Читать книгу Понкайо - Евгения Минчер - Страница 26

Дни бежали друг за другом. Солнце все чаще пряталось за кучевыми облаками, но зима не торопилась. Ветер крепчал и закручивал в парке золотисто-багровые вихри из опавших листьев. На календаре стоял конец ноября. Лола по обыкновению проводила свой выходной за рисованием, когда уют будничного вечера нарушил телефонный звонок. Максим просил встретиться с ним завтра после работы. Судя по недовольным ноткам, время работало против нее и не собиралось смягчать надменность парня. Его просьба показалась девушке странной. Лола не представляла, что ему могло понадобиться, но это мало походило на завязку дружеских отношений. Ей и хотелось, и не хотелось соглашаться. Отточенный инстинкт самосохранения требовал дать отпор и обращал каждую клеточку против, но потом девушка вспомнила все, что рассказывал ей Руслан, и ответ сорвался с губ сам собой.

Максим сразу отключился. Остаток вечера Лола промаялась со смутой в душе. Настрой сбился, карандаш выскальзывал из рук, альбом пришлось отложить. Ночь она провела в противоречивых раздумьях. Как держаться с Максимом, чтобы не выдать беспокойство и свою осведомленность? Наконец она пришла к заключению, что лучшим решением будет вести себя естественно. Однако девушка плохо представляла, что это значит. Быть собой или, наоборот, казаться легче и свободнее, – иными словами, уже другой, не совсем собой?.. Лола так и не сумела определиться. Заснула она поздно и проспала до будильника всего четыре часа.

День выдался тяжелый, хлопотный. К концу смены Лола падала от усталости, но по мере того как близился час встречи с Максимом, девушку все сильнее бил мандраж. Она чувствовала себя, как после непрерывной зубрежки накануне выпускного экзамена по чересчур запутанному предмету, в котором так и не разобралась. А тут еще и дождь зарядил… Запас погожих деньков иссякал. В голове волчком крутилась назойливая мысль: может, позвонить Максиму и все отменить? Потом к ней прибавилась смутная надежда, что Максим не захочет тащиться сюда в такую погоду, но и эта мысль ненадолго задержалась в голове: Лола вспомнила, что у него есть машина.

«Темно-серый джип мицубиси, а749лт, справа от магазина, 20м». Последнее – это, наверно, метры… Лола запомнила номер машины, убрала телефон в рюкзак, наскоро со всеми попрощалась и вышла на крытое крыльцо магазина. Часы показывали половину девятого. Лола опаздывала на двадцать минут.

Усталый сырой Немерчик кутался в подступающую ночь; разноцветные галереи ажурных фонарей и цветастых витрин смазывались мелкими штрихами дождя. Город принарядился к новому году. В пушистых ветвях двух стройных кипарисов по бокам от дверей книжного магазина горели, звездами отражаясь в синих елочных шарах, крупные белые снежинки. На облетевших деревьях и в размашистых пальмовых розетках мерцали синие и белые гирлянды. Переливались вдоль дороги разноцветные снежинки. У соседнего кафе сверкала мириадами алмазов светодиодная фигура оленя, который гордо задрал ввысь свою благородную голову и дерзко приподнял копыто, готовясь выбить искру.

Зима не чувствовалась: рано. Будничная суета, усиленная шумом колес по размытой дороге, била по ушам гулкими децибелами. Бегущие по улицам темные фигуры пешеходов напоминали безмолвные тени, которые отделились от хозяев и теперь метались в поисках укрытия, где смогли бы отсидеться, чтобы потом начать новую жизнь и ни от кого больше не зависеть.

Темно-серый джип сейчас должен быть черным… Но справа от магазина – это с чьей стороны: с ее или Максима?.. Лола скользнула неуверенным взглядом по рядку припаркованных автомобилей, увидела слева черный джип и поспешила к нему. Тут же из-за спины прилетел раздраженный гудок. Девушка развернулась и помчалась обратно, шлепая по лужам резиновыми сапогами.

Едва она забралась на переднее сидение и хлопнула дверью, как дробящий городской рокот тут же схлынул и на передний план выступило мягкое журчание радио.

– Привет. Извини, что заставила ждать… Прибыльные дни всегда хлопотные.

Положив черный рюкзак из кожзама на колени, Лола опустила капюшон дождевика и поглядела на Максима. Оранжевый отсвет придорожных фонарей вызолотил светлые волосы, затемнил зеленую радужку глаз и медным глянцем лег на кожаную куртку. На ее вскользь брошенное приветствие Максим ответил холодным молчанием, как и всегда. Убрал зажигалку в нагрудный карман кожанки и откинулся на сидение, будто бы отодвигаясь от девушки. Курить Максим бросил, когда всерьез занялся кондитерским ремеслом. Работа требовала безукоризненно ухоженных рук. Ни о каком запахе никотина на одежде и пальцах – тем более на пальцах – и речи быть не могло. Но привычка играться зажигалкой осталась. Максим частенько вертел ее в руках, сидя в любимом кресле в гостиной Руслана.

Салон автомобиля хорошо прогрелся печкой. Лола провела рукой по влажной щеке, убирая прилипшую прядь, и немного расстегнула воротник дождевика. Здесь совсем не чувствовалось той сырости, из-за которой было так неуютно ездить в автобусах и маршрутках в ненастный день. Запах витал мягкий и сладкий, как в кондитерской. Лола неслышно втянула его носом. Интересно, какой вкусный шедевр Максим отвозил сегодня? Руслан любил полушутя жаловаться на товарища: мол, никогда не делится бесплатными образцами. Но куда же Максим девал неудачные эксперименты на заре своего ремесла? Или он всегда все умел? Что будет, если она спросит? Он разозлится, нагрубит?

Мелкий дождь в неистовстве бился в окна автомобиля. «Дворники» работали с мягким постукиванием, замирая, словно для передышки, через каждый очерченный в обе стороны полукруг. На обсыпанном каплями ветровом стекле отражались багровые отблески задних фонарей с шумом пролетающих мимо автомобилей.

– Ты хотел поговорить со мной? – устало напомнила Лола. После десяти часов суетни в пыльной подсобке с новогодним поступлением девушка мечтала только о том, как бы поскорее оказаться дома и выпить горячего чаю с мятой. Максиму-то ничего, он привык работать по ночам, а Лоле завтра опять вставать в семь утра.

– Как у тебя на личном фронте дела обстоят? Есть кто-нибудь? – Максим потянулся к приемнику и закрутил громкость до нуля. Теперь тишину в салоне нарушал только вечерний ропот обсаженного тучами города.

Лола оторопела. Она думала, он собирается поговорить о Руслане, о том, что она теперь часть его семьи, его круга, и значит должна распределять свое время с ним так, чтобы не отнимать Руслана у остальных. Но такая откровенная бестактность переходила уже всякие границы. Пусть он потерял доверие к людям, это не дает ему права задавать ей такие бесцеремонные вопросы. Мало того, что за все время Лола не услышала от него ни одного доброго слова, так сейчас он еще позволяет себе говорить таким тоном, будто она обязана отчитываться перед ним… Но ведь она не сделала ничего дурного.

– Могу я узнать, почему ты интересуешься?.. – спросила Лола спокойно, без вызова.

Максим опалил ее взором военачальника, словно желал прорвать плевры души, проникнуть в самые глубины, выведать, какие помыслы ею движут, и затем предать отступницу самосуду. Лоле стало не по себе. Кровь отхлынула от лица, влажные руки овеяло холодком.

– С некоторых пор право задавать такие вопросы у меня по умолчанию, – огрызнулся Максим. – Так что жду ответ.

Внутри всколыхнулось негодование, но Лола была недостаточно смела, чтобы позволить ему прорваться наружу. Чувствуя на щеках горячую краску обиды, она опустила глаза, но потом вспомнила, как свято поклялась себе впредь никогда не допускать такого обращения, каким сек ее Валентин, отыскала в себе смелость и одним духом выпалила:

– Максим, пожалуйста, не говори со мной в таком тоне. В конце концов, я не обязана перед тобой отчитываться. Если хочешь узнать обо мне что-то личное, достаточно спросить разрешения…

– Думаешь, я идиот?

– Максим…

Он не позволил ей взять слово.

– Только слепой не заметит, как Солоха смотрит на тебя. – Безжалостная прямота разрубала приглушенное звучание улицы. Недовольство Максима давило подобно нависшей над городом бескрайней влажной завесы. – Ты же его взглядов избегаешь, прикидываешься слепой. Но когда он обращается к тебе напрямую, ты сама обходительность. Я хочу знать, что за игру ты затеяла. Может, объяснишь, в чем дело? Если у тебя кто-то есть, зачем обнадеживаешь Солоху своими улыбками? Зачем парню голову морочишь?

Лола смотрела на Максима широко раскрытыми глазами, обескураженная и растерянная, не понимая, о чем идет речь. Солоха, Солоха… Кто это? Ей никак не удавалось привыкнуть ко всем этим страйкбольным прозвищам. Ипсилон, Термит, Кофей, Йохан…

Перед глазами вспыхнула сцена. Один из приятелей Руслана, не поднимаясь со стула, чтобы его не заняли, со смехом тянется к сидящему на полу рыжеватому парню лет двадцати шести, который с нарочито невозмутимым видом не спеша отклоняется назад, не отрываясь при этом от экрана телефона. «Соломаха, отдай трубу, придушу же!»

В памяти всплыло бледное веснушчатое лицо с зигзагообразными шрамами, полученными в подростковом возрасте от огромной дворняги. «Гедеон», – прозвучал в ушах незнакомый девичий голос. Лола вспомнила, что по имени паренька называют только девушки.

– В чем дело? – допытывался Максим. – Он тебе неприятен?

– Конечно нет! – изумилась Лола и осеклась под стремительным, как огненная искра, взглядом Максима.

– «Нет», но своим поведением ты показываешь «да»!

– Я дала ему повод так думать? – встревожилась девушка.

Она ничего не понимала. Руслан давно с Гедеоном накоротке, в кругу его приятелей тихий остроумный паренек пользовался всеобщим расположением, но тех слов, которыми Лола перебросилась с ним за эти месяцы, едва бы хватило на один абзац. Она не чувствовала его взглядов, знать не знала, что он посматривает на нее. Слова Максима всерьез напугали девушку. Неужели она и вправду внушила Гедеону мысль, будто он ей неприятен?..

– Заруби-ка себе на носу: крутить Солохой я не позволю.

Хлесткие слова пощечиной вернули к действительности. Лола не без страха покосилась на воинствующего собеседника.

– Не вздумай играть с ним, иначе пожалеешь, ты меня поняла? Не собираешься отвечать взаимностью – так ему и скажи. Не надо особого отношения, тем более жалости, он все чувствует, и это унижает его. Откажи нормально, спокойно и твердо. Если умеешь так. Он не станет навязываться.

Лола так растерялась перед этим напором, что не смогла отыскать ни одной толковой фразы.

– Хорошо? – нажимал Максим.

Безгласный ответ утонул в громыхании здоровенного грузовика, промчавшегося рядом с припаркованным джипом, в котором они сидели. Громоздкое чудовище пролетело со стороны Лолы. Девушка вздрогнула, но не подняла головы, только сильнее сжала перекрученную лямку рюкзака, которую не глядя царапала ногтем большого пальца.

– Максим, почему ты так плохо обо мне думаешь?..

– Не о тебе, а о тебе подобных, от которых Солоха натерпелся столько, что тебе и не снилось.

– Обо мне подобных… – в ошеломлении повторила Лола. – Максим, кто я, по-твоему?..

Поджатые губы и сведенные над переносицей брови ясно дали понять, кто она и чего стоит. Лолу пронзило такой острой обидой, что она не смогла удержаться и дала выход подавленным чувствам. Она не хотела участвовать в этом противостоянии, такое напряжение было ей не по нутру, оно высасывало все силы и подрывало душевное равновесие.

– Скажи честно, что я тебе сделала?.. С первого дня ты смотришь на меня как из-под палки, но чем я тебе так не нравлюсь? Что тебя беспокоит? Думаешь, я стану перетягивать твоих друзей на свою сторону?.. Или настраивать против тебя Руслана, раз он теперь часть моей семьи?.. Я не собираюсь становиться между вами или выстраивать на вашей дружбе какие-то коварные планы… А Гедеон… У меня и в мыслях не было причинять ему боль…

– Вот и замечательно. – Максим убрал руки с руля. – Я запомню твое обещание. Главное, чтобы не пришлось напоминать о нем.

– Ты можешь хотя бы сказать, почему ненавидишь меня?

Она говорила ровным терапевтическим голосом, осторожно, боясь перейти грань и вывести Максима из себя.

– Максим, я имею право знать, что сделала не так. Ты выяснил, что я отношусь к Гедеону… иначе, нежели ты думал. Но ты все равно продолжаешь говорить со мной так, словно я чем-то себя скомпрометировала…

– Я пока тебя просто предупреждаю. Ты новый человек, я не знаю тебя, но хочу быть уверен, что ты не станешь вертеть парнем, которому нравишься. С моими друзьями это не пройдет.

– Это можно было сказать и не так резко, тебе не кажется?..

– Как правило, чем жестче, тем лучше. Обидно, не спорю, зато запоминается с первого раза.

– Я могу надеяться, что со временем твое отношение изменится?

– Конечно, можешь, – бросил Максим с сардонической усмешкой. – Надежда, как известно, умирает последней. И с ней легче жить.

Лола в унынии покачала головой. Он непрошибаем… Как достучаться до этого упрямца, если он не хочет идти навстречу? Лола чувствовала себя очень глупо. Какой смысл предлагать мировую человеку, переполненному злобой и ненавистью? Девушка была готова проглотить обиду и даже переступить через остатки гордости, лишь бы положить конец этой бессмысленной войне, питавшейся стараниями одного лишь Максима. Но невозможно заключить мир, когда другая сторона пышет яростью и рвется к оружию.

– Ладно… – тихо вздохнула Лола. – Если это все, мне пора…

Максим с угрюмым видом потянулся к стартеру и завел двигатель. Двери заблокировало.

– Что ты делаешь? – омертвела девушка. Она думала, они побеседуют и разойдутся, но никак не ожидала, что он собирается куда-то везти ее.

– Нам давно пора поговорить.

«Дома поговорим», – прорычал внутри знакомый голос. Лолу пробрало до костей. Беспокойно забилось сердце.

– О чем?.. – пролепетала она, чувствуя, как отнимается язык и немеют ступни.

– О своем, о девичьем, конечно, о чем же еще! – ядовито бросил Максим и включил поворотник.

Лола слишком поздно сообразила, что он всего-навсего собирается подбросить ее домой. Триггер уже сработал. Тело под двумя слоями одежды озябло. Казалось, холод идет изнутри ее самой, и «стылая кровь» не просто красивое выражение. Лола не хотела, чтобы приступ случился на глазах у Максима, и вслепую зашарила по двери в поисках ведущей на свободу кнопки, но в панике не владела собой. Пальцы не слушались, не гнулись.

– Выпусти меня… Выпусти… – повторяла она бессвязно и скоро, как тяжелобольная в лихорадочном бреду.

Приступ одолевал с каждой секундой все сильнее, сковывая по рукам и ногам, сжимая виски. Вместо звука заблокированных дверей в ушах повторялся щелчок дверного замка, преградившего путь на свободу. И вот Лола уже не в салоне автомобиля, а в полутемной прихожей квартиры. Он надвигается на нее угрожающей тенью, бешено сверкая глазами. Ключи со звоном исчезают, он не выпустит ее. И некуда бежать, и некого просить о помощи. Остается только ждать, когда его истерика пройдет, ждать и молиться, чтобы в порыве неконтролируемой ярости он не тронул ее, не покалечил, не убил…

Из глубины хлынул необъятный всевластный ужас и железной рукой сдавил горло. Только не у Максима на глазах! Только не это!

– Нет… Выпусти… выпусти… – сдавленно, чуть не плача, лепетала девушка, вхолостую щелкая рычажком на двери. Салон плыл перед глазами. Да где же эта кнопка, где она?

Голос Максима доносился будто бы издалека и звучал глухо, как через плеву наркоза. Лола не понимала ни слова. Сердце бешено рвалось прочь, неистовый стук перебивал дыхание, пальцы онемели и стали чужими. Кожу покалывало мириадами ледяных игл. Салон автомобиля сжался до размеров игрушечного, грозясь схлопнуться и раздавить в лепешку. За обсыпанным каплями ветровым стеклом, над которым усердно трудились «дворники», растекался и чернел промокший город. Красные и белые, зеленые и желтые, синие и оранжевые блики вечерних улиц и наводнивших ее автомобилей стремительно гасли под наступающей тьмой, словно кто-то закручивал яркость, приветствуя аспидный мрак ползущей ночи, где отовсюду глядят безобразные глаза без зрачков.

В нарастающем приступе удушья Лола в страхе прижала руки к груди, борясь с подступающей тьмой.

– Пожалуйста… – выдавила девушка и резко вдохнула, как в последнем отчаянном рывке на поверхность из затягивающих ее чернильных вод. – Выпусти… Я не могу… Я задыхаюсь…

– Т-ш-ш… Лола, успокойся… Все хорошо. В таком состоянии тебе нельзя на улицу. Еще под колеса попадешь. Успокойся, отдышись, я отвезу тебя домой.

– Нет… – прошептала Лола. – Выпусти…

– Я ничего тебе не сделаю. Ты слышишь? Я просто хотел подбросить тебя домой и по пути поговорить о тебе и Руслане, только и всего. Дыши. У тебя должен быть свой способ побороть приступ.

Откуда он знает о «своем» способе?..

– Есть у тебя такой способ?

Лола кивнула, с тревогой прислушиваясь к колющей боли в сердце.

– Воспользуйся им.

Лола откинулась на сиденье, закрыла глаза и принялась повторять с конца таблицу умножения. Это сразу вернуло ее в детство, когда она делала уроки вместе с отцом и он помогал ей делить в задачках куски ее любимого шоколадного пирога, рассчитывать скорость ее велосипеда и умножать цветные карандаши и тюбики с краской.

Восемью восемь – шестьдесят четыре… Восемью семь – пятьдесят шесть… Восемью шесть – сорок восемь… Страх медленно и недовольно отступал перед целительной силой заклинания; железная рука неохотно отпустила горло. Легкие наполнились воздухом, пропитанным сладким ароматом крема, легким благоуханием свежего парфюма и чем-то еще, неопределимым, но безусловно приятным.

Восемью пять – сорок… Восемью четыре – тридцать два… Восемью три – двадцать четыре…

Постепенно дыхание выровнялось, и Лола открыла глаза. Максим глядел на нее серьезным взглядом, напоминая молодого врача, выбитого из колеи первым тревожным случаем. Пока она приходила в себя, он не проронил ни слова. И только сейчас позволил себе спросить:

– Лучше?

Лола неуверенно кивнула.

– Я собираюсь отвезти тебя домой. Мы никуда не будем заезжать. Ни о чем не будем говорить. Я просто подброшу тебя домой. Ты меня понимаешь?

– Я лучше сама…

– За руль не пущу.

– Нет… на автобусе…

– Только не сегодня.

Максим подождал, пока она пристегнется, и с мигающим левым поворотником аккуратно выехал на широкую проезжую часть.

Между нарядными фонарями дрожали разноцветные снежинки и звезды. «Дворники» работали без остановки. Максим уверенно пробирался по сверкающим от воды улицам, не давая рассыпанным повсюду искрам света ввести себя в заблуждение. Дороги были запружены машинами. Тихо играло радио; прыткие автомобильные тени с шумом проносились с обеих сторон, рассыпая за собой багровые угли, раскидывая впереди белые и желтые монеты.

Ехали долго, в молчании. Лола так вымоталась, что даже не спросила, откуда Максим знает ее адрес. Едва машина затормозила перед ее домом, Лола тихо поблагодарила и уже потянулась к двери, но Максим вполголоса окликнул девушку. Она оглянулась. Максим развернулся к ней, но так, чтобы расстояние между ними осталось прежним. Испугавшись, что сейчас последуют расспросы, Лола отвела глаза и уставилась в пустой двор.

Из соседнего подъезда вышел мужчина под большим черным зонтом. Рядом на поводке семенила низкорослая лохматая собака, черно-рыже-белого окраса, неопределенной породы, пугливая и кроткая. По утрам и днем ее выгуливала приятная светловолосая женщина в очках. Бедное животное, не слушая успокаивающих речей хозяйки и ее уговоров пойти с кем-нибудь познакомиться и поиграть, шарахалось от всех своих сородичей и к людям тоже не питало доверия. По пути на работу Лола постоянно сталкивалась с ними в сквере, через который добиралась до автобусной остановки. И всякий раз собака безбоязненно подходила к девушке и даже, к огромному удивлению хозяйки, увязывалась следом. Наверно, чувствовала с Лолой какое-то необъяснимое родство. Или же во вселенной случился сбой реинкарнации.

– Прости меня, идиота.

Лола, не поверив ушам, в изумлении посмотрела на Максима. Он глядел пытливо и мрачно. Прежде Лола не видела в его глазах ничего, кроме насмешки и пренебрежения, но сейчас в них отчетливо читалось раскаяние.

– Я не знал. И не стал бы нарочно доводить до такого. У меня малость крыша поехала от собственных тараканов. Я видел, как ты разговариваешь с Солохой, как он смотрит на тебя, и мне показалось… Впрочем, я уже говорил.

Он держался мягко и чутко, как с больной. Лоле это не понравилось. Губы нервно дрогнули, но вместо того чтобы выразить свое недовольство, она попросила ничего не говорить Руслану.

– Об этом не беспокойся.

– Спасибо…

Максим заглушил двигатель и вынул ключ со стальным брелоком из замка зажигания.

– Пойдем, провожу до двери.

– Это лишнее, не надо… – запротестовала девушка.

– Какой этаж?

– Седьмой…

Максим кивнул, точно именно это и ожидал услышать.

– Значит, надо.

– Я не хочу, чтобы ты провожал меня, – выпалила девушка, черпая силы в собственной решимости, охватившей ее подобно вдохновению.

Повисло молчание. Скрипнула натуральная кожа куртки: это паренек медленно убрал руку с дверного рычажка. Он не сводил с Лолы нечитаемого взгляда.

– Дело не в тебе, – попыталась объяснить девушка, запоздало сообразив, как прозвучали ее слова. – Ты не знал и не виноват в том, что случилось… Но не нужно проявлять ко мне внимание только из-за моего… моего недуга. И менять отношение только из-за этого тоже не надо…

Лола думала, гордый паренек оскорбится, подожмет губы и попросит освободить салон, бросит напоследок что-нибудь едкое, но Максим даже в лице не изменился. Лишь в глазах скользнуло что-то неясное, неуловимое, чего Лола никак не ожидала и, как подсказывало чутье, не должна была заметить. Смятение?..

– Спасибо, что подвез, – тихо уронила девушка. Ответа не дождалась, с сухим щелчком открыла дверь и спрыгнула под неугомонный дождь.

Осенний вечер дышал ванильной сладостью цветущей мушмулы. По капюшону требовательно стучали рвущиеся на ветру водяные струи. Лола резво добежала до парадного и потянула на себя железную дверь со сломанным кодовым замком. Когда она уже входила в подъезд, за спиной послышалось гудение давшего по газам автомобиля. Дверь захлопнулась прежде, чем машина унеслась прочь со двора.