Читать книгу Полуостров Робинзона - Ирина Васюченко - Страница 25

Уехала Августа Леонидовна, сестрина свекровь, в прошлом соавторша моего мужа. Короче, дважды родня. Деревенские куда как скупы на похвалу: если о человеке говорят, то чаще всего дурно, если молчат – значит, трудно придумать, что в нем плохого. Таково правило, но возможны исключения. Августа очаровала Кузякино. Я никогда не слышала, чтобы здесь о ком-нибудь отзывались так благосклонно.

– Душевная женщина ваша родственница, добрЕ умная, – твердят старушки, а «добре» значит «очень». Августу они называют женщиной, а не бабкой, что тоже не по обычаю: ей за семьдесят.

На самом деле Августа Леонидовна не бабка и не женщина, она – дама. Она может сколько угодно погрязать в домашней работе, таскать, надрываясь, тяжелые камни в тщетной надежде очистить от них свой участок или на лавочке у колодца подолгу судачить с соседками, а все равно порода чувствуется. Эти руки, нежные вопреки всему, что пришлось ими делать за десятилетия гордой полунищей жизни, эта прозрачная незагорающая кожа, капризный надлом тонких бровей, глаза, умеющие становиться ледяными, – все в ней «господское», и чувствующие это соседки тем благодарнее воспринимают ее готовность сидеть с ними на лавочке, выслушивать всем вокруг надоевшие повести о неблагодарных детях, хворых и пьющих мужьях, вникать, советовать, запоминать. А то и кашку сварить какой-нибудь приболевшей бабе Зине и заботливо занести в кастрюльке. Притом Августа еще и кулинарка отменная: ни в жисть самой бабе Зине не состряпать такой кашки, хотя ингредиенты вроде бы самые простые. Вот только списывать Августины рецепты бесполезно – она все кладет на глаз, по наитию.

Августа не лукавит, ей эти старухи интересны. При том, что позади бурная юность, проведенная в Питере и Москве, театральный круг матери-актрисы, собственные околонаучные занятия, дружба с далеко не заурядными людьми, успехи в конном спорте, а с другой стороны – коммуналка, сын, которого растила в одиночку, опрятная, но неизбывная нужда. Другая бы давно выдохлась, а ей все еще не безразличны и цветок, за ночь раскрывший «во-от такой удивленный глаз», и Зинаида Иванна со своими невзгодами, и камни, «недопустимо» портящие вид участка Филипповых. Там когда-то, помимо нынешнего, стоял еще другой дом: обломки его фундамента, от мелкой гальки до седых валунов, доныне разбросаны повсюду.

– Нон, – просил меня, уезжая, ее сын, – не давай ты матери камни ворочать! Ей же нельзя, ведь уже две операции…

Самому заниматься вывозом валунов Петру некогда, его работа пожирает все свободное время. Но и Августа не потерпит хлама на участке – Петя не хуже моего понимает, что просит о невозможном. Будь я самим Цербером и живи не в пятнадцати минутах ходьбы, а здесь же, рядом, мне бы и тогда не помешать Августе Леонидовне благоустраивать свою латифундию. Столь же деятельная, сколь своенравная, она никому не позволит управлять собой.