Читать книгу Финеас Финн - Энтони Троллоп - Страница 7

Да, последуй Финеас совету старого доброго мистера Лоу, ему придется смириться с тем, что он никогда больше не увидит леди Лору Стэндиш! А он был влюблен в нее, и кто знает, быть может, она отвечала ему взаимностью. Направляясь домой от мистера Лоу, жившего на Бедфорд-сквер, Финеас отнюдь не чувствовал себя победителем. Разговор с наставником был куда продолжительнее, чем наш читатель наблюдал в предыдущей главе. Старый адвокат вновь и вновь принимался увещевать своего ученика и добился, что тот, прежде чем откланяться, пообещал всерьез обдумать самоубийственный шаг – сложение с себя полномочий депутата. Какой притчей во языцех он станет, сделав это всего через неделю после избрания! Но план, предложенный мистером Лоу, был именно таков. Если верить его наставлениям, даже единственный год, проведенный среди миазмов палаты общин, мог убить все шансы на успех в юриспруденции. И мистеру Лоу удалось убедить Финеаса в своей правоте, по крайней мере в этом отношении. Таким образом, с одной стороны, имелась профессия, успех в которой был, по заверениям мистера Лоу, вполне достижим, с другой же – парламент, где, как прекрасно знал наш герой, все шансы были против него, несмотря на нынешний мандат. В то, что он не сможет заниматься двумя этими делами – и в первую очередь парламентом – одновременно, Финеас вполне верил. Что же выбрать? Именно этим вопросом он терзался, пока шел с Бедфорд-сквер домой на Грейт-Мальборо-стрит. Так и не сумев найти удовлетворительного ответа, наш герой лег спать в расстроенных чувствах.

Как бы то ни было, в среду ему предстояло быть на ужине у лорда Брентфорда и, чтобы участвовать там в беседе, требовалось присутствовать на дебатах в понедельник и вторник. Возможно, читатель лучше поймет, насколько мучительны были сомнения, терзавшие нашего героя, если узнает, что тот всерьез подумывал вовсе не ходить на дебаты, ведь это могло ослабить его решимость покинуть палату общин. Меж тем нечасто в начале парламентской сессии между партиями возникает столь сильный раздор, чтобы требовалось выносить на голосование ответное обращение к монарху. Обыкновенно лидер оппозиции в самых учтивых выражениях объявляет, что его достопочтенный друг, сидящий напротив на правительственной скамье, был, есть и всегда будет не прав во всем, что думает, говорит или делает в своем официальном качестве, но, поскольку оппозиция никогда не стремилась к бессмысленным спорам, обращение в ответ на вложенную в милостивые уста ее величества формальную речь будет принято без вопросов. На это лидер правящей партии благодарит оппонента за внимание и объясняет собравшимся, как счастлива должна быть страна оттого, что власть не попала в руки столь смехотворно некомпетентной особы, как его достопочтенный друг напротив, затем обращение к монарху благополучно зачитывается среди всеобщего спокойствия. В данном случае, однако, этого не произошло. Мистер Майлдмэй, давний лидер либералов в палате общин, внес поправку к обращению и в очень резких выражениях призвал собравшихся с самого начала сессии продемонстрировать, что в парламент избрано сильное оппозиционное большинство, которое не станет мириться с бездействием находящихся у власти консерваторов. «Я вынужден заключить, – сказал мистер Майлдмэй, – что страна не желает видеть на правительственных местах достопочтенных коллег по другую сторону зала, и потому мой долг сейчас – выступить против». Но если мистер Майлдмэй выразился резко, то читатели могут быть уверены: его последователи использовали выражения куда более сильные. И мистер Добени, лидер палаты общин, представлявший в ней правительство лорда де Террьера, был не таков, чтобы оставить подобные любезности без ответа. И он, и его товарищи не испытывали недостатка в сарказме, даже если им порой не хватало аргументов, и готовы были возместить малое число сторонников многочисленностью словесных уколов. Считается, что сделанный мистером Добени обзор долгой политической карьеры мистера Майлдмэя, демонстрирующий, как последний был сперва жупелом, потом жуликом, а в последнее время окончательно превратился в политический труп, стал едва ли не самой жестокой расправой с оппонентом со времен обсуждения в 1832 году билля о реформе. На протяжении этой речи мистер Майлдмэй сидел, надвинув шляпу глубоко на лоб, и был, как поговаривали после, весьма уязвлен. Выступление мистера Добени, однако, состоялось уже после ужина у лорда Брентфорда, о котором мы должны дать краткий отчет.

Если бы события в парламенте в начале сессии не представляли такого интереса, Финеас, быть может, и удержался бы от посещения, несмотря на все очарование новизны. По правде говоря, слова мистера Лоу произвели на него сильное впечатление. Но наш герой решил, что если уж ему суждено пробыть депутатом всего десять дней, то следует этим воспользоваться и непременно послушать столь жаркие дебаты. О таком он сможет рассказывать через двадцать лет своим детям или через пятьдесят – внукам, но главное – сумеет поддержать разговор с леди Лорой. Потому Финеас сидел в палате общин до часу ночи в понедельник и до двух ночи во вторник, когда было объявлено, что дальнейшие прения отложены до четверга. В четверг мистер Добени готовился произнести свою знаменательную речь, после чего должно было пройти голосование.

Явившись в среду в гостиную леди Лоры, Финеас обнаружил, что остальные гости уже прибыли. Непонятно, чем была вызвана подобная спешка, но, вероятно, каждый, кто интересовался политикой, был до того взволнован, что жаждал говорить и слушать о последних событиях. В эти дни все куда-то торопились; общее ощущение было таково, что нельзя терять ни минуты. В гостиной присутствовали три дамы: леди Лора, мисс Фицгиббон и миссис Бонтин. Последняя была женой джентльмена, который прежде служил в адмиралтействе и теперь существовал в ожидании более высокой должности в новом правительстве, которое, как он надеялся, вскоре будет сформировано. Джентльменов, помимо самого Финеаса, было еще пятеро: мистер Бонтин, мистер Кеннеди, мистер Фицгиббон, Баррингтон Эрл, которого все-таки удалось залучить в гости, хотя леди Лора сомневалась в успехе, и лорд Брентфорд. Финеас быстро сообразил, что все гости-мужчины – депутаты парламента, и сказал себе, что, не будь он одним из них, ему не было бы здесь места.

– Теперь все в сборе, – заметил граф, звоня в колокольчик.

– Надеюсь, я не заставил себя ждать, – сказал Финеас.

– Вовсе нет, – ответила леди Лора. – Не знаю, почему мы в такой ажитации. Какой, по вашему мнению, будет перевес голосов, мистер Финн?

– Полагаю, семнадцать.

– Скорее двадцать два, – возразил мистер Бонтин. – Колклу до того плох, что быть никак не сможет, молодой Рочестер нынче в Вене, Ганнинг из-за чего-то дуется, а Моуди только что потерял старшего сына. Ей-богу, они уговаривают его приехать, хотя Фрэнка Моуди похоронят не раньше пятницы.

– Не верю, – сказал лорд Брентфорд.

– Спросите в Карлтонском клубе, они не станут этого отрицать.

– На такое голосование я пришел бы, даже если бы у меня поумирали все родственники, – вмешался Фицгиббон. – Беднягу Фрэнка Моуди все равно уже не вернешь.

– Но как же правила приличия, мистер Фицгиббон? – спросила леди Лора.

– Полагаю, они давно избавились от подобного вздора, – заметила мисс Фицгиббон. – По мне, так лучше вовсе открыть лицо, чем вечно пререкаться из-за густоты вуали.

Подали ужин. Граф прошел в столовую с мисс Фицгиббон, Баррингтон Эрл повел миссис Бонтин, а мистер Фицгиббон – леди Лору.

– Четыре фунта против двух, что перевес будет больше девятнадцати, – сказал мистер Бонтин, проходя в дверь гостиной. Замечание, по-видимому, было адресовано мистеру Кеннеди, поэтому Финеас промолчал.

– Осмелюсь предположить, так и случится, – ответил Кеннеди, – но я никогда не бьюсь об заклад.

– Но, надеюсь, хоть иногда голосуете? – спросил Бонтин.

– Время от времени.

«В жизни не встречал человека неприятнее», – решил Финеас, следуя за мистером Кеннеди в столовую. Он заметил, что в гостиной тот стоял очень близко к леди Лоре и она сказала ему несколько слов. Укрепившись в своей неприязни к мистеру Кеннеди, наш герой, вероятно, был бы не в духе на протяжении всего ужина, если бы леди Лора не позвала его сесть слева от себя. Это было очень великодушно с ее стороны, тем более что мистер Кеннеди, помявшись, готовился обосноваться именно там. Теперь Финеас и мистер Кеннеди оказались соседями, но наш герой занимал более почетное место.

– Полагаю, вы не будете говорить во время прений? – спросила леди Лора.

– Кто? Я? Ну что вы! Во-первых, мне не дали бы слова, а во‑вторых, я бы ни за что не решился выступить впервые в подобной ситуации. Не уверен, что мне вообще когда-либо удастся это сделать.

– Разумеется, удастся. Такой человек, как вы, непременно добьется успеха в палате общин. Однако насчет государственной службы для вас я имею некоторые сомнения.

– Мне хотелось бы попробовать.

– Думаю, такой шанс у вас будет – если только захотите. Начав так рано, на правильной стороне и к тому же, если мне будет позволено так выразиться, в правильном окружении, должность вы получите, в этом я уверена. Не знаю только, будете ли вы достаточно сговорчивы. Вы ведь не сможете сразу занять пост премьер-министра.

– Да, это я уже успел понять, – сказал Финеас.

– То-то же. Если не будете забывать об этой мелочи, достигнете со временем любых высот. Видите ли, Питт стал премьер-министром в двадцать четыре года, и его пример сбил с пути половину наших молодых политиков.

– Только не меня, леди Лора.

– Насколько я могу судить, управление государством – дело нетрудное. Нужно уметь говорить с палатой общин – так же, как мы говорим со слугами, всегда сохранять самообладание и иметь большое терпение. Я видела премьер-министров, и они не показались мне умнее обычных людей.

– Я бы сказал, в правительстве, как правило, можно найти одного-двух человек, не лишенных способностей.

– Да, не лишенных. Взять хоть мистера Майлдмэя. Он отнюдь не гениален – и никогда не был. Не блистает красноречием и, насколько мне известно, не создал ничего оригинального. Но он всегда был стойким, порядочным, упорным человеком, и к тому же обстоятельства облегчили ему путь в политику.

– Но подумайте о тех важнейших вопросах, которые ему пришлось решать!

– И он решал их с успехом – если верить его партии, или без оного – если верить оппонентам. Политика на высоком посту всегда будут поддерживать – и всегда будут критиковать, а раз так, то не стоит ему и тревожиться о правильности своих решений. Для блага страны нужно лишь иметь в подчинении тех, кто знает свое дело.

– Похоже, вы весьма низкого мнения о профессии политика.

– Напротив – самого высокого. Несомненно, лучше заниматься отменой несправедливых законов, чем защитой преступников. Впрочем, это слова папаˊ, не мои. Папаˊ еще ни разу не удалось войти в правительство, и потому он настроен несколько скептически.

– Полагаю, он совершенно прав, – внушительно произнес Баррингтон Эрл – так внушительно, что за столом все примолкли.

– Сейчас я, однако, не вижу необходимости в столь яростном противостоянии, – заметил лорд Брентфорд.

– Должен признаться, я вижу. Лорд де Террьер вступил в должность, зная, что он в меньшинстве. Когда он пришел, у нас был верный перевес почти в тридцать человек.

– В таком случае уходить было слабостью с вашей стороны, – сказала мисс Фицгиббон.

– Ничего подобного, – запротестовал Баррингтон Эрл. – Мы не могли полагаться на своих депутатов и были вынуждены уйти. Мы не знали, чего ждать: иные из них могли переметнуться к лорду де Террьеру, и тогда нам пришлось бы признать свое поражение.

– Вы и потерпели поражение, – возразила мисс Фицгиббон.

– Тогда почему лорд де Террьер распустил парламент?

– Премьер-министр поступил правильно, – сказал лорд Брентфорд. – Он должен был сделать это ради королевы. Это был его единственный шанс.

– Именно так. Как вы сказали, его единственный шанс – и его право. Само пребывание у власти даст ему около десятка голосов, и если он думает, будто у него есть надежда, пусть попробует. Мы утверждаем, что он обречен, и ему это было известно с самого начала. Если он не мог сладить с предыдущим составом палаты, то уж точно не сладит и с новым. В феврале мы позволили ему действовать по своему усмотрению. Прошлым летом мы потерпели неудачу, и он был волен работать дальше. Но у него не получилось.

– Должна сказать, я тоже считаю, что он был прав, распустив парламент, – заметила леди Лора.

– А мы правы, заставляя его сразу же столкнуться с последствиями. Из-за роспуска он потерял девять мест. Посмотрите на Лофшейн.

– Да, посмотрите на Лофшейн, – кивнула мисс Фицгиббон. – Хотя бы там страна что-то выиграла.

– Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, мистер Финн, – сказал граф.

– Что же будет с беднягой Джорджем? – спросил мистер Фицгиббон. – Кто-нибудь знает, где он сейчас? Джордж был неплохим малым.

– Роби считал его весьма плохим малым, – возразил мистер Бонтин. – Клялся и божился, что пытаться его поймать – совершенно безнадежная затея.

Тут нам следует объяснить читателю, что мистер Роби был широко известным членом консервативной партии, который в течение многих лет исполнял обязанности парламентского организатора при мистере Добени, а теперь занимал высокий пост министра финансов. Таким образом, именно ему приходилось добиваться присутствия означенного депутата в палате общин.

– Я совершенно убежден, – продолжал мистер Бонтин, – что Роби рад-радехонек избавиться от Джорджа Морриса.

– Если бы местом в парламенте можно было поделиться, я отдал бы ему половину своего – по старой дружбе, – сказал Лоренс Фицгиббон.

– Только не на завтрашнее заседание! – вмешался Баррингтон Эрл. – Завтра будет не до шуток. Ей-богу, я не смогу их упрекнуть, если они притащат старика Моуди. Все личные соображения должны отступить. Что до Ганнинга, я заставил бы его прийти – или объясниться.

– Что же, у нас не будет отступников, Баррингтон? – спросила леди Лора.

– Не буду хвастаться, но мне кажется, что краснеть нам не придется. Сэра Эверарда Пауэлла так скрутила подагра, что он не хочет показываться никому на глаза, но Ратлер говорит, что доставит и его.

Мистер Ратлер был в ту пору парламентским организатором либералов.

– Бедняга! – воскликнула мисс Фицгиббон.

– Хуже всего то, что во время приступов он орет как резаный, – заметил мистер Бонтин.

– И вы хотите сказать, что приведете его в лобби для голосования? [5] – поинтересовалась леди Лора.

– Вне всяких сомнений, – подтвердил Баррингтон Эрл. – Почему нет? Если не может голосовать, так нечего занимать место. Но сэр Эверард – человек порядочный, он примет лауданум и приедет в кресле-каталке, если только будет в состоянии.

Разговор на подобные темы продолжался в течение всего ужина и стал еще оживленнее, когда столовую покинули три присутствовавших дамы. Мистер Кеннеди высказался лишь раз, заметив, что, насколько он понимает, большинство в девятнадцать человек ничем не хуже, чем большинство в двадцать. Сказал он это очень мягко и как будто с сомнением; несмотря на такую кротость, на него не замедлил обрушиться Баррингтон Эрл, по мнению которого подобное малодушие было позором для либерального парламентария. Финеас немедленно ощутил презрение к мистеру Кеннеди за недостаточное рвение.

– Если мы хотим нанести им поражение, пусть оно будет сокрушительным, – сказал Финеас.

– Да, чтобы ни у кого не осталось сомнений, – согласился Баррингтон Эрл.

– Пусть проголосует каждый, у кого есть мандат, – вставил Бонтин.

– Бедный сэр Эверард! – сказал лорд Брентфорд. – Его это, без сомнения, убьет, но, по крайней мере, округ останется за нами.

– О да, Лланруст останется за нами, – подтвердил Баррингтон, в своем энтузиазме не уловивший мрачной иронии лорда Брентфорда.

После ужина Финеас поднялся ненадолго в гостиную, страстно желая поговорить еще с леди Лорой – он и сам не знал о чем. Мистер Кеннеди и мистер Бонтин вышли из столовой раньше, и Финеас снова обнаружил первого стоящим за плечом хозяйки. Неужели?.. Мистер Кеннеди был холост, обладал огромным состоянием, великолепным имением и местом в парламенте, и ему было не больше сорока. Ничто не могло помешать ему просить руки леди Лоры – кроме, разве что, недостаточного количества слов в его распоряжении. Но неужели такая женщина из-за богатства и имения польстится на мистера Кеннеди, который не мог связать двух слов, не имел ни одной собственной мысли и едва походил на джентльмена? Так говорил себе Финеас. На самом деле, впрочем, мистер Кеннеди, хоть и не обладал ни привлекательной наружностью, ни какими-либо заслуживающими внимания чертами, всегда держался как джентльмен. Что до самого Финеаса, тот был ростом шесть футов и весьма хорош собою, с ярко-голубыми глазами, каштановыми волнистыми волосами и светлой шелковистой бородкой. Миссис Лоу не раз говорила мужу, что его ученик уж слишком красив – не к добру. Мистер Лоу возражал, что молодой Финн будто и не понимает своих преимуществ в этом отношении. «Скоро поймет, – отвечала миссис Лоу. – Найдется женщина, которая ему объяснит, и это его испортит». Не думаю, что Финеас в ту пору уже научился полагаться на свою привлекательность, однако ему казалось, что мистер Кеннеди заслуживает презрения леди Лоры Стэндиш хотя бы потому, что дурен собой. Да, она должна была презирать его! Неужто женщина, столь полная жизни, готова мириться с мужчиной, в котором жизни, казалось, не было вовсе? Но почему тогда он здесь и почему ему дозволяется стоять у нее за плечом? Финеас Финн начинал чувствовать себя уязвленным.

Впрочем, леди Лора умела мгновенно рассеивать подобные чувства. Она уже сделала это в столовой, пригласив его сесть рядом с собой в обход соперника, и сделала это снова, оставив мистера Кеннеди и приблизившись к Финеасу, который с угрюмым видом расположился поодаль.

– Вы, конечно, будете в клубе в пятницу утром после голосования, – сказала она.

– Без сомнения.

– Приходите после ко мне и расскажите, что думаете и как вам показалась речь мистера Добени. До четырех в парламенте ничего не случится, так что у вас будет время.

– Непременно приду.

– Я просила зайти и мистера Кеннеди, и мистера Фицгиббона. Мне не терпится услышать разные мнения. Вы, верное, знаете, что папаˊ должно достаться место в правительстве, если оно сменится.

– Вот как?

– О да! Придете?

– Конечно, приду. Но вы ожидаете мнения от мистера Кеннеди?

– Да, ожидаю. Вы еще совсем его не знаете. Учтите также, что со мной он будет более словоохотлив, чем с вами. Он немного тугодум, в отличие от вас, и у него нет вашей пылкости, но мнения имеются, и не лишенные здравого смысла.

Финеас почувствовал в словах леди Лоры легкий упрек за неуважительную манеру, в которой говорил о мистере Кеннеди. Ему стало ясно, что он выдал себя, показав, что раздосадован, и что она увидела и поняла его обиду.

– Я и правда его совсем не знаю, – сказал он, стараясь загладить свою ошибку.

– Да, пока что. Но я надеюсь, вы познакомитесь с ним ближе, ведь он достоин уважения, а знакомство с ним может принести пользу.

– Не знаю насчет пользы, но уважать его я постараюсь, если вы этого желаете.

– Я желаю и того и другого. Но всему свое время. В начале осени в Лохлинтере, вероятно, соберутся самые достойные виги-либералы – я имею в виду тех, которые преданы идее и при этом могут называться джентльменами. Если это случится, мне бы очень хотелось видеть там вас. Никому не говорите, но мистер Кеннеди только что обмолвился об этом, беседуя с папаˊ, а его слово много значит! Что ж, спокойной ночи – и не забудьте прийти в пятницу. Вы сейчас, конечно, отправитесь в клуб. Вот в чем я завидую вам, мужчинам, – еще больше, чем из-за парламента. Хотя мне кажется, что жизнь женщины и вполовину не так полна, как мужская, потому что мы не можем стать депутатами.

Откланявшись, Финеас направился на Пэлл-Мэлл вместе с Лоренсом Фицгиббоном. Он предпочел бы прогуляться один, но не смог отделаться от своего общительного земляка. Ему хотелось обдумать все, что произошло за вечер, и, несмотря на болтовню приятеля, именно этим он и был занят. Леди Лора в первую их встречу после его возвращения в Лондон сказала, что ее отцу не терпится поздравить его с победой, но граф об этом ни словом не обмолвился. Он был любезен, как подобает хозяину, но не проявил к Финеасу никакого особого внимания. А еще этот мистер Кеннеди! К нему в Лохлинтер наш герой не собирался ехать ни в каком случае, даже ради спасения либеральной партии. Финеас сказал себе, что есть вещи, на которые идти нельзя. Но даже не будучи полностью удовлетворен сегодняшним вечером на Портман-сквер, он, идя рядом с Фицгиббоном, чувствовал: советами мистера и миссис Лоу следовало пренебречь. Согласившись баллотироваться от Лофшейна, он бросил жребий и теперь должен принять то, что ему выпадет.

– Финн, старина, да вы меня совсем не слушаете, – сказал Лоренс Фицгиббон.

– Слушаю каждое слово! – возразил Финеас.

– А если мне снова придется поехать в свой округ в эту сессию, вы поедете со мной?

– Поеду по возможности.

– Вот это я понимаю! А я, в свою очередь, надеюсь, что и вам выпадет шанс получить должность. Без награды за свои труды – какой смысл менять правительство?