Читать книгу Агент Геката - Сергей Тюленев - Страница 16

Можно было подумать, что для достижения ее цели – получения более или менее значительной суммы от вновь обнаруженных родственников – не нужно было идти на убийства, что это был опасный перебор. Но, во-первых, смерть жертвы наступала после встречи, когда визит нашей героини уже превращался в забытый, да собственно и вряд ли замеченный очередным городком эпизод; ее саму могли вспомнить лишь смутно, ведь, хотя она и была знакома со многими, ни с кем не сходилась по-настоящему близко, ни с кем не развивала сколько-нибудь доверительных отношений, ни с кем, кроме жертв, конечно. Но в том-то и дело, что жертвы уже ничего рассказать не могли, а пока еще были живы после визита к ней, не считали нужным распространяться. Им было что скрывать!

И тут становится понятным, зачем нужны были смерти во-вторых. Расчет был на эмоциональный отклик жертвы: сестра (или еще какая-нибудь близкая родственница) вдруг обнаруживала, что ее брат (или близкий родственник) оставил потомство, что у нее, оказывается, были бедные родственники, бедные, но такие милые… и такие несчастные. Вот ведь как живут! Эта милая женщина, когда-то возлюбленная ее брата, а ныне мать его детей, может позволить себе только скромное жилье; дети посылаются к какой-то сомнительной тетке в какой-то медвежий угол – в Бретань! Да еще в самое неподходящее время года: только представьте ноябрь (ну, или февраль) в Бретани! А образование где они будут получать? И, к тому же, Бретань с ее ужасным диалектом французского вряд ли подготовит их к хорошему университету.

Нет! Надо помочь! Родная кровь ведь! Тут же изменялось завещание (помощь не предлагалась в виде, пусть и крупного, одноразового чека, ведь это выглядело бы подачкой, которая унизила бы обе стороны – и дающую и принимающую). Помощь предлагалась так, что уже никого не поставила бы в неудобное положение, – через завещание. А уж смерть – это жертвам пока, конечно, было неведомо – не заставляла себя долго ждать.

Оставить жертве жизнь значило бы дать ей потушить возгоревшееся в ее душе благородное пламя сочувствия: возникала опасность, что порыв великодушия и сострадания сменила бы англосаксонская трезвость, податливость предостережениям юриста, советам, все тщательно проверить, навести справки, разузнать через надежные, официальные и неофициальные каналы… А так, несколько дней иррационального праздника души, осознания себя великодушной родственницей и… на ее очередной псевдоним отписывалась очередная кругленькая сумма. Никакой возни с подтверждениями родственных связей и т.п. Она была просто упомянутым в завещании именем. Разными именами в разных завещаниях.