Читать книгу Финеас Финн - Энтони Троллоп - Страница 10

В тот вечер министры уходящего кабинета отчитывались палате лордов и палате общин. Поскольку нас в данный момент интересует палата общин, мы ограничимся обзором происходившего в ней и сделаем это тем охотнее, что суть сказанного в обоих случаях была одинакова. Покидающие свои посты министры говорили чрезвычайно серьезно, с величайшей учтивостью и не забывая превозносить себя до небес. Мы можем смело сказать, что человеку, не знакомому с парламентскими обыкновениями, было бы нелегко уразуметь, отчего мистер Добени столь любезен после поражения, если был так язвителен до него. Он объявил коллегам, что его досточтимый друг и соратник лорд де Террьер счел за лучшее покинуть свой пост. По решению палаты общин, как предусмотрено конституцией, лорд де Террьер подал в отставку, и королева милостиво ее приняла. Мистер Добени мог лишь сообщить: ее величество пожелала, чтобы завтра в одиннадцать к ней прибыл мистер Майлдмэй – и тот, насколько было известно мистеру Добени, явится в назначенный час. Лорд де Террьер счел своим долгом порекомендовать Ее величеству послать за этим достойным джентльменом. Такова была суть речи, произнесенной мистером Добени. Далее он в самых мягких, благожелательных и вкрадчивых выражениях дал понять, что если бы палата общин сочла возможным продлить пребывание его партии на правительственных скамьях на месяц-другой, то его партия оправдала бы все возложенные на нее ожидания, а также заверил, что его единомышленники никогда не станут никого обвинять, преследовать или иным образом подражать своим воинственным оппонентам, но, как и до сих пор, намерены быть кроткими аки голуби и мудрыми аки змеи. Все эти фразы, однако, джентльмены по обе стороны зала воспринимали без всякого интереса – как риторические упражнения. Важно было лишь то, что лорд де Террьер подал в отставку, а мистеру Майлдмэю повелели явиться в Виндзорский замок.

Королева послала за последним по рекомендации лорда де Террьера. При этом и сам лорд де Террьер, и его ближайший сподвижник в течение последних трех дней употребили все свое красноречие, стараясь убедить соотечественников, что никогда еще правительство не пытался возглавить менее подходящий кандидат! Не было таких грехов, которых они ни приписывали бы мистеру Майлдмэю, – и тем не менее, едва обнаружив, что не могут удержать власть, они посоветовали королеве передать ее тому, кого называли некомпетентным политиком, разваливающим страну! Мы не видим тут ничего удивительного, потому что привыкли, но сторонних наблюдателей это, без сомнения, должно поражать. Ничего подобного до сих пор не существует ни в одной стране мира – нигде политика не превратилась в такую доброжелательную, исполненную приязни к оппоненту и одновременно яростную борьбу за первенство. Лидеры наших двух партий относятся друг к другу, как двое боксеров на ринге, которые раз в два года отправляют друг друга в нокаут за чемпионский пояс и пятьсот фунтов каждому. Как они бросаются друг на друга, нанося удары! Будто желают убить! И все же никого Бирмингемский Бантам не уважает так, как Билла Бернса, Забияку из Брайтона, и ни в чьем обществе не распивает смесь эля с биттером с таким наслаждением. То же и с мистером Добени и мистером Майлдмэем: в частной жизни первый благоговел перед старшим соперником, а тот никогда не упускал возможности тепло пожать первому руку. В Соединенных Штатах все не так. Там тоже существует политическое соперничество, но оно порождает вражду и в частной жизни. Лидеры тамошних партий поносят друг друга всерьез и проклинают со всей искренностью. Меж тем я сомневаюсь, что мистер Добени дозволил бы волоску упасть с почтенной головы мистера Майлдмэя даже ради того, чтобы гарантировать себе полгода непрерывного пребывания у власти.

Когда мистер Добени закончил, мистер Майлдмэй кратко сообщил залу, что получил повеление ее величества и намерен его исполнить; палата общин должна, разумеется, понять, что он ни в коем случае не осмеливается утверждать, будто королева действительно предложит ему сформировать новый кабинет министров. Но если такого предложения не последует, его обязанность – рекомендовать монарху поручить эту задачу другому кандидату. На этом все, что следовало сказать, было сказано, и депутаты разошлись по своим клубам. Во время речи мистера Добени, однако, до палаты общин долетела весть, которая несколько омрачила настроение иных впечатлительных либералов. Как выяснилось, сэр Эверард Пауэлл был не мертвее выступавшего в тот момент мистера Добени. Обнаружить, что новость, которую вы так усердно распространяли, не соответствует действительности, весьма досадно.

– Но он мертв! – возражал мистер Ратлер.

– Леди Пауэлл заверила меня полчаса назад: сейчас ему куда лучше, чем было последние три месяца, – сказал его собеседник. – Поездка в палату общин пошла ему на пользу.

– В таком случае мы проследим, чтобы он являлся сюда на каждое голосование, – промолвил парламентский организатор.

В следующие пять дней политические круги Лондона положительно лихорадило. Утром в воскресенье стало известно, что мистер Майлдмэй отказался возглавить либеральное правительство. Он, герцог Сент-Банги и мистер Плантагенет Паллизер совещались столь часто и столь долго, что стали почти неразлучны. Мистер Грешем также встречался с мистером Майлдмэем, как и с мистером Монком. В клубах многие утверждали, что с мистером Майлдмэем встречался и мистер Монк; другие яростно это отрицали. Мистер Монк никогда еще входил в правительство и был радикалом, чрезвычайно популярным в народе и представлявшим Поттери-Хамлетс, наиболее радикально настроенный из всех избирательных округов. Всех интересовал вопрос: пожелает ли мистер Майлдмэй с ним объединиться, и те, кто при каждой смене власти привык утверждать, что вот сейчас-то наконец сформировать новое правительство окажется слишком трудно и даже вовсе невозможно, теперь уверяли, что мистер Майлдмэй не сможет добиться успеха ни с мистером Монком, ни без него. Сторонники этой точки зрения разделились на две группы: половина заявляла, что мистер Майлдмэй посылал за мистером Монком, другая – что он этого не делал. Но были и другие – возможно, осведомленные лучше, – кто полагал, что подлинным источником затруднений является мистер Грешем. Тот был готов работать вместе с мистером Майлдмэем – оговорив собственное положение в кабинете министров и участие некоторых своих друзей, но – говорили те джентльмены, которые, как предполагалось, действительно разбирались в деле, – решительно возражал против герцога и мистера Паллизера. Всем, однако, было известно, что и тот и другой мистеру Майлдмэю абсолютно необходимы. А если мистер Грешем останется в оппозиции, то либеральное правительство не протянет и половину сессии! Эти вопросы обсуждались все воскресенье и понедельник, когда лорд де Террьер решительно заявил верхней палате, что ее величество повелела сформировать новое правительство ему. Мистер Добени полудюжиной слов едва слышно и с несвойственной ему скромностью сообщил нижней палате о том же. Мистер Ратлер, мистер Бонтин, мистер Баррингтон Эрл и мистер Лоренс Фицгиббон, вскочив на ноги, поклялись, что такого быть не может. Неужели их законный трофей, добытый их луками и стрелами, будет предательски вырван у них из рук? Лорд де Террьер и мистер Добени не осмелились бы и пытаться, если бы не столкнулись с мистером Грешемом. Такое объединение, заявил Баррингтон Эрл, станет позором для обеих сторон, но докажет, что мистер Грешем лжив, как сам дьявол. Рано утром во вторник, когда стало известно, что этот ужасный человек был в доме лорда де Террьера, Баррингтон Эрл признал, что всегда опасался мистера Грешема. «Я уже много лет чувствую, – сказал Эрл, – что если кто и сможет развалить партию, так это он».

Мистер Грешем и правда встречался с лордом де Террьером, но совершенно безрезультатно. То ли в мистере Грешеме было слишком мало от дьявола, то ли слишком много и он либо посчитал, что лорд де Террьер предложил недостаточно высокую цену, либо вообще не пожелал принимать его даров, но встреча прошла впустую, и во вторник днем королева снова послала за мистером Майлдмэем. В среду утром у тех, кто предрекал непреодолимые трудности, лица сделались совсем скорбными, а трагические пророчества зазвучали особенно триумфально. Положение наконец зашло в тупик: правительство не мог сформировать никто. Рассказывали, будто мистер Майлдмэй упал к ногам ее величества в слезах и умолял освободить его от дальнейшей ответственности. Многим в клубах было якобы доподлинно известно, что королева тем же утром телеграфировала в Германию, прося совета. Находились люди, настроенные так мрачно, что заявляли, мол, если мистер Майлдмэй вдруг не согласится подняться с колен и вновь надеть свои заржавевшие доспехи, у ее величества не будет иного выхода, как прибегнуть к помощи мистера Монка.

– Уж лучше он, чем Грешем, – бросил в сердцах Баррингтон Эрл.

– Я вам скажу, чем все кончится, – произнес Ратлер. – У нас будут и Грешем, и Монк вместе, а нам с вами придется им подчиняться.

Что ответил на такое предсказание мистер Эрл, я на этих страницах привести не осмелюсь.

Однако в среду вечером стало известно, что все улажено, и еще до того, как в четверг собрались обе палаты, места в правительстве были распределены – в действительности или в воображении наблюдателей. Газета «Таймс» во втором выпуске в четверг привела состав кабинета министров, в котором были угаданы четыре поста из четырнадцати. В пятницу та же газета назвала правильно уже десять кандидатов, а также будущих чиновников судебного ведомства – с единственной ошибкой, касавшейся Ирландии, в субботу же был опубликован общий список статс-секретарей, их помощников и вице-президентов – удивительно точный, хотя некоторые должности и перепутались. Правительство было наконец сформировано – именно так, как, по общему мнению, это единственно и могло быть сделано. Никто не удивлялся, а все, что происходило в течение недели, выглядело как обычная в таких случаях процедура. Мистер Майлдмэй стал премьер-министром, мистер Грешем возглавил министерство иностранных дел, мистер Монк – министерство торговли, герцог получил пост лорда – председателя Совета, граф Брентфорд – хранителя печати, а мистер Паллизер – канцлера казначейства. Баррингтон Эрл поднялся на ступеньку вверх и занял должность секретаря в адмиралтействе; вновь попал в адмиралтейство и мистер Бонтин; Лоренс Фицгиббон стал младшим лордом казначейства. Мистер Ратлер, конечно же, был назначен в то же ведомство секретарем. Он был, пожалуй, единственным, в чьей будущей должности никто не сомневался: он действительно смог показать, что как нельзя лучше подходит для этой работы, – да так, что все считали его назначение чем-то само собой разумеющимся. Не уверен, что подобное можно было сказать о ком-либо еще из членов нового правительства.

Во время всех этих перипетий и треволнений Финеас Финн все больше чувствовал, как остается не у дел. Он не был настолько самонадеян, чтобы предположить, будто ему предложат должность, и никогда не намекал на подобное своей доброй подруге леди Лоре. Он еще ни разу не выступал в парламенте. Собственно, к тому моменту, когда было сформировано новое правительство, он провел там от силы две недели. Разумеется, пока ему не на что было надеяться. Тем не менее он чувствовал себя покинутым. Те, кто еще вчера беседовал с ним про голосование, считая его голос не хуже любого другого, теперь не желали обсуждать распределение мест в правительстве. Он не принадлежал к их обществу: не мог быть соперником – не мог ни навредить, ни помочь, а следовательно, не мог и разделить их чувства, будь то радость от успеха или разочарование от неудачи. Больше прочего его раздосадовало, пожалуй, то, что должность – не в кабинете министров, но тем не менее весьма высокую и достойную – предложили мистеру Кеннеди. Тот отказался, что слегка утешило нашего героя, но не до конца.

– Полагаю, дело в том, что у него много денег, – сказал он Фицгиббону.

– Не думаю, – ответил тот. – Его считают неглупым человеком, хоть из него и слова не вытянешь. Быть может, он отказался оттого, что не желал именоваться «достопочтенным» вне палаты общин.

– Я так рада, что мистер Кеннеди отказался, – заметила леди Лора.

– Но почему? Он бы навсегда остался достопочтенным Робертом Кеннеди! – Финеас еще не совсем понимал, отчего именно мистеру Кеннеди досталось бы столь постоянное наименование, тем не менее учился он очень быстро и редко делал ошибки.

– К чему это ему, с его богатством? У него уже есть положение в обществе, и подобные вещи его не заботят. Есть те, кому не следует искать независимости, потому что так они лишают себя возможности принести пользу. Но есть и те немногие, у кого свой путь, и он именно в том, чтобы быть независимым от любой из партий.

– Великий неподвижный Акинетос! Помните, в «Орионе»? [9]

– Мистер Кеннеди не Акинетос.

– Завидное положение он занимает, – язвительно хмыкнул Финеас.

– Да, завидное, – подтвердила леди Лора с полнейшей серьезностью.

Обед в «Морони» состоялся, и Финеас дал ей отчет о встрече с ее братом. Помимо него самого, присутствовало лишь двое других гостей, и оба они были приятелями лорда Чилтерна по скачкам.

– Я пришел первым, – сообщил Финеас, – и он очень удивил меня, сказав, что слышал обо мне от вас.

– Да, я ему рассказывала – и желала, чтобы вы познакомились. Мне хотелось бы, чтобы у него были знакомцы, способные думать не только о лошадях. Ведь у него неплохое образование, и он, несомненно, закончил бы учебу с отличием, если бы не поссорился с руководством колледжа в Оксфорде.

– Он получил ученую степень?

– Увы, его исключили. Нет смысла скрывать правду от друзей, ведь рано или поздно вы бы все равно об этом услышали. Его выгнали за пьянство.

Тут леди Лора разрыдалась. Финеас, усевшись рядом, принялся ее успокаивать и дал слово подружиться с ее братом, если только сможет.

Вскоре мистер Фицгиббон напомнил Финеасу про давешнее обещание – отправиться вместе в Мейо, чтобы помочь вести избирательную кампанию. Финеас не стал отпираться. Поездка заняла всего неделю и была примечательна главным образом тем, что укрепила дружбу между двумя ирландскими депутатами.

– Тысяча в год! – сетовал Лоренс Фицгиббон на жалованье, которое получил. – Разве это много? И теперь каждый, кому я должен хоть шиллинг, явится по мою душу. Ей-богу, мне бы следовало позаботиться о себе и поступить, как Кеннеди.