Читать книгу Шутка - Роман Шмыков - Страница 20

Я хотел, чтобы они все поговорили. Я теперь знал и помнил всё, или думал, что помнил, но до сих пор искренне желал, чтобы вся эта история осталась позади и никаких недомолвок вообще больше не существовало. Мои родители так боялись за меня, что в их глазах Лена превратилась в угрозу. Они подумали о Насте? Если бы я и вправду не вспомнил их обоих, они бы тоже распрощались с единственной внучкой? Всё это не даёт мне покоя, но и начать разговор я никак не могу. То слова в голове не рождаются, то момент совершенно не тот. Всё не то сейчас, и всё не так.

Я однажды сел за свой старый стол. Лена была на работе. Родители гуляли с Настей, не уходя за пределы нашего двора. Я был совершенно один. Я хотел написать целую речь, наполненную разными вопросами, требующими ответов. Хотел узнать, чего на самом деле мама и папа добивались, пытаясь отгородить меня от моей жены. Но лист так и лежал передо мной. Я сложил руки на колени и смотрел на карандаш, предательски бездыханно и совершенно неподвижно валясь у самого края листа. Ну же, напиши что-нибудь! Потом будет легче. Потом само всё пройдёт, неужели ты так это и оставишь?

Сейчас, видимо, да.

Я смял лист и выбросил куда-то в сторону. Я услышал мягкие постукивания бумажного комка. Два раза. Потом вспомнил, что мусорить не очень-то и хорошо, да и потом забуду его вовсе, а вспомню только тогда, когда на него сам наступлю. Скорее всего глубокой ночью, когда прижмёт проведать фарфоровое царство. Карандаш я аккуратно убрал в выдвижной стол. Там была не только канцелярия. Ещё старый тонкий фотоальбом. Я открыл его. На самой первой фотографии были мы втроём – мама, папа и я посередине. Я был совершенно голым, но в тот момент мне было на это совершенно плевать, ибо я и говорить тогда ещё вряд ли умел. Вся фотография была будто под фильтром сепия. За нами плещется море. Пляж практически пустой. Солнце светит откуда-то сбоку, идеально подчёркивая папин былой точёный пресс. Чёрт, да на его животе можно бельё драить! Мама в сплошном красном купальнике. Её сильно вьющиеся длинные волосы колышутся на ветру, занимая чуть ли не четверть площади фотографии. Тот, кто делал это фото решил, что всё волосы должны попасть, даже если центр композиции сместится куда-то в сторону. Я не помню, как мы ездили на море. В смысле, вообще. С тех пор не получалось. По разным причинам, но я никогда не спрашивал у родителей, по каким. Мне было просто не интересно. Может, это покажется странным, но к бескрайним водоёмам я абсолютно равнодушен – я родился со встроенной любовью к мегаполисам и его каменным джунглям. Уверен, акушерка поздравила мою маму с появлением у неё здорового любителя побегать по подъездам многоэтажных домов.

Я быстро пролистал фотоальбом и случайно одна из страничек замялась, оставшись открытой на моём пальце. Там только папа. Он стоит в лодке и держит на леске огромную рыбину. По ту сторону кадра явно мама. Её всё те же невероятно длинные волосы влезают справа, немного делая кадр каким-то сюрреалистичным. Я закрыл фотоальбом у убрал обратно. Я был бы рад его снова полистать. Того гляди, вспомнил бы что-нибудь ещё, но мои мысли были полностью поглощены другим. Где-то в глубине души я сомневался, что Лена вчера мне сказала правду. Как минимум часть от неё она утаила.

Зачем? Я б спросил, да вот только до сих пор не знаю, как. Я уже было хотел достать новый листок, чтобы попробовать ещё раз. Попытка не пытка, хотя не в этом случае. Но тут в замочной скважине двери зазвенела связка ключей. Родители вернулись со спящей Настей на руках. Папа шёл сразу за мамой, втаскивая коляску в узкий дверной проём и ещё более узкий коридор, выраставший из неё. Я медленно вышел из своей комнаты. Я нервно теребил низ футболки и то и дело поправлял домашние штаны. Я надеялся, что момент для разговора наступил, но по их лицам, уставленным в пол, я понял, что они слишком уставшие для разговора сейчас. Как я уже говорил – всё не вовремя.

Вечером зашла Лена. Дверь я открыл сам. Теперь я знал больше, и не хотел, чтобы родители по этому поводу переживали ещё сильнее, так что я просто молча встретил её, и она, раздевшись, ушла сидеть Настей в нашу комнату. Я вернулся на кухню, где заканчивали свой ужин мама и папа. Они вместе приготовили огромную кастрюлю супа с лапшой, моего любимого, но я сам сегодня почти не притронулся к еде, оставив тарелку с поставленной в суп ложкой остывать. Родители уже разделались со своими порциями и занимались кто чем. Мама начала мыть посуду, а папа полез ковырять что-то в холодильнике, хотя мне кажется, что он чинит отлично работающее, чтобы лишний раз не притрагиваться к мытью посуды. Да, у него аллергия на моющие средства, но настолько незначительная, что можно и побольше помогать маме, но он чаще всего делает вид, что тоже что-то делает по дому. Хорошую, как минимум, видимость он создаёт точно, хотя я не совру, сказав, что в квартире всё идеально прибито и работает без нареканий. Спасибо отцу.

Я стоял на пороге кухни, наблюдая, как они поглощены своими делами. Я опёрся на косяк и лихорадочно искал в голове хоть что-нибудь, что поможет мне хотя бы начать с ними разговор. Я не мог оставить всё так. Они не общаются со своей невесткой, а это просто ужасно. Я даже не сразу заметил, как грыз большой палец, откусив такую большую заусеницу, что пошла кровь. Я посмотрел на эту картину и вытер всю красную жидкость об футболку. Она была синяя. Тёмное пятнышко появилось на боку. Не жалко. Да никто и не заметит, вполне возможно, что уже завтра эта футболка станет половой тряпкой.

– Мам, пап, – из меня просто петардой выпадали слова. Я не знал, что говорить дальше. – Я хочу с вами поговорить.

Они оба отвлеклись и посмотрели на меня почти одновременно. Я хотел каждому уделить часть серьёзного взгляда прямо в глаза, но раздвоиться не мог, поэтому смотрел куда-то посередине между ними, от чего выглядел немного неприкаянным, как меня мама всегда называла ещё с ранних лет.

– Садитесь. – Я указал пальцами на три табуретки у кухонного стола. Мама вытерла руки об полотенце, я папа просто сел – в его руках не было инструментов, чтобы чинить отлично работающий холодильник. – Я всё знаю. Или знаю часть, но я поверил Лене, в её слова о том, как вы с ней обходились после того, как я впал… впал в кому. Хочу спросить теперь у вас лично и услышать от вас – это правда?

Они переглянулись и по взгляду друг на друга хотели решить, кто ответит первым, и скажет ли при этом правду.

– Да. Но у нас просто не получилось иначе. – Спокойно ответила мама, и посмотрев на папу, получила от него одобрительный кивок.

– Мы вряд ли сможем тебе сейчас всё объяснить, – сказал папа тихо, как шпион, который боится за свою конспирацию. Он опёрся локтями на стол, – но это так. Получилось так, как получилось. Мы любим тебя и просто хотим, чтобы ты был счастлив. Чего бы это ни стоило.

Я посмотрел папе в глаза и что-то услышал. Слова не были настоящими. Какие-то пластмассовые. Какая-то речь поверх их слов.

Они меня обманывают.

– Мы тебя не обманываем. – сказали они идеально хором. Мне стало не по себе. Я встал и мотая головой хотел уйти в другую комнату. Я верил им всем, но вот эти версии не сходились – они хотели сделать как лучше для меня, но чуть не вышло катастрофически плохо. Я ощутил нежное прикосновение маминой руки… вцепившейся в меня ногтями, от чего на пол, сползая по руке, закапала кровь. Я отдёрнул руку и повернулся, мама смотрела на меня абсолютно чёрными глазами, а папу тут же вырвало на стол чем-то тёмно-бардовым, но он всё так же сидел, не выказывая ни эмоции. Густая блевотина просто стекала по его подбородку и падала дальше. Моё сердце на мгновение остановилось, и в это мгновение мои родители опять заговорили одновременно, но совершенно чужими… нет, чужим голосом. Голос был один.

– Мне надоело.

– Что здесь? – спросил я, скрестив «что происходит?» и «кто здесь?». Но при этой оговорке я оказался прав, это значило одно.

Я не очнулся.

Дверь позади меня пропала, и спиной я прижался к голой стене. Я слышал по ту сторону Ленин крик и Настин плачь, но они пропадали где-то в глубинах моего подсознания. Уши уже перестали их улавливать.

– Я так надеялся, что ты всё вспомнишь. Я позвал всех, и мы ждали что ты признаешься хотя бы самому себе. Но нет, ты молчишь. Ну и х*й с тобой. Возвращайся обратно. Хотя, ты никуда и не уходил.

Меня трясло. Ноги подкосились, и я упал на задницу, прижав колени к груди. Мама упала на пол со стула, её начало трясти, а папина голова свалилась с плеч и покатилась по столу. В моей голове полетели искры. Всё рушилось. Всё рушилось! За папиной спиной было окно, а за ним вырисовывался силуэт. Створки окна распахнулись, и я увидел хозяина силуэта. Алиса. Она медленно влетала через окно, расставив руки в стороны. Когда она оказалась у самого подоконника, папина голова, лежащая на столе и повёрнутая ко мне, сказала, чтобы я заглянул в свой карман. Я сунул туда руку, и достал маленькую бумажку. Мне её дал тот человек в странной шляпе и с дьявольскими глазами. Там было написано имя. Я Дмитрий. Я не Николай. И всё это – просто иллюзия.

– Посмотри на часы. – Заговорила Алиса. Из её рта хлынула чёрная густая жидкость, похожая на расплавленный гудрон. Это дрянь запачкала её грудь, слегка закрывавшуюся под полностью белым платьем, изрезанным в районе её коленей, покрытых фиолетовыми синяками и порезами.

– Она много молилась. При мне, – вновь заговорил чужеродный голос из уст моих родителей, – но было бессмысленно. Обычно молятся тому, что сверху. Я немного с другой стороны.

Я услышал заливистый жуткий смех, прыгающий от стены к стене. Из другого кармана я достал часы, которые получил от парня в комнате посреди коридора в самом начале моего безумия. Стрелок не было. Стекло циферблата сломано. Тиканье, которое можно было ощутить, сдавив часы в ладони, пропало.

– Я оголю твой грех. – Заговорила Алиса. – Ты предал всех. Но почему-то именно я стала главной жертвой. Смотри, что ты сделал со мной.

Она наклонила голову, и я увидел окровавленный затылок. Точнее, то, что от него осталось. Там была дырка, прикрытая мокрыми пожёванными волосами. Я буквально видел мозг, не покрытый черепной коробкой. Тела родителей стали испаряться и вылетели пылью в окно, а Алиса ступила на карниз и вошла на кухню, ставшую снова знакомой палатой больницы. Стены на моих глазах расстались с обоями, обнажив практически голые стены. Алиса протянула мне руку, но я не сдал давать свою. Я лишь смотрел на неё. Мне не хотелось верить, что всё это было обманом. Кто ты?

Губы Алисы не шевелились, но именно от неё шёл голос, завладевший моими папой и мамой.

– Ты знаешь, кто я! И ты будешь наказан так же, как эта шлюха. Она сначала покусилась на священное, а потом была за это заказана. И тобой же. Ты сделал правильно, убив её самолично. Это была твоя проблема, и ты её решил. Ты спас семью, но сам ты уже не спасёшься. Теперь нет. Я ждал твоего раскаяния, и Он тоже, но ты просто промолчал.

– Я ничего не помнил! – крикнул я так, что рёбра почти разогнулись в другую сторону от напора изнутри. В голове теперь всё прояснилось.

Я убил её. Я убил. Она хотела всё рассказать Лене. Я не мог этого допустить. И не допустил. Но чего это стоило, если на следующий день я оказался к кромешной тьме, и ужасы стали меня преследовать один за другим. Я не раскаивался, потому что не считал, что сделал что-то плохое. Я спас семью, пусть и ценой жизни другого человека. Это я, меня зовут Дмитрий. Приятно познакомиться.

Я представился самому себе. А взгляд Алисы словно прояснился, и я услышал её настоящий голос.

– Я ненавижу тебя! Посмотри, что он сделал со мной! – кричала она, витая в воздухе. Её руки были покрыты толстыми шрамами. Её наказали за то, кем я её сделал, а потом ещё и отправили прямо в пекло. Мне жаль? Внутри себя я понимал, что сейчас мне плевать.

– Уходи. – Ответил я почти шёпотом, но она меня услышала.

Они меня услышали.

Она витала в воздухе и закрывала почти весь обзор. Её руки и голова обмякли, повиснув в воздухе, словно конечности марионетки, чей хозяин отпустил все ниточки. За её спиной я смог разглядеть чёрные очертания рогатого существа. Оно улыбалось. Я не вижу, но знаю это. Так же, как и знаю, где я теперь.

Добро пожаловать в Ад! Снаружи у нас полторы тысячи градусов, чтобы вы даже костным мозгом ощутили бедственность своего положения. Ручная кладь и багаж выкинуты к херам собачим за борт. Отстегните ремни безопасности и зажмите их на своих поганых шеях. Надеюсь, вы будете страдать ещё очень долго. Командир корабля говорит, что всё будет хорошо, но не у вас.