Читать книгу Полуостров Робинзона - Ирина Васюченко - Страница 27
Часть первая. Черт или паралич?
Оглавление***
…Раньше, когда было больше сил, она еще пыталась управлять нами. Эта сердечная, участливая женщина, прослывшая на все Кузякино чуть ли не святой, способна быть нестерпимо деспотичной в своей заботливости. Помню, как однажды, когда она, пренебрегая усталостью, обилием собственных дел и болью в плече, в очередной раз ворвалась на нашу кухню и принялась наводить там порядок, ворча, фыркая и командуя, случившаяся здесь Люба Завьялова шепнула мне:
– Кошмар какой! Да как ты терпишь?! На мой характер, я бы взашей выгнала!
Я бы тоже. Кого угодно, только не Августу. Как бы ни были обременительны, как бы ни уязвляли эти набеги на наш домашний бардак, имеющие к тому же несносный привкус предметного урока, обидеть сие очаровательное стихийное бедствие я не могу. Еще и потому, вероятно, что не умею обижать слегка. Та же Августа – мастерица тоненьких дамских шпилек, она жалится, как оса, и в самом безобидном разговоре. А я не ссорюсь до последнего, но уж поссорившись, не мирюсь. Тут волей-неволей надо быть осторожной. Да и нравится она мне, хоть и ведьма, точно так же, как я ей нравлюсь, несмотря на то, что распустеха и халда. Поверх всех кастрюль, моих, веками не чищенных, и ее, укоризненно сияющих, нас роднит некоторая склонность, что ли, к полету мысли и воображения; впрочем, и тут устройство летательного аппарата совершенно различное и взаимно непонятное.
Однако ни ползучий эмпиризм, ни парение ума – ничто не могло бы подсказать, каким способом отвлечь Августу от проклятущих камней. Между тем рука у нее в последнее время пухнет, спина болит, и при всей своей беспечной отваге она уже не раз жаловалась…
Сказать, что я нашла выход, было бы преувеличением. Но кое-что, вернее, кое-кого я все же нашла. Как-то в дождливое утро, отправляясь за хлебом и собираясь заглянуть по дороге к Августе, спросить, не надо ли и ей, я увидела котенка. Он сидел посреди асфальтовой дорожки, под холодным дождем, уже не пытаясь ни кричать, ни спрятаться. Тихо погибал.
– Надо быть твердой, – не раз поучала меня Августа. – Их много, всех не спасешь, а при твоей жизни тебе только лишней заботы не хватает. Я их тоже люблю. Мне тоже жалко. Но я зажмуриваюсь и прохожу мимо.
Уже придерживая мокрого дрожащего котенка за пазухой куртки, я вспомнила этот разумный совет, и в голове шевельнулась вероломная мысль.
К Августе Леонидовне я впорхнула как нельзя беззаботнее, мы с ходу заболтали о всякой всячине, как вдруг:
– Мяу! – послышалось за дверью.
– Коты! – возмутилась Августа. – Вчера уже сперли кусок ветчины! Ну, я их…
Вооруженная веником, она метнулась в прихожую. Крошечный, полный безнадежности котенок сидел перед дверью. Августа всплеснула руками:
– Подбросили! Нет, что за мерзавцы!
Дружно браня «мерзавцев», мы стали мыть и кормить котенка. Тут выяснилось, что он на две трети состоит из блох. Изрядную их часть мы выловили. Остальных, как, вздохнув, сказала Августа, придется истреблять по мере сил.
– Может, оно и к лучшему, – заметила я невинно. – Вместо того, чтобы ворочать булыжники, вы будете ловить блох.
Августа хмыкнула, но ничего не возразила. Она гладила котенка. Высыхая, он приобретал чудный персиковый цвет.
Котенок прожил у госпожи Филипповой около месяца. С каждым днем он обнаруживал новые привлекательные свойства. Это был воспитанный, сообразительный, ласковый зверь отменной красоты. Блошиная охота тоже принесла плоды, впрочем, как любое дело, за которое берется Августа – воплощение целеустремленности. К тому же она сама признавала, что хоть одиночество ее не тяготит, с котенком веселее. Но она все-таки решила подыскать ему хозяев: слишком хрупким стало ее здоровье, завести сейчас кошку она считает безответственным.
Совесть потихоньку грызет меня, и я, скрепя сердце, обещаю:
– Если совсем уж не будет другого выхода, я ее возьму. Хотя, конечно, это взбесит Спазму…
О том, что скажет по поводу такого поворота событий наша кошка Аспазия, она же Спазма, лучше не думать. Когда что не по ней, она способна даже начать гадить на диване. Но вправе ли я устраниться при том, как основательно я замешана в этом деле?
Ко мне обращаются – не глаза, а круглые холодные плошки. Рот в ниточку. Августа чеканит:
– Нет, вам я ее не отдам ни при каких условиях. Вы своих животных слишком плохо кормите!
Саркастически хихикнув, совесть моя тотчас впадает в спячку, а расцветшего на Августиных харчах котенка вскоре пристраивают бабе Матрене. Уж она-то его раскормит до полной шарообразности: достаточно посмотреть, какую сардельку являет собой ее пес Алкаш.