Читать книгу Агент Геката - Сергей Тюленев - Страница 19

Так совпало, что как раз в это время Мэгги сообщили о том, что умерла ее мать. Миссис Чарлтон вызвала ее к себе и выразила на удивление искренние соболезнования. Мэгги никогда не была близка с матерью, но какими слабыми бы ни были природные узы, их разрыв всегда отдается болью. Может быть, как в случае Мэгги, ты вдруг ощущаешь, что теперь в мире ты одна, больше нет никого, с кем у тебя была бы кровная связь. А это ведет к мыслям и о собственной бренности…

Через день в пансион пришел адвокат в черном котелке, в костюме с иголочки, в сверкающих туфлях, с кожаным портфелем. Мэгги встретилась с ним в кабинете миссис Чарлтон и в ее присутствии. Адвокат достал из портфеля папку; из папки извлек несколько бумаг; разложил их на столе перед Мэгги. Все это он проделал не торопясь, с достоинством, точными, почти механическими движениями.

Мэгги заглянула в бумаги, но, прочитав пару первых длинных предложений, полных неизвестных ей слов, поняла только, что ничего не поняла, и подняла глаза на адвоката.

– Это завещание Вашей матушки, – с готовностью, ничуть не удивившись, будто ожидая именно такой реакции, принялся объяснять, в чем дело, адвокат. Надо сказать, и речь его вряд ли могла быть послужить образчиком ясности. Редкая фраза адвоката представляла собой просто утверждение; в основном, это были утверждения, отягощенные какими-то «при условии, что…», «только если…», «исключительно при соблюдении…», какими-то поясняющими (а на самом деле только запутывающими) дополнительными оборотами, какими-то терминами, которым он тут же давал новые определения, и становилось непонятно, зачем вообще надо было употреблять этот термин; кроме того, каждый новый термин с сопровождающим его определением отдалял начало предложения от его окончания, так что, когда адвокат все-таки заканчивал очередную фразу, Мэгги уже забывала, с чего та началась, и смысл целого вновь и бесследно ускользал от нее. Но и эта реакция, как видно, адвокату была не внове. Поэтому, исполнив долг, невзирая на то, что оценить его подвиг девочка была не в состоянии (он с надеждой покосился на миссис Чарлтон, чье лицо было непроницаемо), он вдруг изменился как по мановению волшебной палочки: лицо приняло человеческий облик, черты смягчились, и он просто сказал: – Вам причитается…

Сумма была не так чтобы очень большой, но и не совсем маленькой. Мэгги подписала в нужных местах, миссис Чарлтон поставила свой элегантный росчерк в качестве свидетеля. Адвокат сообщил, что согласно воле усопшей, «то есть Вашей матушки» (пояснение для Мэгги), опекуном Мэгги до ее совершеннолетия, «то есть на год», назначается миссис Чарлтон (адвокат улыбнулся одним ртом). После этого адвокат собрал бумаги и откланялся.

Миссис Чарлтон еще раз выразила Мэгги свои (уже более холодные) соболезнования и добавила:

– Мэгги, я знаю, что сейчас в твоей жизни очень непростой период и не по одной причине. – Многозначительная пауза. – Возможно, лучше всего для тебя сейчас отвлечься, уехать, забыть обо всем, сменить обстановку, хотя бы на месяц. Я знаю, ты близка с миссис Хантингдон [Нэнси], может быть, она смогла бы сопровождать тебя. Подумай, куда бы ты хотела поехать. Теперь ты можешь себе это позволить.

На следующий день к Мэгги пришла Нэнси, чтобы продолжить разговор, начатый директрисой. Поскольку одна Мэгги ехать никак не могла и в силу возраста, и в силу общественных норм (молодая девушка не могла путешествовать без сопровождения), она понимала, что от Нэнси не отвертеться, как бы она к Нэнси сейчас, после того, что случилось, ни относилась. Между ними выросла непреодолимая преграда, это ясно, отчуждение было неизбежно, но Мэгги уже не девочка и научилась действовать, больше полагаясь на рацио, чем на эмоции. И она по-деловому обсудила с Нэнси свои планы и пожелания в отношении поездки.

Собственно, для нее все было ясно. Ехать она хотела только в одну точку всего земного шара – в верховья реки Адидже в северной Италии. Конечно, Нэнси маршрут она описала иначе, сказала, что хотела бы посетить место действия одной из своих любимых шекспировских творений – Верону, и, может быть, добавила она, заранее готовя Нэнси к тому, каким маршрут будет на самом деле, «посмотрим окрестности».

Нэнси истолковала намек на «Ромео и Джульетту» как указание на то, что Мэгги все еще страдает. А если так, то идея ехать в Верону, может быть, не самая лучшая, но ведь прямо девушке об этом не скажешь… И тут это добавление об окрестностях! Как кстати! Будет возможность оторвать Мэгги от грустных воспоминаний.

Так была достигнута договоренность: обе получали то, что их устраивало, а именно возможность отклониться от Вероны, и от ромео и от джульетт… Мэгги уже переболела и с равнодушием смотрела на подобную сентиментальщину, а Нэнси радовалась, что девушка готова отвлечься.

Сборы были недолгими, и вскоре путешественницы отправились из Рединга в Лондон, где сели на поезд «Лондон – Париж»; паромом из Дувра направились во Францию, в Кале, оттуда в Париж; из Парижа они отбыли в Рим, но не на том поезде, что идет через Милан, а на том, что делает круг через Цюрих, Больцано, Тренто и Верону, а дальше следует в Падую, Венецию и, наконец, через Флоренцию устремляется в Рим. План был сойти в Вероне, но Мэгги собиралась начать обрабатывать Нэнси в пути с тем, чтобы уговорить ее остановиться в Больцано. Больцано мог бы стать для них чем-то вроде «базы» для путешествия по округе, а главное – для посещения селения Сан-Дженезио (это Нэнси сказано не было). Это селение было ближайшей точкой, из которой можно было достичь тех самых лугов, в которых произрастает, согласно Газалису, Grinkaldis ardens. Она понимала, что ее желание достичь заветных альпийских лугов у истока Адидже превратилось в настоящую манию. Ну что ж, как раз посещение заветных лугов и стало бы исцелением. А уговорить Нэнси изменить маршрут наверняка будет очень легко, ведь Мэгги заметила ее опасения, когда была упомянута Верона, тревогу даже, проявившуюся в напряжении всех мускулов лица Нэнси, когда Мэгги назвала в качестве цели родину Джульетты и Ромео.

…Все получилось так, как запланировала Мэгги. Они высадились в Больцано, разместились в гостинице «Грайф». Целыми днями ходили по городу. Мэгги изо всех сил изображала исцеление от психологической травмы, пережитой совсем недавно. Здесь сам свежий альпийский воздух вливал в нее силы. Вокруг цвело и пахло лето. Улицы утопали в цветах, которые росли на клумбах, свисали из подвешенных корзин, расцвечивали окна и балконы.

Только не эти цветы интересовали Мэгги. Она ждала сезона цветения Grinkaldis’a. По Газалису, надо было выждать еще пару недель. Это будет как раз четвертая неделя их пребывания в Больцано. Мэгги рассчитала, что именно в последнюю неделю она и предложит Нэнси отправиться в деревеньку Сан-Дженезио, которая находится совсем рядом с городом, а оттуда они смогут прогуляться и, например, устроить пикник – с любованием лугами и сбором цветов.

А тем временем…

…Вчера они отправились в археологический музей. Среди прочих экспонатов они увидели мумию, добытую из оттаявшего ледника. Одно из открытий активно развивавшейся науки археологии.

Человек замерз сколько-то тысяч лет тому назад (она не запомнила). Почерневший, усохший труп. Нэнси охнула, отвернулась, прикрыла лицо рукой. «А зря, посмотрела бы, – подумала Мэгги, – скоро и ты такой же будешь. Ну, может, не такой же, ты же разложишься. Но все равно, душа твоя черная отправиться туда же, где находится его».

Мэгги не преминула заглянуть в местный городской архив при мэрии, однако никаких книг или документов, интересующих ее, не нашла. Была только копия с Газалиса, но, что любопытно, без фрагмента, в котором описывается Grinkaldis. Она зажглась было, думала, вдруг найдет что-нибудь, чего не было в том манускрипте, что читала в Англии. Когда же не нашла интересовавшего ее места, задумалась, почему бы это. Неужели, копиист намеренно не стал переписывать, чтобы не поощрять любопытствующих к поиску цветов Grinkaldis’а в непосредственной близости от ареала их распространения? Ну что ж, тем лучше, не будет подозрений… И свидетелей.

И вот наступил долгожданный день. Трепещи, Нэнси! Нанята коляска, которая доставит их в Сан-Дженезио. Собрана корзина для пикника. Мэгги облачилась в дорожный костюм.

– Не жарко будет? – спросила Нэнси, увидев, как Мэгги надевает перчатки. – Мы не в пансионе и выезжаем за город, ты не обязана соблюдать все правила.

– Да я уже без них и не могу! – с налетом сарказма ответила девушка. – К тому же, все эти итальянские мужчины.

Наконец, они сели в коляску, та, качнувшись, тронулась.

Крутая горная дорога зазмеилась и повлекла их выше и выше; поселок находится над городом, уже собственно в горах. Виды открывались такие, что у Мэгги захватило дух. Если бы Газалис написал об этом! Только в трактатах по токсикологии пейзажи не самый популярный прием, там только факты, факты, факты! «А зря», – подумала она.

Нэнси, та вообще запела от счастья. «Пой, пой, Нэнси! Свою лебединую песнь».

Достигнув деревни, они отпустили коляску, взяв с возницы обещание вернуться за ними к пяти вечера и, заверив его, что заплатят вдвойне.

Дальше пошли пешком по грунтовой, накатанной дороге мимо рощицы, пока не вышли на открытое пространство, на обширный, казавшийся бесконечным луг. Луг ширился и ширился, а на горизонте, вместо неба, вставала как великан, как циклоп Полифем, гора со снежной шапкой. Небо было где-то далеко вверху, в выси, а луг наталкивался, как на стену, непосредственно на гору.

Они решили расположиться прямо в центре луга. Поставив корзину, они побежали, нет, понеслись по лугу. Непонятно было, кто моложе, Мэгги или Нэнси. Нэнси форменным образом обезумела. Что немудрено: шелковистая до колен трава, в ней россыпями цветы, цветы, цветы! Многоцветие их пленяло глаз и казалось раем на земле. Мэгги невольно вспомнила многоцветие средневековых манускриптов. И еще: церковных витражей с райскими кущами, которые она видела в одном из редингских церквей. В небе щедро светило солнце, изливалось золотым слепящим ливнем.

– Прерафаэлиты сошли бы с ума! – сказала она Нэнси. Та озадачилась. – Неважно, – поспешила исправить свою оплошность Мэгги.

И вдруг глаз обожгло алое пятно. Мэгги вздрогнула.

– Нэнси, посмотри! – Мэгги инстинктивно подтянула повыше перчатки.

Нэнси отбежала так далеко, что ей потребовалось несколько минут, чтобы вернуться к Мэгги. (Она бросалась из стороны в сторону, как полоумная, «как собака, которая сорвалась с цепи и ошалела от воли,» – пришло Мэгги на ум сравнение.)

– Какая прелесть! – воскликнула Нэнси и бросилась к алому пятну. – Я совью тебе венок! Ты будешь еще красивее!

Как сумасшедшая, она стала срывать охапками алые цветы, а потом вить из них венок. Мэгги не остановила ее и подумала, какое счастье, что, даже не предусмотрев такого энтузиазма у Нэнси, надела с утра шляпку. Даже если ей водрузят этот венок на голову, он не коснется ее волос и ее кожи. «А Нэнси прикосновение к огневице, скарлетто, как раз то, что надо!»

День прошел как нельзя более удачно. Для Нэнси. Она получила райское наслаждение. И, конечно, для Мэгги; она была уверена, что отмщена. Она не брала в рот ничего из тех продуктов, которых касалась Нэнси, и, конечно, зря Нэнси подавала ей руку, когда они садились в коляску, Мэгги справилась сама! Мэгги предоставила решать судьбу Нэнси Богу, Богу, создавшему Grinkaldis ardens. А может, точнее сказать, своей богине – Гекате.

Назавтра они отправились обратно в Англию.

А после возвращения Нэнси неожиданно занемогла. И уже через неделю умерла. Списали на какое-то странное заражение или болезнь, подхваченную в Италии. Слава Богу, хоть Мэгги не заразилась! Да, ведь Мэгги предстояло сделать еще столько много!