Читать книгу Обручник. Книга третья. Изгой - Евгений Кулькин - Страница 31

Вагин сощурился так, как это мог делать только он, наслоив на веки еще и брови.

– А ты кто, чтобы меня учить? – спросил он Фрикиша.

И тогда тот вынул тот самый мандат.

И Вагин – свял.

– Так ведь велели… – начал он.

– Заряжай все, что только есть, – поняв, какое произвел впечатление, зачастил Фрикиш. – Находи свидетелей, пусть даже ложных. Оживи память тем, кто кое-что подзабыл. Мы должны выпустить этого епископа не с крестом, а с камнем на шее.

Вагин хрюкнул.

Наверно, ему эта фраза больше чем понравилась.

Он вышел из-за стола и крикнул в смежную дверь:

– Завтра ко мне на допрос Августу Бабкину, Онуфрия Седуна, Екатерину Хренову, Мэри Дворкину, Петра Потапова, Ивана Зайцева, Емельяна Петрова.

– Ну оставь хоть кого-нибудь на потом, – остановил его Фрикиш. – А то послезавтра делать будет нечего.

– Нет! – не согласился Вагин. – Тут еще ковырять да ковырять. Ни одно дело до ума не доведено. А я все в аккурате привык содержать.

У Фрикиша горели ладони.

У него всегда случалось так, когда удача, по выражению Керима, «клевала» в зад через затылок.

Насвистывая, он вышел из отделения ГПУ, и тут ему дорогу заступила чья-то тень.

Поднял глаза – Лидуха.

Уже с животом, выклюнувшемся из общей полноты.

– Ну ты когда оженишься? – она облизала сухие губы. – А то людям в глаза стыдно глядеть.

Вмиг его ладони взмокрели.

– Вот в Красноярск съезжу, – сказал он.

– А давеча говорил, что в Ангарск подашься, – произнесла она. – А сам тут проагинался.

Она полезла за пазуху и достала какой-то сверток.

– Что это? – спросил он.

– А это воспоминания о Сталине мне натащили.

– Во-первых, о товарище Сталине, – поназидал он. – А потом – почему тебе?

– Ну, я ведь вроде бы супружница.

«О, где та оглобля, которая должна была врезать по голове?» – про себя вопросительно воскликнул он.

Он не хотел идти с ней по улице, потому сказал:

– Ну давай, иди. Из Красноярска приеду – и вопросов нет.

– А ежели я к этому времени рожу?

– Ну и что?

– Фамилию-то какую ему в усыновление поставить?

– Ну, свою… – и он поправился: – На время.

И пошел, как говорит тот же Керим, «мотать жвачку».

– Так все делают. Чтобы подержать людей, так сказать, в интересе.

Лидуха – носком туфли – рисовала на песке какие-то вензеля.

– Однако предупреждаю, – сказала она. – Бросишь меня, под землей найду. И тогда задница твоя еще пупырчастей станет.

И пошла.

Вислозадая.

Ширококостная.

С косой ниже пояса.

В ПД, то есть в постоялом дворе, он зарыл все те рукописные воспоминания о Сталине, пожалев, а может, и испугавшись их сжечь.

А после его отъезда – через день или два – их нашли и стали трепать собаки.

Так они оказались на столе у Вагина.

Но ничего этого не знал Фрикиш, поскольку серьезным образом занимался восточным боевым искусством.

Он и тут решил китайское ушу соединить с японским кэмио и создать что-то свое, назвав, скажем, «Фри-ши».

Один японец, который ему стал преподавать ушу, сказал:

– В этом виде боевого искусства заложена неподдельная тайна.

– Какая же? – поинтересовался Фрикиш.

– Это не форма приобщения к древней традиции китайцев, – сказал он, – а визитная карточка к содержанию. Ведь каждое движение в ушу – это некий знак, который воспринимается Высшим Разумом как вопрос. И – уже через мозг – возвращается ответ.

И вот после занятий Фрикиш начинал выдумывать свои жесты, которые в дальнейшем войдут в арсенал «Фри-ши».

А сейчас он действительно прямым ходом направлялся в Красноярск, чтобы оттуда отбыть в Москву.

Дорога была тощей на встречи.

Только в одном месте, то есть на полубезлюдном станке, нарвался на собеседников.

На мужа и жену.

Ехали куда-то учительствовать.

Муж в прошлом моряк. Она – вздыхательница по романтике.

И вот несет их в дебри, которые назвать медвежьим углом не будет преувеличением.

«Рулит» – она.

Он только весла «сушит».

– Тайна, которая умерла, и была истиной тайной.

Так она прокомментировала безымянность могилы, что стояла близ дороги.

Каменный крест и – все.

Ни кто под ним лежит. Ни даты рождения и смерти. Ничего.

– Мне один священник говорил, – продолжила она, – что смирение – самый лучший вид борьбы с самим собой. А я знаете, не согласна.

– А кто это тебе сказал, – подхватил муж, – что мало добыть славу, надо и еще ее сохранить, а то она достанется другому.

– Один отставной штабс-капитан.

– Таких и званий-то уже давно нет, – произнес Фрикиш.

– Так он, – она понизила голос, – из бывших.

Фрикиш же хотел хвастануть чем-то из тетради Магды, как учительница его определила:

– Знаете, – сказала, – я разные изречения записываю. Причем с адресом, где услышала, и с датой, когда это произошло.

Она поворотилась к Фрикишу:

– Вы ничего не можете сказать такого интересного?

– Могу, – ответил он.

– Ну и что именно?

– Если бы у любви не было границ, – сказал он, – она была бы Царицей Хаоса.

– Хм! – хмыкнула учительница. – Более чем любопытно. А еще чего-нибудь можете выдать?

– А вы мне подкиньте какую-нибудь тему, – попросил Фрикиш.

– Ну что-нибудь… – начала она.

– О воле, может… – перебил ее муж.

– Пожалуйста!

Фрикиш чуть приморщил лоб, хотя отлично знал что говорить.

– Воля – это то, что в избытке у тех, кто что-то достиг, и в дефиците у тех, кто им завидовал.

Она захлопала в ладоши.

– Повторите медленнее, – попросила она, – я за вами запишу.

Когда же речь зашла о врагах, то он выдал:

– Враг – это несостоявшийся друг.

И опять это ее повергло в восторг.

А он все думал о Магде, ибо именно из ее тетради выдавал все эти изречения. Может, она тоже вот так – между дрессировкой львов и выступлением с ними на арене, – охотилась за умными высказываниями.

Они расстались через два станка.

– Ну давайте под конец познакомимся, – протянула она ему руку и представилась: – Фрикиш Элеонора Львовна. Можно просто Эля. А он, – указала она на мужа, – Слук Григорий Демьянович.

Она смотрелась как кошечка с рождественской картинки.

Он хотел сказать «Херов», но остановился на другом:

– Оглобля.

Смеха не последовало.