Читать книгу Финеас Финн - Энтони Троллоп - Страница 4

По дороге в Лондон Финеас был погружен в серьезные и даже мрачные размышления. Увы, я принужден разочаровать читательниц: в этих размышлениях почти не было места Мэри Флад Джонс. Наш герой, однако, бережно хранил полученный локон, готовый извлечь его для любовного поклонения, когда не будет занят государственными делами. Но не ждет ли его фиаско на том поприще, куда он так смело ступил? Он говорил себе, что шансы на успех от силы один к двадцати. Теперь, когда перспектива стала ближе, трудности казались внушительнее, а вознаграждение – все более ничтожным, недосягаемым, призрачным. Скольким депутатам так и не представилась возможность выступить с трибуны! Сколько из тех, кто выступал, провалились! И сколько таких, кто показал себя достойно, но не смог обеспечить себе будущее! Финеас знал не одного парламентария, прозябавшего в безвестности и не снискавшего почета, и, пока он размышлял над этим, ему показалось, что депутаты от Ирландии вызывают обыкновенно меньше интереса, чем прочие. Он вспомнил мистера O’Б—, O’К— и O’Д—, которые были для всех пустым местом: им едва удавалось сыскать себе компанию для обеда в клубе. И при этом они были настоящими членами парламента! Чем же он сам лучше O’Б—, или O’К—, или O’Д—? И что ему делать, чтобы его не постигла та же участь? Некоторое представление о том, в чем надлежит превзойти этих джентльменов, у него было. Никто из них, на его взгляд, не пекся о благе страны, в то время как Финеас в этом отношении был настроен весьма серьезно. Он станет трудиться честно и на совесть, стремясь как можно лучше исполнить свой долг, а дальше будь что будет. Это было благородное решение, и Финеас мог бы им удовлетвориться, если бы не помнил усмешку на лице своего друга Эрла, когда заявил, что полагает долгом в меру своих либеральных убеждений служить стране, а не просто поддерживать партию. O’Б—, O’К— и O’Д— делали последнее не без энтузиазма, лишь немного путаясь порой, к которой из партий в данный момент принадлежат. Финеас знал, что Эрл со товарищи будут презирать его, если он не пойдет по привычной колее, – и что ему останется без их одобрения?

Мрачное настроение Финеаса несколько рассеялось, когда на борту парохода, выходящего из гавани Кингстона, он обнаружил достопочтенного Лоренса Фицгиббона, своего доброго друга и весьма неглупого человека, который ездил проводить избирательную кампанию и ожидаемо был вновь переизбран в парламент от графства, принадлежащего его отцу. Лоренс Фицгиббон заседал в палате общин уже пятнадцать лет, но при этом был еще довольно молод. То был человек из совсем другого теста, чем упомянутые O’Б—, O’К— и O’Д—. Лоренсу Фицгиббону, когда он выступал, всегда удавалось завладеть вниманием зала, и его друзья неизменно говорили, что он мог бы давно занять какой-нибудь высокий пост, если бы только дал себе труд работать. Он был желанным гостем в лучших домах, и дружбы с ним искали. Для Финеаса знакомство с ним вот уже два года составляло предмет особой гордости. Тем не менее про мистера Фицгиббона судачили, что у него ни гроша за душой – бог весть, на что он умудряется жить. Он был младшим сыном лорда Кладдаха, ирландского пэра с многочисленным семейством, который для своего любимого сына Лоренса не мог сделать ничего сверх того, чтобы обеспечить ему место в парламенте.

– Ну что же, Финн, друг мой, – сказал Лоренс на пароходе, пожимая руку молодому депутату, – я слышал, вы преуспели в Лофшейне.

Финеас начал было рассказывать чудесную историю своего избрания: о Джордже Моррисе и графе Тулле, о том, как в Лофшейне ему не нашлось ни одного конкурента, как его поддержали и консерваторы, и либералы, – словом, как весь Лофшейн единодушно доверил представлять себя именно ему, Финеасу Финну. Но мистер Фицгиббон вовсе не был впечатлен и даже заявил, что все это случайности, которые выпадают то так, то этак, без малейшей связи с достоинствами или недостатками кандидата. То, что друг принял его избрание в парламент как нечто само собой разумеющееся, без фанфар и почти без поздравлений, Финеаса изумило и положительно опечалило. Будь он избран в городской совет Лофшейна, а не в британский парламент, Лоренс Фицгиббон и то не мог бы остаться более безучастным. Финеас был разочарован, но слишком быстро уловил настроение друга, чтобы показать свое разочарование. И когда через полчаса пришлось напомнить Фицгиббону, что во время прошлой сессии его собеседник в парламенте не присутствовал, Финеас сумел произнести это с таким же равнодушием, как и сам опытный парламентарий.

– Насколько я могу судить, – заметил Фицгиббон, – семнадцать у нас будет точно.

– Семнадцать? – переспросил Финеас, не совсем понимая, о чем речь.

– Перевес в семнадцать голосов. В четырех ирландских графствах и трех шотландских выборов еще не было, но мы уверены, что везде переизберут нынешних депутатов. Есть сомнения насчет Типперэри – там семь кандидатов, но любой из них будет на нашей стороне. Правительству нас не одолеть. Слишком трудно идти против большинства.

– Полагаю, оно и не должно идти против большинства, это недопустимо.

– Вздор! Когда силы так равны, хороши любые средства. Но им, разумеется, это не нравится. Конечно, некоторые из них жадны до власти не меньше нашего. Дабби отдал бы все пальцы на руках и ногах, чтобы сохранить свое кресло.

Прозвищем «Дабби» и друзья, и враги обычно называли мистера Добени, который в то время возглавлял консервативную партию в палате общин.

– Но большинство из них, – продолжал мистер Фицгиббон, – предпочитают быть по другую сторону, и, надо сказать, это действительно приятнее, когда не слишком нуждаешься в деньгах.

– Но правительство тори для страны ничего не делает.

– Тут ведь, как говорится, что с горы, что под гору. Я еще не видел правительства, которое и вправду хотело бы что-то делать. Будь у них даже подавляющее большинство в парламенте, как было у тори полвека назад, – бьюсь об заклад, они все равно будут бездействовать. Зачем, собственно говоря, «что-то делать», как вы выражаетесь? Это имеет смысл только для тех, кто хочет пробиться во власть.

– Но как же служба государству?

– Государство получает ровно столько службы, сколько готово оплатить, – быть может, даже немного больше. На государство работают клерки в канцеляриях. Министры тоже – если им есть куда приложить свои силы. Множество людей заняты делом, но что касается парламента – по мне, чем меньше там делают, тем лучше. Обычно из этой деятельности мало что выходит, да и то, что выходит, никому не на пользу.

– Но народ…

– Идемте вниз, старина, и пропустим по стаканчику бренди. Народ справится сам. Люди в состоянии позаботиться о себе куда лучше, чем о них заботимся мы.

Представления мистера Фицгиббона о том, что полезно обществу, сильно отличались от представлений Баррингтона Эрла, и понравились новоиспеченному депутату еще меньше. Баррингтон Эрл считал, что внесение изменений в законодательство следует доверить мистеру Майлдмэю, главе партии, в то время как послушная палата общин должна безоговорочно подчиняться своему лидеру и одобрять все его предложения. Однако изменений, по мнению Баррингтона Эрла, требовалось много, и они были чрезвычайно важны: стоило им обрести силу закона, и в Англии постепенно воцарится либеральная утопия, какой еще не видел свет. По мнению же мистера Фицгиббона, никакая утопия не требовалась – все было достаточно хорошо и так, особенно если ему самому вновь досталась бы какая-нибудь полуполитическая должность, которая обеспечивала бы комфорт, принося тысячу фунтов в год и не требуя никакого труда. Он ни в малейшей степени не скрывал своих устремлений и досадовал лишь на перспективу вернуться в свой округ прежде, чем насладится всеми благами, которые сулил ему действительный или ожидаемый перевес в семнадцать голосов [4].

– Мне претят любые перемены, – сказал Фицгиббон, – но, клянусь честью, нам следовало бы изменить хотя бы этот порядок. Человек наконец получает шанс устроиться с удобством, прождав этого годы и, быть может, потратив тысячи фунтов на избирательные кампании, а ему говорят, что нужно переизбраться снова, – и все из-за какого-то обычая, который давно устарел. Взять хоть беднягу Джека Бонда – у меня не было друга лучше, чем он. Выборы сломали ему жизнь! Он потратил все деньги до последнего пенни, трижды подряд баллотируясь от Ромфорда, – и каждый раз попадал в парламент. Потом ему дали должность второго ревизора зернохранилищ, и провалиться мне на этом месте, если Ромфорд не прокатил его на выборах!

– И что с ним стало?

– Бог весть. Я вроде бы слышал, что он женился на старухе и где-то осел. По крайней мере, в парламенте он больше не появлялся. По мне, так это сущее безобразие! Полагаю, в Мейо мне подобное не угрожает – но кто знает, чего ожидать в наши дни!

Прощаясь с приятелем на Юстон-сквер, Финеас с некоторым беспокойством спросил, как надлежит вести себя, в первый раз придя в парламент. Быть может, Лоренс Фицгиббон мог бы помочь ему справиться с церемонией присяги? Тот, однако, не видел никаких причин для беспокойства.

– Просто явитесь туда и увидите целую толпу – сплошь знакомые лица. Придется подождать около часа, пока до вас не дойдет очередь. После всеобщих выборов времени на долгие церемонии не бывает.

Финеас прибыл в Лондон рано утром и отправился домой, чтобы часок вздремнуть. Палата общин собиралась в тот же день, и он жаждал немедленно приступить к своим обязанностям, если найдется кто-нибудь, кто согласится его сопровождать. Он не находил в себе достаточно смелости, чтобы прийти в Вестминстерский дворец в одиночку и объявить полицейскому и привратникам, что он – новый депутат от Лофшейна. Потому около полудня он был в Реформ-клубе, где обнаружил множество людей, среди которых было немало членов парламента. Вскоре его заметил Баррингтон Эрл и подошел поздравить.

– Выходит, у вас все хорошо, Финн, – сказал он.

– Да, все хорошо – я не слишком сомневался в этом, когда уезжал в свой округ.

– Никогда не видел, чтобы кому-то так повезло. Быть может, один раз из дюжины на выборах все складывается так удачно. Кто угодно мог получить там мандат, не потратив ни шиллинга.

Финеасу эти слова совсем не понравились.

– Не думаю, что там избрали бы того, кто не знаком с лордом Туллой, – возразил он.

– Лорд Тулла, дорогой мой, не имеет никакого веса и ничего не мог изменить. Впрочем, неважно. Встретимся в два у входа. Там будет много людей, мы войдем все вместе. Вы уже виделись с Фицгиббоном?

Баррингтон Эрл отошел, а Финна принялись поздравлять другие. Поздравления, впрочем, показались ему не слишком сердечными. Он был вполне уверен, что некоторые из собеседников с радостью отдали бы глаз, чтобы оказаться в парламенте, а между тем они говорили о его успехе как о чем-то весьма заурядном.

– Что ж, сынок, надеюсь, тебе понравится, – сказал один джентльмен средних лет, которого он знал с тех пор, как приехал в Лондон. – Разница в том, чтобы работать даром или работать ради денег. Теперь вам придется работать даром.

– Что ж, выходит, так, – ответил Финеас.

– Палату общин называют неплохим клубом, – заметил его собеседник, – но сам я, признаюсь, не люблю, когда меня отвлекают от обеда.

Ровно в два Финеас был у входа в Вестминстерский дворец, откуда его вместе с толпой других провели в палату общин. Среди собравшихся были люди и пожилые, и молодые, и те, кто не был ни стар, ни юн; никому не оказывалось особого почтения. Несколько раз, когда входил кто-то популярный или занимающий высокий пост, звучали аплодисменты, в целом же происходившее в тот день не слишком ясно запечатлелось в сознании молодого депутата. Он был растерян, наполовину воодушевлен, наполовину разочарован и никак не мог собраться с мыслями. То и дело он принимался жалеть, что вообще здесь оказался, но одновременно не уставал напоминать себе, что двадцати пяти лет от роду, без каких-либо затрат сумел войти в собрание, признаваемое влиятельнейшим в мире, куда, щедро швыряясь деньгами, напрасно пытаются попасть иные обладатели состояний. Финеас всеми силами старался осознать свою удачу, но пыль, шум, столпотворение и отсутствие в происходящем видимых признаков величия едва не лишили его мужества. Тем не менее ему удалось принести присягу раньше прочих, и он услышал, как зачитали тронную речь королевы, а после предложили вынести на голосование ответное обращение, и это решение было поддержано. Финеас сидел не слишком удобно, высоко в задних рядах, между двумя парламентариями, с которыми не был знаком. Речи показались ему весьма продолжительными: он привык читать о них в газете, где все изложение занимало одну колонку, в действительности же каждого выступления хватило бы на добрых четыре. Финеас терпеливо выдержал дискуссию об ответном обращении и дождался конца заседания, после чего ушел ужинать в свой клуб. Он заглянул было в обеденный зал парламента, но там толпились люди, а наш герой не имел компании и, говоря откровенно, смущался делать заказ.

С момента его приезда в Лондон ближе всего к триумфу пока оставалось впечатление, произведенное им на квартирную хозяйку. Эта добрая, по-матерински заботливая женщина, чей супруг был мастером-переписчиком, держала весьма приличный дом на Грейт-Мальборо-стрит. Финеас жил здесь с тех пор, как обосновался в столице, и ходил у хозяйки в любимцах.

– Боже правый, мистер Финеас! – воскликнула она. – Подумать только: вы – член парламента!

– Да, я член парламента, миссис Банс.

– И вы останетесь в тех же комнатах, что и раньше? Я и подумать не могла, что у меня станет квартировать такой человек!

Миссис Банс, похоже, понимала, как важен шаг, предпринятый ее жильцом, и Финеас был ей признателен.