Читать книгу «Спартак». Хроники возрождения». Книга первая. 1976 год. Катастрофа - Олег Медведев - Страница 12

Сезон 1975 года, наконец, обнажил все накопившиеся в «Спартаке» внутренние проблемы. Впервые, наверное, в истории славного клуба столь ощутимо повеяло грядущей катастрофой. «Прошлогодние призеры «Спартак» и «Черноморец» в этом году пережили страх перед лицом вполне ощутимой перспективы оказаться за бортом высшей лиги. «Спартак» спасся благодаря импульсивному рывку, подсказанному инстинктом самосохранения, обнаружив, кстати, что он способен играть сносно…»192, – констатировал по окончании сезона Лев Филатов.

И без того хронически наслаивавшиеся проблемы с составом еще более усугубились, причем были и совершенно незапланированные потери. Как отметил в числе достоинств творческого союза Старостина и Гуляева Виктор Дубинин: «Нельзя не отметить как пример принципиальности руководителей команды, решившихся на отчисление некоторых футболистов за недобросовестное отношение к своим обязанностям. И это при голоде на игроков!»193.

Из заметных игроков добровольно покинул команду, повздорив с руководством, только молодой защитник Валерий Зенков: «Жил в стесненных жилищных условиях. А тут тренер Николай Алексеевич Гуляев получает квартиру однокомнатную – не для себя, а для сына. Ну, я и выступил: почему Гуляеву? А мне, значит, квартира не нужна? Наверное, Николай Петрович обиделся. Потом я уехал в молодежную сборную, хотя просили остаться. А когда вернулся, отношение ко мне изменилось. Были у меня приглашения из Минска, „Локомотив“ уже квартиру показал, но в 74-м в „Динамо“ пришел Севидов. Говорит: „Ты хочешь в хороший футбол играть или?.. “Я выбрал хороший футбол…»194.

А вот с двумя опытными игроками тренеры расстаться накануне старта чемпионата были вынуждены: «Футболист московского «Спартака» Абрамов систематически нарушал спортивный режим и в результате был отчислен из команды. Следом за ним по такой же причине был отчислен Редин…»195. Абрамов, правда, в августе вернулся в состав, а Редин сезон 1974 года провел в кишиневском «Нистру». Вновь отправился в Алма-Ату ветеран Сергей Рожков, вернулся в Нальчик Виталий Мирзоев, неплохо зарекомендовавший себя недавний дебютант Егор Медников вместе с Рединым перебрался в Кишинев – каждый из них провел в сезоне-74 не более десятка матчей в основном составе. Ушли эпизодически появлявшиеся в составе Владимир Федоров, Владимир Селянин, Александр Касимцев.

Однако, учитывая, что на счету, как говорится, был каждый штык, да и пополнение выглядело весомым только по именам, даже эти потери были существенными. Пополнили же ряды «Спартака» вернувшиеся после армейской службы Виктор Папаев, Николай Киселев и Юрий Дарвин, юные воспитанник спартаковской школы Вячеслав Мурашкинцев, Анатолий Купцов из ФШМ и Михаил Бондарев из подмосковных Мытищ. Бондарев вспоминал, как работала тогда спартаковская «селекция»: «Для меня вообще это приглашение на редкость неожиданным оказалось. Случилась как-то игра товарищеская сборной Московской области со „Спартаком“. И после нее я из Мытищ переехал в Тарасовку…»196.

Фактически единственным полноценным новичком стал Юрий Пилипко, с которым тренеры связывали определенные надежды. Вот что писал о Пилипко – в тот момент форварде нальчикского «Спартака», руководимого Анатолием Крутиковым – осенью 1974 года еженедельник «Футбол-Хоккей»: «Рослый – 1 м 85 см, поджарый, сухой (вес 75 кг), весь, кажется, сплетенный из мышц, он легко и непринужденно движется, склонен к беспрерывному маневрированию, умеет открываться именно в тот момент, когда это нужно, выгодно, целесообразно. <…> Он начал играть в Батайске. Первым его наставником был В. Мазнев. В армии играл за клубную команду ростовского СКА, которая под руководством А. Бочарова стала чемпионом Вооруженных Сил. После демобилизации Юрия пригласили в пятигорский „Машук“, там-то и присмотрели его тренеры „Спартака“ А. Крутиков и А. Апшев. Присмотрели несколько необычно, при помощи газетных отчетов о матчах. Игрок „Спартака“ В. Москаленко, ранее тоже выступавший за „Машук“, частенько ездил в свободное время домой в Пятигорск, благо расстояние невелико, и оттуда всякий раз привозил с собой местные газеты. Просматривая их, Крутиков обратил внимание, что едва ли не в каждом отчете встречается фамилия Пилипко, и потому встречается, что едва ли не в каждом матче он забивает голы. А. Крутиков и А. Апшев поехали на очередную игру. Вот так и попал Юра в Нальчик. <…> …у Пилипко отличный дриблинг, не однажды приходилось наблюдать, как, находясь в окружении нескольких соперников, он умудрялся всех „разбросать“ своими финтами и выбраться из „кучи“ с мячом. Бьет хорошо – не задерживаясь, не раздумывая – с обеих ног. И еще одно важное качество: борется до конца даже и в безнадежных ситуациях. Он умеет метко и точно сбросить партнеру мяч головой. Иногда злоупотребляет индивидуальной игрой, теряет ориентировку, игровое зрение. Но это с опытом должно пройти, тем более, что тренируется он более чем добросовестно. Все достоинства молодого игрока идут не от выучки, а от природного дарования. Но данное природой нужно развивать и дополнять как раз выучкой. Надо думать, Юрий Пилипко и его тренеры отдают себе в этом отчет. Тем более, А. Крутиков сам заостряет внимание на том, что Пилипко недостает тонкого мышечного ощущения мяча при его остановке, обработке, пасе…»197.

Пилипко в дебютном матче в дублирующем составе «Спартака» сделал хет-трик в Одессе, вышел на следующий день на замену в «основе», да так там и закрепился, вытеснив было из состава подрастерявшего былую удаль Александра Пискарева. Однако в конце мая сезон для дебютанта из-за травмы был завершен.

С трудом возвращался в игру после потерянного года в ЦСКА Виктор Папаев, которого также преследовали травмы (провел всего 19 матчей), а Николай Киселев и вовсе так и не появился в основном составе: «Я повредил спину, да так и не сумел конца восстановиться. Поэтому и закончил с футболом раньше, чем мог бы…»198. В дубле вместе с Киселевым оказался и Юрий Дарвин, лишь по одному матчу провели за основной состав в том сезоне новички Вячеслав Мурашкинцев и Михаил Бондарев.

Ко всему прочему, из-за трений с Николаем Алексеевичем Гуляевым вынужден был покинуть команду Геннадий Логофет, для которого сезон 1975 года стал последним. По рассказам Логофета, конфликт начался еще в 1966 году, когда Гуляев в течение сезона возглавлял «Спартак»: «В 66-м году еще мы проиграли на Кубок кубков «Рапиду». В Москве —0:0 сыграли, там – 0:1… А моментов у нас – тьма! Один забей, и все – доехали! И на последних минутах выскакиваю один на один – тогда я хавбека играл. Хлоп – мячик по штанге чиркнул и ушел выше ворот… С лета, правда, бил – не простой был удар. Но до рамы всего метров семь оставалось, думал: все, сейчас кладу… И вот едем в поезде домой. Комментатор Владислав Семенов меня спрашивает: «Ну ладно, Янкин три не забил – не такой уж большой мастер. Ну ладно – тот… Но ты-то как из такой позиции промахнулся?». А я в шутку: «Вот, допустим, я забил – мы проходим дальше. Значит, тренер у нас прежний остается. А так сейчас его снимут – мы ведь не выполнили задачу…». А он вдруг начинает мне подмигивать: дверь-то в купе открыта. И в коридоре, Гуляев стоит. Представляешь?!..»199. Логофет тогда заявил, что с этим тренером работать не будет, да и многие партнеры его поддержали: «Его вызывают из отпуска: «Как же так? Что у вас за команда? Девять человек написали заявления, не сговариваясь…». Причем никакой групповщиной у нас и вправду не пахло – я и перезванивался из тех, кто уходить собирался, только с Рыжим (Рейнгольдом), ему в Одессе тоже бабки сумасшедшие предлагали. А тренер наш, значит, отвечает: «А что? Хотят – пусть уходят. Других наберем. Эти мне мешали (мы четвертое место заняли). А если их убрать – в тройке будем, я вам гарантирую». На что руководитель спартаковский ему и заявляет: «По-моему, лучше одного тренера поменять, чем девять игроков основного состава»…»200.

Но есть и другой взгляд на ту ситуацию. Симпатизировавший Гуляеву журналист Валерий Винокуров, говоря о возвращении тренера в родную команду в 1974-м, тоже вспоминал то его первое возвращение и сравнивал с нынешним: «Зато это и не «Спартак» 1966 года, когда на один сезон Гуляев возвратился из сборной в родной клуб, но долго работать не смог, столкнувшись с неприятной обстановкой групповщины и интриг, недолгое, правда, время царившей в коллективе…»201. А Лев Филатов по совершенно другому поводу заочно соглашался с Гуляевым, настаивавшим на необходимости хирургических мер в «Спартаке» второй половины 60-х, считая, что уже после ухода Гуляева в 1966 году именно такие жесткие меры, которые много позже Олег Романцев назовет умением «резать мясо», во многом предопределят памятное чемпионство-69: «Была и другая история в «Спартаке», о которой до сих пор вспоминают как о примере необходимой категоричности в решении кадровых вопросов. А некоторые тренеры из других обществ говорят о ней так даже с завистью. Это случай с отчислением нескольких игроков основного состава, которые по своим данным и по возрасту еще могли быть полезными. Однако диагноз руководителей команды требовал ампутации: этим футболистам перестала быть дорога честь спартаковцев, они искали для себя одних преимуществ, надеялись на милостивое отношение к их прегрешениям. Сейчас многие утверждают, что подъем «Спартака» начался после той спасительной операции. Вполне вероятно, что так оно и есть…»202.

Что же до Логофета, по его мнению, именно та история из далекого уже 1966 года и вышла ему боком: «А закончил я в 74-м (1975-м – прим. автора) из-за Гуляева. Он меня достал все-таки – когда потом пришел еще на три года… Представляешь, в 30 лет – в запас посадил. Даже тренироваться с основным составом не давал. Месяц не тренировался. И вот играем с «Динамо» – 30 апреля в Лужниках. 0:0. И так мне «Спартак» стало жалко… После матча иду, а меня ребята знакомые зовут: «Три дня праздника, ты закончил – поехали с нами. На родину Есенина. Шашлыки, пиво…». А я захожу в раздевалку: «Николай Петрович, все, я приступаю к тренировкам. Дней через двадцать меня можно будет ставить. Ну, проверите, конечно, сначала…». И числа 25-го я уже играл (31 мая против московского «Торпедо» – прим. автора)…»203. Логофет провел в том сезоне 7 матчей и завершил карьеру с обидой на Гуляева: «Ни слова не говоря – в запас. Ну, как можно второго человека в стране на своей позиции так задвигать? Ты хоть подойди скажи: «Ты свое отыграл, парень. Все-таки 33-й год пошел. Спасибо…». Или – наоборот: «Поддерживай форму. Игр пять-шесть сыграешь, когда вот такая петля будет…». Нет – он молчок…»204. Отсутствие взаимопонимания с тренером привело к неизбежному решению: «Сам проситься и ныть не буду – не мой стиль. Только ребятам говорил: «Неужели я хуже Букиевских?». В конце концов, пришел к Старостину: «С меня хватит. Ухожу». <…> Жаль, я не знал, что совсем ненамного от рекорда Нетто по числу проведенных за «Спартак» матчей недотягиваю. Тогда бы остался и доиграл сезон, а не ушел посередине. В ту пору был всего один статистик – Константин Есенин, но он не подсказал. С другой стороны, хотя бы 76-й год с вылетом из высшей лиги на мне не «висит»…»205.

Первые же комментарии к игре «Спартака» после стартовых туров чемпионата-75 (нулевая ничья в Одессе, поражение во Львове и домашние победы над «Пахтакором» и тбилисским «Динамо») были настороженными: «Даже такие вроде бы несущественные перестановки в рядах серебряного призера, как возвращение Папаева в среднюю линию и уход Ловчева в защиту, при отсутствии Логофета, заметно отразились на рисунке спартаковской игры. На финише прошлого сезона быстрота и стремительность сделались козырем „Спартака“ в атаке. Сейчас же этот рисунок приглушен, смазан…»206.

Затем последовали четыре нулевые ничьи в Москве, после чего – разгром от «Торпедо» 0:4. В ходе этой безголевой серии еженедельник «Футбол-Хоккей» вновь и вновь задавался вопросом: «Что же случилось со „Спартаком“, командой, всегда отличавшейся боевым духом? Есть все основания быть недовольными игрой команды… <…> Первое впечатление от игры „Спартака“ – команда утратила вкус к игре, игре живой, инициативной. Стремительный маневр – вот оружие, которым сражались москвичи в прошлом сезоне и которое не срабатывает сейчас…»207.

«Спартак» вышел на матч с «Торпедо» без травмированного Ловчева и призванного в середине сезона в армию капитана команды – и, между прочим, олимпийской сборной – Ольшанского…»208, – сдержанно отметил еженедельник «Футбол-Хоккей». История, на самом деле, вышла громкая. И сыграла она, очевидно, немалую роль в предстоящих бедах «Спартака» – и без того обескровленная команда лишилась ключевого игрока, капитана, столпа обороны, да и просто одного из немногих опытных и зрелых футболистов.

«Похоже, высшее военное руководство решило тогда продемонстрировать всем свое могущество и настояло на моем призыве…»209, – считает сам Ольшанский: «Я специально учился в институте так, чтобы на каждом курсе задерживаться по два года. В итоге протянул десять лет. Думали, что вопрос с армией уже решен, но вмешались большие силы – министр обороны Гречко и Анатолий Тарасов, работавший с футбольным ЦСКА…»210. Подтверждает эту версию и Николай Маношин, отвечавший в те годы за армейскую «селекцию»: «Говорю я Тарасову однажды: «Если в этом году не заберем Никонова из «Торпедо» (ему около 27 было) и Ольшанского из «Спартака» – непризывными станут». Он – к Гречко, тот – директиву, и ребят призывают. Но Сергея в Хабаровск (в Петропавловск-Камчатский – прим. автора) отправляют служить, Вадима – в Чебаркуль. То есть Тарасов призвал их не в ЦСКА, как я думал, а просто, чтобы ослабить соперников…»211.

У Евгения Ловчева своя версия столь драматического поворота в судьбе двух капитанов столичных команд – чтобы из большого футбола да в строевую часть: «Комментируя последний матч Сергея в «Спартаке», Николай Озеров сказал следующее: «Ольшанскому пришло время служить, но играть он будет в ЦСКА». Генералы обиделись на такую формулировку «служить=играть», и спустя пару дней после того матча Ольшанский уже кушал рыбу в офицерской столовой на полуострове Камчатка…»212. Однако сам Ольшанский считает, что высокие военные руководители просто «…хотели показать свою силу – вот что мы можем сделать с такими людьми. Старостин рассказывал, что было совещание в ЦК. Схватились партийные, болевшие за «Спартак», и военные. «Все равно он в ЦСКА будет играть» – говорили партийные. «Играть? Нет, он будет служить». 25 мая я сыграл за олимпийскую сборную против Югославии, а 28-го, в мой день рождения, ко мне приехал майор из военкомата. Оказывается – поступил личный приказ министра обороны Гречко заслать меня в Петропавловск-Камчатский. А Гречко был вторым человеком в стране. Прилетаю на Камчатку. Офицеры глазам не верят: «Мы же тебя видели три дня назад – за сборную играл. Ты, наверное, убил кого-то, и тебя спрятали сюда, чтоб не сажать». Посмеялись…»213.

Пришлось капитану «Спартака» и олимпийской сборной осваивать ратное дело: «…Там был мотострелковый полк, куда меня определили помощником гранатометчика. <…> Ходили разговоры о том, что, возможно, меня возьмут в ЦСКА. Однако Анатолий Владимирович Тарасов, его тогда в экстренном порядке назначили старшим тренером московских армейцев, дал понять, что в услугах Ольшанского не нуждается. Как и в услугах капитана столичных торпедовцев Вадима Никонова, которого в то же время тоже призвали на службу…»214. Валентин Бубукин вспоминал позже об истории с Ольшанским: «Его Тарасов куда-то за сопки сослал. Он оттуда писал письма: «Анатолий Владимирович, возьмите меня, не надо мне платить денег, ничего, возьмите, я хочу играть в футбол, я буду предан и так далее». Жестокий Тарасов говорил: как только третье письмо получу, тогда возьмем…»215.

Ситуация разрешилась через три месяца: «Моей восьмимесячной дочке Оле предстояла сложная операция. Мне предоставили отпуск по семейным обстоятельствам. Операция, слава Богу, прошла удачно. И тогда я решил попытать счастья: позвонил Тарасову. На сей раз Анатолий Владимирович пообещал взять в ЦСКА. Однако опять что-то там наверху переиграли, и в итоге мне предложили выступать за СКА (Хабаровск). Я согласился. Сезон там отыграл…»216. Вопрос о возвращении Ольшанского в Москву не сумел, точнее, не успел решить и Бесков: «В Хабаровске предлагали квартиру. Говорили: «Создадим все условия, привози жену». Но я уехал в отпуск в Москву. А там как раз сняли Тарасова и пригласили Бескова, который пообещал взять меня в ЦСКА. Но Бесков не договорился о чем-то с военными руководителями и вместо него пришел Мамыкин…»217. По словам самого Ольшанского, сам он «…рассчитывал еще сезон за хабаровчан отыграть, так как оставался год срочной службы. Но тут уж вызвали в ЦСКА, который к тому времени возглавил Алексей Мамыкин…»218.

В «Спартак» его бывший капитан уже не вернется: «А меня туда никто не звал. Как раз в то время оказался в опале Николай Петрович Старостин. Возможно, поэтому ко мне и не проявили интереса. И когда получил от армейского руководства предложение стать офицером, то согласился. Позже Старостин обрел прежнее положение в «Спартаке». Как-то при встрече сказал: «Приходи, мы тебя всегда примем». Но путь для меня был уже отрезан – к тому моменту надел офицерские погоны…»219. И, проведя остаток карьеры в армейском клубе, много позже с горечью скажет: «Если брать по большому счету, то в ЦСКА я уже доигрывал, завершал футбольную карьеру. Самые счастливые годы в футболе прошли в «Спартаке». И когда оказался в рядах столичных армейцев, какие-то качества, свойственные мне в пору выступлений за «Спартак», были утеряны…»220.

«Спартак» же в сезоне 1975 года без своего капитана захромал окончательно. К середине сентября в активе команды было всего 5 побед, 8 ничьих и 8 поражений. «Команда на отдельные игры была способна собраться и сыграть…»221, – вспоминал Виктор Самохин. Характерны для того периода наблюдения Льва Филатова за игрой «Спартака» после июльского матча с «Шахтером»: «…Как ни странно, «Шахтер» вел игру робко, позволял спартаковцам подолгу вести осаду, хотя те, верные себе, все тщились так разыгрывать комбинации, чтобы кто-то из них с мячом смог шагнуть в ворота противника, а в обороне в свою очередь далеко не всегда были бдительны и расторопны…»222. Порой выручала, по мнению Филатова, магия имени – «Спартак» по привычке побаивались: «Правда, еще продолжает действовать магия вывески, и, скажем, московским «Динамо» и «Спартаку» перед их встречами с менее знаменитыми командами отдается преимущество, от них всегда чего-то ждут, несмотря на их более чем скромные строчки в таблице. Их поражениям все еще по давнему обыкновению удивляются, противники же торжествуют по поводу своих побед над ними особенно радостно. Не берусь предсказать, что ждет эти две команды в будущем, но сегодня они, что называется, вполне обыкновенные и имеют те очки и те места, которых заслуживают, так что метить их особым знаком нет необходимости. Но репутации в футболе, как известно, стойки, и пересматривают их неохотно…»223.

Так или иначе, ситуация была уже близка к критической. И тут очень кстати подоспел матч с армейцами. Евгений Ловчев о той игре и спустя годы рассказывал с удовольствием: «…В тот год мы выиграли у ЦСКА обе игры в чемпионате. Особенно запомнилась та, что во втором круге, уже осенью. Я после ухода Ольшанского стал капитаном и всячески перед играми с армейцами педалировал эту тему – ну, сейчас мы им покажем за Ольшанского, будут знать, как игроков воровать, отомстим за Серегу… На построении, когда команды встают перед трибунами, приветствуя друг друга, я сказал: «Команде, которая украла у нас Ольшанского и сослала его на Дальний Восток, наш привет!». Не знаю, как у зрителей и армейцев, но у нас в команде ажиотаж был серьезным. И в той игре я забил, думаю, свой самый красивый гол: с места правого инсайда пробил в дальний угол – и мяч от штанги со звоном влетел в сетку…»224. Вот с голом, правда, память Ловчева подвела – в игре с армейцами он отличился в первом круге, а во втором забили Гладилин, Папаев и Булгаков, но настрой «Спартака» был серьезный – Астаповский еще отразил удар с одиннадцатиметровой отметки Андреева.

Победа над «укравшими Ольшанского» соперниками приободрила «Спартак», который после нее совершил тот самый упомянутый Львом Филатовым «импульсивный рывок» – были повержены подряд «Карпаты», «Черноморец» и «Днепр», и эти четыре победы отодвинули красно-белых от края разверзшейся было турнирной пропасти. Заметим, однако, что после столь впечатляющего спурта «Спартак» в пяти заключительных матчах чемпионата вновь набрал лишь два очка, завершив нулевыми ничьими встречи в Москве с «Зарей» и в Ташкенте. Поездки в Донецк, Тбилиси и Киев очков спартаковцам не добавили.

Зато до поры до времени «Спартак», способный на отдельные игры «собраться и сыграть», преуспевал в Кубке УЕФА. Преодолев сопротивление крепкого шведского АИКа – 1:1 и 1:0, спартаковцы по-настоящему блеснули в матчах с именитым «Кельном», который возглавлял известный югославский тренер Златко Чайковски. Победа в Лужниках 2:0 не гарантировала конечного успеха. И матч в Кельне стал, определенно, кульминацией сезона-75 для спартаковцев. Как вспоминал Виктор Папаев, «…от побед над „Кельном“ осталось чувство удовлетворения – хорошую команду обыграли. У немцев вообще плохих не было, а тут еще такие мастера, как Оверат и Флоэ, игроки сборной ФРГ. В Москве „Спартак“ выиграл 2:0, второй гол был забит с моей передачи: удалось Женю Ловчева вразрез на ударную позицию вывести. Но мы перед ответной игрой особо таким преимуществом не прельщались. Да и немцы были уверены, что на своем поле возьмут реванш с нужным счетом. У них даже в мыслях не было, что могут два раза подряд советской команде уступить. Только начался матч в Кельне, как кто-то из соперников мне так въехал под опорную, что у меня аж ноги выше головы взлетели! Я вообще-то игрок добродушный, однако тут не вытерпел, тоже завелся. В итоге желтую карточку получил. Но уступать было никак нельзя. Очень здорово выручил нас вратарь Александр Прохоров: все тащил, даже пенальти взял. А во второй половине Валерка Андреев со штрафного немцев наказал. Как доиграл тот матч, не знаю, а через два дня нам уже в чемпионате СССР в Киеве надо было сражаться, но у меня нога так распухла, что выйти на поле не смог…»225.

Игра Прохорова в Кельне произвела столь сильное впечатление на специалистов, что, по словам Виктора Папаева, стала решающей при определении лучшего голкипера страны: «Следующим соперником был «Милан». Помню, едем в автобусе в аэропорт, чтобы в Италию лететь, а по «Маяку» объявляют: «Лучшим вратарем сезона признан спартаковец Александр Прохоров». Собирались было приз «Огонька» вручать армейцу Владимиру Астаповскому, но матч в Кельне все перевесил. С нами еще Владимир Маслаченко ехал, он должен был из Италии репортаж вести, так в салоне признался, что приложил руку к тому, чтобы жюри в пользу Прохорова вынесло решение. Причем лучшим он стал второй год подряд…»226. Через некоторое время Алексей Леонтьев в «Советском спорте» приоткроет тайну: «Правда, и в этом надо честно признаться, при определении лучшего вратаря прошлого года голоса его определяющих разделились между Владимиром Астаповским и Александром Прохоровым…»227.

В Милане не помог и Прохоров: «Случилось так, что его удостоили приза для лучшего вратаря сезона за несколько дней до самой неудачной игры за последний год. И по тому, как он неистово тренировался в дождь и ветер, было видно, что Прохоров жаждет реабилитации…»228, – писал перед ответной игрой в Сочи с итальянцами Юрий Ваньят. А Виктор Самохин, твердо занявший в том сезоне место в основном составе, вспоминал: «Матч в Кельне – это девяносто минут, сжатые в одну, чем он разительно отличался от миланского. Те полтора часа вечностью показались, мысль в голове одна – когда же все это закончится. Главный же виновник того разгрома – форвард сборной Италии Беттега, – он-то нашу оборону и порвал. Самое интересное, что перед игрой наш вратарь Юра Дарвин, проснувшись, сказал: «Кошмар какой-то, ребята, снился – будто горим мы 4:0». Сон-то в руку оказался… А потом в Сочи, в ответном матче, мы едва не забили итальянцам столько же – они решили, что мы обречены, и валяли дурака, за что поплатились, но мало мы их наказали – всего дважды…»229.

Ответным матчем с «Миланом» «Спартак» завершал сезон-75 и выиграл 2:0 благодаря голам Папаева и Ловчева. Однако запомнился сочинский матч не только этим – и без того обескровленный «Спартак» ждала еще одна внезапная потеря. «Хотелось хорошо сыграть свой прощальный матч в родном клубе и Минаеву…»230, – напишет в отчете об игре Юрий Ваньят. Команду покидал 22-летний воспитанник клуба, отлично зарекомендовавший себя уже и в олимпийской сборной страны. «Причина, как водится, у всех одна – армия…»231, – скажет потом Минаев, и добавит: «Мне чужих ошибок повторять не хотелось, вот и отправился в «Динамо», где все проблемы обещали решить…»232. В другом интервью он пояснит: «Мне нравилось играть за «Спартак», было приятно общение с одноклубниками, но…. Судьба… Дело в том, что тогда многие футболисты, призванные в армию, не попадали в ЦСКА. Капитана «Торпедо» Вадима Никонова отправили в Читу, нашего Сергея Ольшанского – на Дальний Восток, причем летел он туда на военном самолете в компании с зеками! Меня выручил бывший спартаковец Валерий Зенков: «Тобой интересуется «Динамо» – давай к нам!». Выбора у меня не оставалось. Подписал бумаги и получил удостоверение младшего оперуполномоченного КГБ. Потом в 1976-м меня вызвал в сборную Валерий Лобановский. Когда он предложил переехать в Киев, я достал эту книжицу с надписью «КГБ», и киевский вариант отпал…»233. Правда, много лет спустя Минаев признается, что выбор у него, на самом деле, был, и решение о переходе он принял сам, опасаясь возможного призыва: «Меня, лейтенанта запаса, призвать вроде бы не могли. Но когда Севидов пригласил в «Динамо», решил подстраховаться. Из «Спартака» к тому же в конце сезона убрали Старостина, посоветоваться было не с кем…»234.

Корни разгромного поражения в Милане Евгений Ловчев видит не только в игровой плоскости: «Еще хуже было то, что на таможне при вылете в Милан несколько игроков попались на вывозе валюты, что было запрещено. С командами за границу всегда ездили «дяди Вани» – люди из органов. Этот «дядя Ваня» сделал так, чтобы непосредственно на таможне скандал был замят, и выехали мы в Италию в полном составе. Но такие вещи тут же сообщались «куда надо». Чаще всего при выезде валюту не проверяли, а тут – проверили…»235. Согласен с партнером и Виктор Папаев: «…Слухи пошли, что по возвращении проверять будут всех. И на некоторых наших футболистов это так повлияло, что в Милане играли как в тумане и получили четыре «сухаря»… Сейчас все это может вызвать улыбку, но в те годы человека могли запросто отлучить от футбола за такое нарушение…»236.

История эта получила свое печальное развитие и сыграла свою роль в катастрофе 1976 года. Однако не будем забегать вперед и предоставим пока слово Льву Ивановичу Филатову, писавшему после миланского разгрома: «Повторю: у этой игры была обманчивая внешность. Кто-то, возможно, остался уверенным, что „Спартак“ способен был при случае и выиграть, что сплоховали защитники и вратарь. Я бы сказал иначе: способен был выиграть не этот „Спартак“, а тот, каким он должен быть. Не знаю, может быть, в его нынешнем составе и все мастера спорта, но то, что не все мастера футбола – это несомненно. У команды же нет никакой атакующей мощи, она не стреляет. Недаром в чемпионате страны лучшим ее бомбардиром стал защитник Ловчев…»237.

Ловчев действительно в том сезоне проявил себя безоговорочным лидером – как и Александр Прохоров. Вернувшись в начале сезона из средней линии в оборону, Ловчев, тем не менее, стал лучшим бомбардиром команды не только по итогам чемпионата (8 забитых мячей), но и европейской кампании «Спартака» (4 гола в 6 матчах). Понятно, что такая результативность номинального защитника – прямой укор нападающим, да и вообще организации игры команды, ведь традиционно немало забивали в «Спартаке» и игроки средней линии. И на эти проблемы обращали внимание все без исключения специалисты и журналисты в течение всего сезона-75. Вот, например, что писал в августе в еженедельнике «Футбол-Хоккей» Геннадий Радчук: «Не избавился от беззубости в атаке серебряный призер и поныне. С первых дней команда шествует по чемпионату без нападения. Все тактические ходы могут быть суммированы так: Ловчев – в защите, Ловчев – в полузащите, Ловчев – в нападении. „Спартак“ без конца меняет состав, перетасовывает звенья, но игра по-прежнему невразумительна…»238. Аналогичен вердикт и Льва Филатова: „Спартак“ ныне не был объединен игровой идеей, играл то спустя рукава, то что есть духу, ему явно недоставало футболистов, умеющих и любящих забивать голы…»239. Сам Евгений Ловчев привычно – и не без оснований – ругал молодежь: «Многим нашим молодым игрокам место в основном составе досталось почти без конкуренции. И это некоторых из них, похоже, испортило, быстро приучило к спокойной жизни в футболе. Вот что меня постоянно бесит! Как же так, думаешь, почему ты, самоуверенный, самовлюбленный, все еще лишь „подающий надежды“, полный сил игрок, отстоял на поле всю тренировку, едва дождавшись тренерского свистка, убежал в раздевалку? Ведь не станешь каждый раз говорить: посмотри на того же Прохорова, вот кто не жалеет себя! Ты же фактически существуешь в футболе за его счет, на твоей совести его истрепанные вратарские нервы, как и нервы Осянина, Логофета, Папаева…»240.

Но куда больший резонанс вызвали слова капитана «Спартака», когда он заявил 31 августа «Советскому спорту», поиграв – единственный из спартаковцев – в сборной СССР у Лобановского:

«– А теперь вот, пусть не обижаются на меня болельщики «Спартака», иногда мечтаю поиграть в киевском «Динамо».

– Интересно, на каком месте?

– На любом, куда поставят тренеры…»241.

Столь провокационное, не побоимся этого слова, заявление стало даже поводом для интервью с Ловчевым в еженедельнике «Футбол-Хоккей», где капитан «Спартака» вынужден будет пояснить свою позицию восхищением современной организацией игры киевлян (и, соответственно, сборной), четкостью тренерских установок и ясностью заданий: «Я играл крайнего левого защитника и заранее был предупрежден тренерами сборной Лобановским, Базилевичем, Морозовым, что ни в коем случае не должен пропускать атакующего по моему краю соперника до лицевой линии поля. Наставники киевлян считают, что подачи от лицевой линии наиболее опасны. Встречаясь с владеющим мячом соперником, я обязан был оттеснять его в центр, на подступы к штрафной площади, а в эти мгновения ко мне на помощь немедленно двигался полузащитник Коньков. Сзади Конькову помогал Фоменко, и так, втроем, мы «сжирали» атакующего. То же самое происходило и на противоположном фланге, где правый защитник «гнал» соперника на Конькова и Фоменко…»242 и «Мне запомнилась такая фраза Лобановского: «На чужой половине поля для вас кислорода нет!». Это значило, что при срыве атаки все должны моментально вернуться назад, и не просто вернуться, а в считанные секунды занять «свои» точки…»243. Свои дифирамбы Лобановскому Ловчев заключил словами: «Перед матчем я захотел выяснить у тренеров, кто будет меня страховать, если я подключусь к атаке? И тут же получил незамедлительный ответ: «Коньков». Я подумал: «Вот бы у нас так в «Спартаке»…»244.

На самом же деле, ни в какой Киев Ловчев, конечно, не собирался, более того, как вспоминал впоследствии, как раз, напротив, отклонил прямое предложение о переходе: «Помню, летим на отборочный матч ЧЕ-76 в Швейцарию. Сборную тогда Лобановский и Базилевич тренировали, команда была сформирована на базе киевского «Динамо». И вот в самолете вижу – Лобановский с Базилевичем о чем-то пошептались, и последний подходит к моему креслу: «Женя, мы хотим пригласить тебя в киевское «Динамо». Но я-то не собирался никуда уходить, в «Спартаке» был мой дом. «Надо подумать, – говорю, – никто ведь не поймет меня, с женой хочу посоветоваться». Базилевич такого явно не ожидал: «Какая еще жена?! Мы тебя приглашаем в киевское «Динамо»! Ты же… деньги совсем другие будешь получать!». Но скоро он все понял, и к этой теме мы больше не возвращались…»245.

«Спартак», в отличие от триумфального в тот год киевского «Динамо», поругивали буквально за все. Единственный, пожалуй, позитивный момент в организации дел в «Спартаке» в 1975 году – появление собственного крытого манежа: «…Крытый футбольный стадион первыми в нашей стране получили московские спартаковцы. Его начали строить в январе 1971 года у Оленьих прудов в Сокольниках, на территории, которую на спортивной карте Москвы по праву можно обозначить как «Спартаковский городок». Недалеко отсюда ультрасовременное здание зимнего легкоатлетического манежа имени братьев Знаменских, рядом сооружается крытый стадион спортивных игр, по соседству знаменитая «Ширяевка» – стадион «Ширяево поле», игровые площадки…»246. В остальном же «Спартак» стал объектом для упреков. Так, начальник Управления футбола Спорткомитета СССР Анатолий Еремин, например, достаточно жестко раскритиковал как тренировочный процесс в «Спартаке»: «Начну с самого, по-видимому, главного – с тренировочного процесса. Есть еще, к сожалению, клубы, где отношение к тренировкам остается, мягко говоря, безответственным. <…> Есть серьезные претензии к тренерам московских команд «Спартак», «Локомотив», ЦСКА, одесского «Черноморца». Не все тренеры и не все игроки прониклись убежденностью, что надо тренироваться иначе, не сумели преодолеть психологический барьер боязни высоких нагрузок. Известно: подготовительный период закладывает те основы, которые реализуются в соревновании, помогают достичь результата. Московские спартаковцы, как зарегистрировали сотрудники лаборатории футбола ВНИИФКа, на прошлогоднем весеннем сборе выполнили в полтора раза меньший объем работы, чем (примерно в те же сроки) киевские динамовцы. Об интенсивности этих занятий и говорить не приходится. Притом тренеры киевлян контрольные игры действительно считали контрольными и специально к ним не готовились, в то время как тренеры «Спартака» в день перед игрой ограничивались предыгровой разминкой, а в день после игры вообще не планировали никаких занятий…»247, так и даже состояние дел в лечебной и восстановительной работе: «…Плохо ведется как лечебно-профилактическая, так и восстановительная работа в московском «Спартаке», в «Арарате», в некоторых других клубах. Причем тренеры, как правило, понимают, что без этого невозможно сделать занятия более интенсивными, подготовить организм к высоким тренировочным и игровым нагрузкам. Но попробуйте убедить хозяйственных руководителей клубов…»248.

На внутренние проблемы «Спартака» недвусмысленно намекала и главная спортивная газета страны – «Советский спорт»: «…Особняком стоит в турнирной таблице московский „Спартак“, резко сдавший по сравнению с прошлым годом. Трудно назвать причины неудачного выступления команды – ведь судить мне приходится по тому, что, как говорится, лежит на поверхности. А впечатления эти разноречивы. Вспоминаю яркие игры „Спартака“, в их числе – матчи с ЦСКА, „Кельном“, где москвичи проявили твердость духа и сыграли слаженно, тактически зрело. Одновременно вспоминаю и явные неудачи. Последняя среди них – матч с „Миланом“. Отлично исполняли в отдельных встречах свои партии Прохоров, Осянин, Ловчев, Папаев, Минаев. Костяк опытных игроков есть, а стабильной игры, тем не менее, нет. Причины того, видимо, не лежат на поверхности, они где-то глубже – во взаимоотношениях игроков и наставников, в отношении спартаковцев в тренировочной работе…»249.

Виктор Маслов, подводя итоги сезона, вновь со всей прямотой расставил все болевые точки над «i» в игре «Спартака»: «Пример прошлогодних призеров „Спартака“ и „Черноморца“ говорит о том, что самая верная и разумная тактика останется безжизненной, если у команды нет исполнителей. Нельзя играть без форвардов, нельзя играть без ярких игроков передней линии…»250.

Но обратил Маслов внимание и на еще одну проблему, с которой столкнулась команда в сезоне-75: «…«Спартак» к тому же пострадал и из-за излишнего доверия, которое ему оказали, сделав базовой командой олимпийской сборной. Дело в том, что сила команды в прошлом году была в похвальном единстве тактических замыслов и возможностей игроков. Введение каждого нового футболиста казалось делом непростым. Олимпийская же сборная вынуждена была не только привлекать игроков из других команд, но и при этом видоизменять тактический рисунок. Таким образом, спартаковцам приходилось то и дело перестраиваться, и в результате клуб многое потерял в таком длительной турнире как чемпионат страны…»251.

Согласится с ним чуть позже и Андрей Старостин: «…Говоря о десятом месте „Спартака“ после прошлогоднего второго, нельзя не учитывать, что самая молодая команда чемпионата не смогла выдержать борьбы на два фронта без потерь на одном их них. К общему нашему удовлетворению, эти потери не отразились на результатах олимпийской сборной команды…»252.

Тема, как футбольные чиновники фактически поставили было знак равенства между «Спартаком»-75 и олимпийской сборной СССР, и что из этого получилось – заслуживает, без сомнения, отдельного разговора…