огорчало.

Помощи Лена не требовала, с деньгами действительно пока справлялась сама, но он понимал, что от него ждут большего – больше, чем он мог и готов был дать. Теперь его вело сюда скорее чувство долга, некоторая вина, но и привязанность к малышке, конечно, тоже. Придумывать повод для поездок становилось с каждым разом все сложнее, и он стал приезжать реже, чаще отправлять небольшие суммы и объяснять свое отсутствие проблемами на работе.

Лена так переживала за сердечко малышки, так разрывалась между родителями и дочерью, что на Виталика даже не обижалась. Наверное потому, что и надежд особых не возлагала. В конце концов, она всегда знала что, решившись на такое, может рассчитывать только на себя.