Читать книгу Финеас Финн - Энтони Троллоп - Страница 9

Финеас отправился с Пэлл-Мэлл на Портман-сквер вместе с Лоренсом Фицгиббоном – оба обещали зайти к леди Лоре. На площади Сент-Джеймс, однако, Фицгиббон свернул в Брукс-клуб, и наш герой сел в кэб в одиночестве. «Вам тоже хорошо бы получить членство», – обронил его приятель на прощание, и Финеас сразу почувствовал, как без этого смехотворны его успехи. Конечно, дебаты о политике в Реформ-клубе – неплохое начало, они принесли ему мандат в Лофшейне. Но теперь первый шаг позади и, чтобы двигаться дальше, требуется нечто большее. В Реформ-клубе – говорил он себе – не решалось никаких важных политических вопросов. Клуб не влиял на распределение мест в правительстве или формирование кабинета. Да, в Реформ-клубе можно было подсчитать голоса, но после того, как они подсчитаны, и подсчитаны успешно, именно в Брукс-клубе, как полагал Финеас, раньше всех узнают, к чему этот успех привел. Итак, он должен туда попасть – если только это будет возможно. Фицгиббон был не совсем в том положении, чтобы предлагать его кандидатуру. Возможно, сделать это согласился бы граф Брентфорд.

Леди Лора была дома, а с ней – мистер Кеннеди. Финеас намеревался войти в гостиную как триумфатор: он пришел, чтобы отпраздновать успех их славной партии и вместе с хозяйкой вознести благодарственные гимны, но при виде другого гостя фанфары в его сознании мгновенно смолкли. Почти не раскрывая рта, Финеас подал руку леди Лоре, а затем мистеру Кеннеди, который решил в этот раз оказать ему эту любезность.

– Надеюсь, вы удовлетворены, мистер Финн, – смеясь, сказала леди Лора.

– О да.

– И это все? Я полагала, вы будете на седьмом небе от счастья.

– Бутылка содовой, хотя и бурлит при открытии, через какое-то время выдыхается, леди Лора.

– И вы уже выдохлись?

– Да, во всяком случае, пузырьки уже улеглись. Девятнадцать – это весьма неплохо, но почему мы не получили двадцати одного?

– Мистер Кеннеди как раз говорил, что мы не упустили ни единого голоса. Он только что из Брукс-клуба – там полагают именно так.

Значит, мистер Кеннеди тоже там состоит! В Реформ-клубе определенно думали, что перевес голосов можно было увеличить до двадцати одного, но, как начал догадываться Финеас, в Реформ-клубе ничего толком не знали. Чтобы действительно понимать соотношение политических сил на сегодняшний день, нужно было идти в Брукс-клуб.

– Мистер Кеннеди, должно быть, прав, – сказал он. – В Брукс-клуб я не вхож. Но я говорил не всерьез, леди Лора. Полагаю, дни лорда де Террьера определенно сочтены – вот и все, что нам известно.

– Вероятно, он подал в отставку, – сказал мистер Кеннеди.

– Это то же самое, – бросил Финеас.

– Не совсем, – возразила леди Лора. – Если мистер Майлдмэй откажется, лорд де Террьер по просьбе королевы сможет предпринять еще одну попытку.

– С перевесом в девятнадцать голосов против него! – воскликнул Финеас. – Но ведь мистер Майлдмэй не единственный человек в стране. Есть герцог Сент-Банги, есть мистер Грешем, есть мистер Монк.

Он крепко запомнил все, что слышал в Реформ-клубе.

– Герцог едва ли на такое отважится, – заметил мистер Кеннеди.

– Риск – благородное дело, – сказал Финеас. – Говорят, будто герцог некомпетентен, но разве премьер-министр должен быть гением? Он заседал в обеих палатах не без успеха, он честен и популярен. А я вполне согласен, что в наше время премьер-министру достаточно умеренной честности и неумеренной популярности.

– Значит, вы за герцога? – с улыбкой спросила леди Лора.

– Безусловно – если мистер Майлдмэй нас покинет. Вы со мной не согласны?

– Я не могу сделать выбор так легко, как вы. Я склонна думать, что мистер Майлдмэй все-таки сформирует правительство, а пока существует такая вероятность, о преемнике можно не гадать.

Мистер Кеннеди, на чье присутствие так досадовал Финеас, откланялся, и наш герой остался наедине с леди Лорой.

– Дела идут прекрасно, не правда ли? – начал он, едва помеха была устранена и ему открылось поле для маневра. Увы, будучи еще весьма юн, он не понимал, как следует завоевывать сердце такой женщины, как леди Лора Стэндиш. Он слишком ясно показывал, что наслаждается разговором с ней лишь тогда, когда они остаются наедине. Это могло показаться лестным, будь она уже влюблена в него, но едва ли годилось, чтобы пробудить в ней ответное чувство.

– Мистер Финн, – произнесла она с улыбкой, – вы были нелюбезны с моим другом мистером Кеннеди, хотя, уверена, сами того не желали.

– Кто? Я? Неужто? Заверяю вас, я не имел такого намерения.

– Считай я, что вы его имели, я бы, разумеется, ничего не говорила. Но я позволю себе эту вольность – ибо с моей стороны это вольность…

– Нет-нет!

– Потому что я тревожусь, как бы вы не сделали того, что помешает вашему возвышению.

– Вы слишком добры ко мне, как всегда.

– Я знаю, что вы умны, а ваши побуждения делают вам честь, но я также вижу, что вы несколько несдержанны. Рассердитесь ли вы, если я возьмусь быть вашим ментором? [6]

– Сердиться на вас я не могу, хотя в ваших силах сделать меня очень несчастным.

– Этого я бы не желала. Ментор, как вы знаете, должен быть почтенного возраста, а я бесконечно старше вас.

– Никогда бы не подумал – скорее наоборот. Да нет же, я уверен, что наоборот! – возразил Финеас.

– Я говорю не о годах. Для мужчин и женщин время течет по-разному. Мужчина, например, еще молод в сорок лет, чего нельзя сказать о женщине.

Финеас, вспомнив, что мысленно определил возраст мистера Кеннеди как сорок, нахмурился и принялся раздраженно прохаживаться по комнате.

– И потому, – продолжила леди Лора, – сейчас я говорю с вами так, словно я ваша бабушка.

– Вы можете быть даже прабабушкой, если пожелаете, только, молю, не отказывайте мне в вашей откровенности.

– Тогда вот что: вам следует быть сдержаннее и любезнее – даже с теми, кто вам не по душе. Взять хоть мистера Кеннеди: он может быть вам весьма полезен.

– Но я не хочу, чтобы он был мне полезен!

– Именно это я и называю несдержанностью – или молодостью, мальчишеством, если хотите. Отчего бы мистеру Кеннеди и не оказаться вам полезным? Вы же не собираетесь покорять мир в одиночку?

– Нет. Но мне кажется недостойным искать пользы в знакомствах – в особенности с теми, к кому я чувствую неприязнь.

– И почему же вы чувствуете к нему неприязнь?

– Полагаю, он для меня что-то вроде Сабидия у Марциала [7].

– Он неразговорчив, вот и все, а вы любите людей словоохотливых. Но это лишь причина не сближаться чрезмерно, а совсем не повод для неприязни.

Финеас помедлил: стоило ли задавать вопрос, ответ на который может ему не понравиться?

– А вам мистер Кеннеди по душе? – решился он в конце концов.

Леди Лора тоже замешкалась с ответом, но лишь на секунду:

– Да, полагаю, можно сказать и так.

– И не более?

– Заверяю вас, что не более, хотя, на мой взгляд, и это отнюдь не малость.

– Хотелось бы мне знать, что бы вы ответили, если бы вам задали тот же вопрос обо мне, – проговорил Финеас, отвернувшись и глядя в окно.

– То же самое. Но я бы стала отвечать лишь тому, кто имел бы право спросить. А таких в целом свете, быть может, один или два человека.

– И мне, конечно, не следовало спрашивать о мистере Кеннеди, – сказал Финеас, продолжая глядеть на площадь за окном.

– Этого я не говорила.

– Но я вижу, что вы так думаете.

– Ничего подобного. Я не виню вас за вопрос и была готова ответить. Мистер Кеннеди располагает большими средствами.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Подождите же, пылкий ирландский мальчишка, выслушайте меня.

Такое обращение Финеасу понравилось, и он, подойдя к леди Лоре поближе, уселся так, чтобы видеть ее лицо. В этот момент, с улыбкой на губах, он был очень красив.

– Да, он располагает большими средствами. А поскольку деньги – это власть, он чрезвычайно полезен – в политическом отношении – партии, к которой принадлежит.

– Ах, в политическом!

– Неужто вы хотите сказать, будто политика вас не интересует? Ваш долг – и ради себя, и ради общего дела – быть учтивым с такими людьми, с теми, кто думает, как вы, сидит с вами по одну сторону в парламенте, ходит по одним коридорам и ужинает в одном клубе. Лелеять личные антипатии – удел анахоретов, тех, кто никогда не занимался и не думает заниматься общественной деятельностью. А я-то как раз говорила мистеру Кеннеди, что составила о вас самое хорошее мнение – как о добром либерале, я имею в виду.

– А я все испортил.

– Да, испортили. Разрушили здание, которое я возводила, и теперь мне придется начинать заново.

– Не трудитесь, леди Лора.

– Как раз наоборот. Да, труда потребуется много, действительно много, но я добьюсь своего. Я хочу, что вы были накоротке с мистером Кеннеди, стреляли его дичь, охотились на его оленей и удерживали его на нашей стороне. Будучи его другом, я готова признать, что без подобного влияния он вновь может отколоться от партии.

– Ах, вот как. Понимаю.

– Боюсь, не понимаете совсем, но мой долг – постараться постепенно вам втолковать. Если вы хотите быть моим учеником в политике, вы, во всяком случае, должны быть послушны. В следующий раз, когда встретите мистера Кеннеди, спросите его мнение, а не спешите высказать свое. Он в парламенте уже двенадцать лет и был куда старше вас, когда впервые занял там место.

В этот момент боковая дверь открылась, и в комнату вошел уже знакомый Финеасу господин с рыжими волосами и бородой. Он поколебался мгновение, будто собирался вновь ретироваться, но затем начал перебирать книги и безделушки на столе в другом конце комнаты, будто что-то искал. Его, однако, окликнула леди Лора:

– Освальд, я хочу познакомить тебя с мистером Финном. Мистер Финн, полагаю, вы еще не встречались с моим братом, лордом Чилтерном.

Оба молодых человека, пробормотав что-то, поклонились.

– Не уходи, Освальд. Ты ведь никуда не торопишься. Мистер Финн пришел рассказать нам, кто может стать новым премьер-министром, и был настолько неучтив, что не назвал папаˊ.

– У отца нет никаких шансов, – возразил ее брат.

– Разумеется, – согласилась леди Лора. – Но, надеюсь, мне позволено об этом шутить.

– Полагаю, что он, во всяком случае, войдет в состав кабинета, – заметил Финеас.

– Я ничего не смыслю в политике, – сказал лорд Чилтерн, на что его сестра вздохнула:

– И очень жаль.

– Никогда в ней не разбирался и не буду, как бы ты того ни хотела. По мне, так политика – самое низменное ремесло, и к тому же самое бесчестное, в этом я уверен. Говорят, на скачках полно жуликов – не без этого, но как насчет палаты общин? Не знаю, депутат ли вы, мистер Финн.

– Да, но это не имеет значения.

– Тогда прошу простить меня. Конечно, и там есть честные люди, а вы, без сомнения, один из них.

– Он «сносной нравственности» [8] – пока, – сказала леди Лора.

– Я говорил о тех, кто идет в парламент, чтобы приискать себе место на государственной службе, – пояснил лорд Чилтерн.

– Именно это я и делаю, – ответил Финеас. – Почему не служить Короне? Жалованье достается чиновникам тяжелым трудом.

– Не верю, что большинство из них вообще работает. Впрочем, извините, я не имел в виду вас.

– Мистер Финн политик до мозга костей, так что никогда тебя не простит, – сказала леди Лора.

– Прощу, – заверил тот, – и даже рано или поздно обращу в свою веру. Если лорд Чилтерн действительно пойдет в парламент, леди Лора, он, полагаю, будет на нашей стороне?

– Я никогда не пойду в парламент, как вы выражаетесь, – возразил лорд Чилтерн. – Но скажу вам вот что: буду очень рад, если вы завтра отужинаете со мной в «Морони». Там отлично кормят, и у них лучшее «Шато д’Икем» в Лондоне.

– Соглашайтесь, – шепнула леди Лора. – Вы меня обяжете.

В означенный день Финеас был приглашен на ужин к одному из вице-канцлеров Канцлерского суда – светилу юриспруденции, с которым познакомился через мистера Лоу. Визит должен был стать первым, и Финеас почитал его за великую честь. Миссис Фримантл отправила ему приглашение почти две недели назад; похоже, прием готовился роскошный. Туда мог явиться и лорд-канцлер, который вскоре собирался оставить пост. Финеас считал своим долгом никогда не упускать подобных шансов. Ужин у мистера Фримантла на Итон-плейс, каким бы скучным и утомительным он ни оказался, представлялся ему стократ более привлекательным времяпрепровождением, чем вечер в отеле «Морони» в компании лорда Чилтерна и его приятелей. Каковы бы ни были недостатки нашего героя, он не был склонен к тому, что принято называть легкомыслием, то есть к погоне за мирскими удовольствиями. Он не дал бы и фартинга за пресловутое «Шато д’Икем» или изысканные яства, которые ждали его в «Морони» – знаменитом заведении на улице Сент-Джеймс, и по доброй воле не променял бы на них возможность познакомиться с таким человеком, как лорд Моулс. Он подозревал, что друзья лорда Чилтерна окажутся людьми того сорта, каких он предпочитал избегать. Но просьба леди Лоры перевесила все. Она просила его о любезности, и он уступил – и сделал бы то же, ожидай его к ужину хоть новый премьер-министр. Финеас не успел ответить мгновенно, словно бы совсем не колебался, но после короткой паузы сказал, что будет счастлив отужинать с лордом Чилтерном.

– Отлично, тогда ровно в половине восьмого. И заверяю вас, других членов парламента там не будет.

Тут дворецкий доложил о новых посетителях, и лорд Чилтерн поспешил покинуть комнату. Вошли миссис Бонтин и Лоренс Фицгиббон, потом мистер Бонтин, а за ними мистер Ратлер, парламентский организатор, который очень торопился и не провел в гостиной и минуты; затем явились Баррингтон Эрл и молодой лорд Джеймс Фиц-Говард, младший сын герцога Сент-Банги. Через каких-нибудь полчаса в гостиной леди Лоры собрался весь цвет либеральной партии. Все были в необычайном оживлении от двух громких новостей: мистер Майлдмэй не будет премьер-министром, а сэр Эверард Пауэлл… умер. О мистере Майлдмэе, разумеется, ничего нельзя было сказать с уверенностью. Аудиенция у королевы в Виндзорском замке должна была состояться на следующий день в одиннадцать утра, и едва ли мистер Майлдмэй рассказывал о своих планах кому-либо прежде, чем ее величеству. Было, однако, доподлинно известно, что он просил герцога – так лорд Джеймс называл отца – поехать с ним в Виндзор, чтобы тот был наготове, если понадобится. «Мне сказали об этом дома», – заявил молодой аристократ, только что услышавший новость от сестры, которая, в свою очередь, узнала ее от герцогини. Лорд Джеймс наслаждался вниманием, которое привлек к нему предстоящий визит его отца во дворец. Обстоятельства, таким образом, наводили на мысль, что мистер Майлдмэй отклонит пост, который будет ему предложен. Тем не менее это были лишь догадки – в то время как смерть сэра Эверарда была неоспоримым фактом. Подагра перекинулась в желудок, и все было кончено.

– Да, дьявол меня побери, мертвее некуда, – заявил мистер Ратлер, когда его не могла услышать ни одна из присутствующих дам, и при этом потер руки с видом необыкновенно воодушевленным.

Он и правда был воодушевлен – не оттого, что его старый друг сэр Эверард умер, но от общей суматохи, вызванной трагедией.

– Он напоследок совершил такой добрый поступок, что, верно, отправился прямиком в рай, – сказал Лоренс Фицгиббон.

– Надеюсь, обойдется без коронерского расследования, Ратлер, а то уж и не знаю, как вы отвертитесь, – заметил мистер Бонтин.

– Не вижу поводов для беспокойства, – ответил мистер Ратлер. – Если человек гибнет в бою, командуя полком, все принимают это как нечто естественное. А между тем ни один полковник не совершил подвига, столь же полезного для страны, как голос сэра Эверарда.

Тем не менее предположу, что мистер Ратлер был несколько встревожен возможной шумихой в прессе, если коронерское расследование все-таки начнется.

Леди Лора тем временем отвела Финеаса в сторонку.

– Я так вам признательна, поверьте мне! – сказала она.

– Какие пустяки!

– Пустяки или нет, а я благодарна. Не могу вам объяснить всего сейчас, но мне очень хотелось бы, чтобы вы поближе сошлись с моим братом. Вы можете оказать ему большую услугу – величайшую. Он и вполовину не так плох, как о нем болтают. Во многих отношениях он человек достойный. И очень неглупый.

– Во всяком случае я не стану предполагать в нем плохого или верить слухам.

– Именно так: не верьте о нем дурному. Вы все увидите сами. Я мечтаю дать ему направление в жизни, но мне так трудно на него влиять. Папаˊ с ним не говорит – из-за денег.

– Но лорд Чилтерн дружен с вами.

– Полагаю, он меня любит. Я видела, что вам вовсе не было приятно его приглашение – и у вас, верно, были другие планы?

– Планы всегда можно поменять, если имеются дела важнее.

– Да, именно так. А для вас, получается, важнее было оказать услугу мне?

– Разумеется. Но мне пора идти: Добени будет выступать в четыре, и я ни за что не хочу этого пропустить.

– Быть может, осенью вы согласитесь сопровождать брата за границу? Но это слишком смелая просьба, верно? Во всяком случае пока говорить об этом рано. Идите же! Возможно, мы увидимся в воскресенье, если вы будете в городе.

Финеас отправился в Вестминстерский дворец, полностью поглощенный размышлениями о леди Лоре и лорде Чилтерне. К чему была такая благосклонность с ее стороны и отчего она расточала похвалы мистеру Кеннеди? О ком из них двоих она думала больше? Леди Лора назвалась наставницей Финеаса – его ментором. Значило ли это, что она испытывает к нему те чувства, которые он хотел в ней вызвать? Нет, едва ли. Но кто знает, вдруг ее чувства изменятся? Она не влюблена в него сейчас – этим он похвастать не мог. Но что, если он сумеет внушить ей любовь? Сердце ментора может смягчиться. Мистера Кеннеди, по крайней мере, она не любит – Финеас был в этом совершенно уверен, не видя в ее обращении и намека на нежные чувства. Что до лорда Чилтерна, наш герой решил сделать все, что будет в его силах. О самом аристократе ему было известно лишь то, что тот играет и предается пьянству.