Читать книгу Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения - Клаус-Михаэл Богдаль - Страница 9

Безнравственность и греховная жизнь – вот так около 1600 г. богословы в популярных тогда очерках об испанских цыганах формулировали главную вину цыган, оправдывавшую их преследование. Тот, кто попирал Десять заповедей и хулил святыни, мог согласно христианской вере быть только язычником, еретиком и сатанистом.

Цыгане подпадают под подозрение, что они либо те, либо другие, либо третьи: египетские маги, мусульманские шпионы, замаскированные иудеи или дети Сатаны. «Это люди / которые рождены в пути / предаются безделью / и не признают никакой родины…Они живут как собаки / не почитают никакой религии»[215]. Выяснилось, что они

…занимаются безбожными ужасными делами, а именно колдовством, гаданием, воровством и всевозможными обманными делами, по каковой причине их ни в коей мере не чтут ни среди благополучных начальников в христианстве, ни среди правоверных, тем более что они не понимают христианской веры и оной не преданы[216].

Воспитатель-протестант Август Германн Франке считает цыган «плохими христианами, поскольку они не нуждаются ни в проповеди слова Божьего, ни в таинстве Святого причастия; во всяком случае, [я] ничего об этом не читал и не слышал»[217]. Испанские инквизиторы толкуют равнодушие по отношению к католическому ритуалу, с учетом принудительного перехода в христианскую веру мавров и иудеев, как указание на тайные нехристианские практики. Суждение Франке объясняется концепцией народного образования. В протестантских землях видели в постоянной религиозной практике действенное средство приблизить к цивилизованному состоянию нижние, особенно падкие на предрассудки слои народа, сформировать у них трудовую этику и усилить контроль сверху добавлением к нему самоконтроля. Но если нет общинной жизни и нет проповеди, то для осуществления этих целей нет никакого необходимого доступа к людям. Поучение и воодушевление останутся им недоступны. А о миссионерстве прямо на месте, как это будет потом, в XIX в., речи еще не идет. В XVI и XVII вв., когда церкви начинают бороться с предрассудками и народной магией насильственными мерами[218], цыган считают искусителями, которые, пользуясь магическими способностями, приписываемыми им народными поверьями, все вновь и вновь уводят верующих на окольные пути, прочь от веры, и обманывают их всеми средствами, не страшась вечного проклятия, не питая надежды на рай.

Короче говоря / поскольку они с самого детства привыкли к злодействам / то нет такого обмана / в котором они не были бы мастерами: ни одной хулиганской выходки / в которой они бы не смыслили; в обмане насчет лошадей они мастера; в настольные игры – надуют; любое мошенничество и бесстыдство – это их конек; над религией глумятся / когда одного ребенка / позорного посмешища ради / опускают в купель креститься по многу раз; колдуны, убийцы, клеветники; кроме того, могут еще заговаривать огонь; предатели христианства; засланные турками осведомители и поджигатели смертоубийства[219].

Между тем эта литания обвинений нам знакома. С точки зрения литеральной, основанной на Священном Писании монотеистической религии и такого общества, каким было европейское общество в ранний период Нового времени, без авторизированного провозвестника «никакой Бог не может быть с ними». А без этого «Бога единого» они относятся к чуждой, отсталой культуре, к ранней ступени цивилизации, которая не знает божественного закона:

Молитва, жертва и культ – это для цыгана совершенно чуждые, неизвестные ему вещи; этот народ живет беззаботно, не зная горестей, подобно детям, нисколько не задумываясь о ходе вещей и о мире… Если внешне цыган и подражает церемониям той конфессии, к которой объявляет себя принадлежащим, то это происходит без малейшего понимания, он не имеет понятия о сути и значении таких культовых действий. То, что он не свободен от предрассудков и страха перед призраками, мы уже отмечали; в той же мере он верит в знамения и предзнаменования…[220]

Если же цыган действительно наблюдали при осуществлении религиозных действий, которые «без священнического присутствия»[221] были церковью запрещены, то возникает подозрение, что речь идет о богоотступнических действиях вроде черной мессы. Недоверие сохраняется до наших дней. В паломничестве к «Черной Саре» в провансальском городке Сент-Мари-де-ла-Мер, переросшем в конце XIX в. в массовое действо, священники принимают участие только с 1912 г. Морскую часть процессии католическая церковь официально признала только в 1935 г.[222] По поводу других паломничеств, в которых принимают участие цыгане, всегда возникают споры.

В исследованиях, посвященных истории народов рома, неоднократно утверждается, будто Тридентский собор (1545–1563) постановил, что цыгане «навсегда отрешаются от священнического сана»[223]. Дальнейшие обширные исследования не привели к обнаружению соответствующего документа среди актов собора[224]. Эти утверждения в первую очередь выдвигались теми, кто из этнологических побуждений хотел документально доказать, что у цыган своя «креольская» религия, совмещающая магические практики и христианский культ.

Впрочем, Тридентский собор наложил на священников обязанность строгого резидентства, чтобы они в большей степени могли отдавать свои силы духовному попечению, чем это было раньше. Теперь, с появлением обязанности резидентства, священник не мог вести прежнюю кочевую жизнь. Сюда относится масса практических проблем: начиная с вопроса о мобильном сакральном пространстве для богослужения – и до подобающего хранения сакральных предметов. Они решаются только в XX в. на II Ватиканском соборе (1962–1965). Зато документально можно доказать, что уже через сорок лет после Тридентского собора Иосифу Калазанскому (1556–1648) была поручена евангелизация цыган, а в XVII в. была основана «цыганская конгрегация» в Риме. Локально-исторические исследования относительно конца XVIII в. наверняка могли бы выявить наряду с происходящим из семьи синти, родившимся в 1742 г. католическим священником Антоном Иосифом Лагравом, который служил с 1782 по 1824 г. в зигерландском Нетфене[225], еще ряд лиц духовного звания[226].

Христианские церкви подогревают подозрение, что пришельцы сомнительного происхождения не могут быть приведены к вере путем обращения, как иудеи и мусульмане, потому что они тайно служат злым силам. К первым действиям шведской лютеранской церкви после Реформации относится адресованное священникам распоряжение архиепископа Упсалы 1560 г. не хоронить умерших цыган и не крестить их детей[227]. Синод Линчепинга еще раз устанавливает в 1594 г.: «infants eorum non baptizentur, mortui eorum non sepeliantur»[228]. Декрет отменяют только в 1686 г. Аналогичные предписания известны также и в Нидерландах[229]. Церковные правила архиепископства Магдебургского 1652 г. требуют от священников не крестить цыган без высочайшего позволения и запрещают «цыганским детям во время крещения иметь на себе украшения в виде кораллов, жемчуга, золотых и серебряных крупинок и подобного, поскольку такое украшение, если его крестят вместе с ребенком, может обрести особую (магическую) силу»[230].

Народная магия и гадание были широко распространены и до прихода цыган, а преследовать и наказывать за них начали вовсе не в связи с гонениями на ведьм в начале Нового времени[231]. Профессиональные народные маги с разными специализациями среди сельского населения встречаются повсеместно[232]. Магические практики охватывают широкий спектр, с помощью которого можно реагировать на повседневные нужды и конфликты. Они простираются от «форм лечебной магии, колдовства с помощью амулетов и зеркал, защиты от бесов или раскрытие тайного и будущего»[233], включают такие практики, как «скотское и масляное колдовство, замес ядов, заклинания, проклятья и превращение зверей»[234] вплоть до «любовного приворота»[235]. В то время как верующий христианин вымаливает господню помощь просьбами, молитвами и жертвами, неверующий, используя силы зла, поддается «дьявольскому искушению»[236]или непосредственно служит сатане. Темное происхождение цыган оставляет пространство для спекуляций на тот счет, не являются ли они «носителями мифологического и ритуального наследия»[237]дохристианских времен и не располагают ли они тайным знанием, которое постоянно обновляется от прямого контакта с сатаной[238].