Читать книгу Обручник. Книга третья. Изгой - Евгений Кулькин - Страница 40

Киров часто вспоминал этот разговор со Сталиным.

Иосиф Виссарионович тогда сказал:

– Есть люди, которые работают на историю. Они каждый свой шаг просчитывают наперед, чтобы он донес до потомков что-то особенное, только им присущее.

– Вы имеете в виду какую-нибудь причуду? – спросил Киров.

– Не исключено.

Сталин оттаял легкими от слишком ретивой затяжки трубкой и продолжил:

– А есть такие, кто работают на результат. Им все равно, что о них скажут. Тем более подумают. Они – люди созидания.

Естественно, как поплавок при не очень решительной поклевке, поныривал в сознании вопрос: а к какому типу людей относит Сталин себя?

Но Киров не решился у него это спросить.

Тем более что разговор ушел в иную, довольно неожиданную тему.

– Вот мне, считай, под пятьдесят. Пора думать…

Он закашлялся.

Но, как ни казалось Кирову, не от дыма, а, если будет позволено съязвить, от лукавства.

Ибо Сергей Миронович понял, о чем дальше пойдет речь.

Вернее, понял, это не очень точное определение.

Скорее всего, предугадал.

И тоже, в общем-то, наверно, будет не точно.

Просчитал – вот более приемлемо.

И просчитал не оттого, что уж такой умный или мудрый, а слышал от людей, окружающих Сталина, что тот время от времени говорил о преемнике.

Всякий раз сетуя, что такового на горизонте не предвидится.

– Ну протяну я еще десятка полтора лет, – сказал Сталин в этот раз. – А дальше что?

Хотя и последовало вопрошение, но Киров понял, что на него лучше всего промолчать.

И – не ошибся.

– А дальше будет старческий маразм. Возомню я из себя бог знает что. И вы, – он сделал трубкой округлый загреб, – из деликатности станете меня терпеть. А зачем?

Тут Киров посчитал уместным не только ответить на этот вопрос, сколько разбавить его притворным лукавством, которое – в соединении с алкоголем – делится самым неожиданным привкусом.

– Шестьдесят, – сказал он, – это плохо замаскированные сорок. Вон Тютчев, по-существу, в этом возрасте только по-настоящему стихи писать начал.

Сталин выпустил клуб дыма, потом усмехнулся в него:

– Стихи!

И Киров подумал, что зря он влез с этим Тютчевым.

Но Сталин процитировал:

Он встал. Прошелся по кабинету.

– Значит, молодежь меня не поймет? – спросил.

– Более того, – подхватил Сергей Миронович, – осудит как полководца оставившего свой пост на пике самой главной победы.

– Пик?

Вскид головы был неожиданен.

Таким, видел Киров в зоосаде, пользуются страусы.

Он ожидал его повторения.

Но последовало другое: пристальный взгляд прямо в глаза:

– А вы отказались бы от роли преемника?

Вскрипнула половица, на которую Сталин только что ступил.

В другое время, принимая его шаги, она молчала.

Вернее, только дышала.

Может, даже притаённо охала.

И ответ должен был последовать не столько достойный и опытно-классический, сколько обескураживающе наивный.

– Товарищ Сталин! – взмоленно воздел на него взор Киров. – Зачем вы спрашиваете у жертвы, хочет она быть съедена или нет?

– Значит, вы, – нехорошо усмехнулся Сталин, – жертва?

– В каком-то смысле, да.

– В каком же?

– Да в том, что ни на что еще не способен. Это со стороны кажется, я до чего-то решительно созрел. А на самом деле…

Он махнул рукой.

– Значит, ошибались мы, назначив вас…

Сталин вдруг застыл взором, глядя куда-то в угол.

Замер так, что даже дым из жерла его трубки перестал виться.

Молчал и Киров.

– Ошибаться может один человек, – вдруг заговорил Сталин. – Ну там двое. Но когда все Политбюро считает…

На этот раз пауза приняла вынужденный характер.

Зазвонил телефон.

– Он как раз у меня, – сказал Сталин кому-то.

Потом пообещал:

– Конечно, скажу.

Неведомо что и кому.

Но Киров все же подумал, что речь шла о нем.

Однако Сталин ничего не сказал. А он – не спросил.

Тем более что Сталин пообещал:

– Мы еще к этому разговору вернемся. – И уточнил не очень определенно: – В удобный момент.

И Киров не подитожил, кому или для кого?

Тем временем Полух, с кем сейчас вел беседу Сергей Миронович, сказал, как бы вернув Кирова из просторной зоны воспоминаний в каморку действительности.

– Поэтому шестьдесят для чекиста – это предел. Нельзя, невозможно черпать то, чего нет.

– Мудрено сказано! – кажется, восхищнулся Киров. – Но ведь вы совсем не тяните на старика.

– Вот разве что только не тяну.

И Киров вдруг вскидывается:

– Так сегодня же ваш день рождения?

– Да, как раз юбилей.

– Вот здорово!

Киров стал делать какие-то размашистые жесты.

А Полух вдруг попросил:

– Откажетесь от секретарства!

Киров глянул на него так, словно тот предлагал ему предать Родину.

– Ведь вас назначили в день, означающий чертову дюжину.

– Все это предрассудки! – вскричал Киров. – Вот вы же родились в это число.

– От меня это не зависит. А вы могли бы повлиять, чтобы записали другую дату.

Наверно бы мог.

А – зачем?

Вызвать у окружающих смех и недоумение?

Нет, назначение его состоялось в счастливое число.

Потому при новой встрече со Сталиным он уже не откажется от приемности.

Ибо не чувствует себя неспособным управлять целой страной.

Вот потренируется в Ленинграде…