Читать книгу Агент Геката - Сергей Тюленев - Страница 18

Это было выше человеческих сил. Он просто не мог не прикоснуться губами к этой шее. Она просто не могла уклониться. Каким-то сверхмощным магнитом их притягивало, тянуло друг к другу. Этому магниту невозможно противостоять. Разум в такие мгновенья самоустраняется.

Она лепетала что-то, жалко протестуя, призывая быть осторожными, подождать (чего???) и т.п., но вот он прикоснулся, и все ее слова, золотые монеты ее благоразумия просыпались и брякнулись оземь истертыми ничего не стоящими медяками банальностей.

Головокружение, слабость, как тогда в болезни, только непреодолимо приятно. Сил нет! Напирающий поток. Она, знавшая силу кошмара, научившаяся противостоять ему, даже она – поддавалась. Нет! Усилием, колоссальным, нечеловеческим, отвела она такую желанную руку. Руку! Ладонь! Пальцы! Такую желанную руку!

И вдруг укус.

Нет, это поцелуй.

Поцелуй…

Лишь прикосновение к ее губам, но сильнее самого сильного удара хлыстом.

Слова протеста повяли, и расцвели – розы. Их красоте, их благоуханию нет, не существует противостояния. Как щекочут они, его мягкие усики…

Она противостояла кошмарам. Напирающим. Душащим. Обвивающим как удавы, черные адские змеи. И преуспела. И совладала.

Но…

Это. Здесь. И сейчас. ОН… Это слишком. Как совладать с этим!!!

Тело мякнет.

Мышцы – вата.

Она опадала…

Сникала в – проклятом блаженстве.

И сникла.

И опала.

И поддалась.

Средь школьного шумного бала, среди мельтешенья огней они повстречались, сначала – был вальс, он летел вместе с ней. Глаза ее были печальны, но голос звенел хрусталем и нес его в райские дали, и страсть разгоралась огнем. Он стан обнимал ее тонкий, ее любовался лицом, а смех ее, грустный и звонкий, в нем пел и звенел бубенцом. Контраст этот, радость с печалью, свет с тенью, его ослепил, как фавн на лугу пасторальном он нимфу свою полюбил. Теперь они Дафнис и Хлоя, обвитые хмелем любви. Не знают сердца их покоя, а уши глухи для молвы.

Нет, они не расстались, после того как Нэнси прервала их свидание. Они, Джек [Бринстон, курсант Королевского военно-морского училища] и она, стали искать встреч, и тут походы Мэгги в университетскую библиотеку пришлись очень кстати. Не то чтобы Мэгги отбросила свою страсть к ботанике, нет, скорее она распространила свою страсть на… биологию в полном объеме.

А навязчивая любовь Нэнси стала все больше раздражать Мэгги.

Всякой любви приходит конец. Когда-то пришел конец ее любви к матери, а любви ее матери к ней еще раньше (во всяком случае ей так казалось).

Нет, не всякой! А его любви к ней?

…Значит, все-таки всякой? Не может быть!

Увы, завял и хмель их любви. Джек сказывался все чаще и чаще занятым, а потом и вовсе исчез – уплыл куда-то на каком-то корабле… Когда она добралась до пристани, корабль уже отплыл, морской ветер раздувал розовые в лучах заходящего солнца паруса и трепал флаг «Юнион Джек» на главной мачте, жирно перечеркнутый двумя алыми крестами – прямым и косым.

Ей оставалось только помахать рукой.

Но она не стала.

Что потом?

Несмотря на все еще юный возраст, Мэгги быстро поняла, когда и чем закончилась поэзия ее любви к Джеку. Она попробовала было сунуться к родне Джека, но ее не то что не выслушали, а даже и на порог не пустили.

Она нашла врача сама…

Оказалось, близнецы…

Были…

Никогда больше! Никогда! Любви нет. Есть страсть, есть похоть, а любви нет!!!

Некоторым из нас, увы, судьба позволяет лишь краткий миг счастья, вместо семьи – какой-нибудь пансион (или что-то другого названия, но то же по сути) с матерью-надсмотрщицей; вместо разделенной любви (ну, или хотя бы ее подобия) – какая-то будто впопыхах юношеская влюбленность (или кратковременное ослепление, из-за которого желаемое принимаешь за действительное); вместо собственного родительского счастья – прерванное медицинским путем материнство.

Мэгги, как нетрудно догадаться, не любила вспоминать обо всем, что пунктиром обозначено в этой главе. Пунктир этот пульсировал в ее сознании все реже и реже. А закончилась эта морзянка двумя жирными отрезками и усвоенным уроком, который преподала ей жизнь. С воспоминаниями происходит то же, что с книгами: они забываются, но, как сказал кто-то мудрый, остается метод. Метод, который остался у Мэгги, мы уже видели в его многократных реализациях; в следующих, двух последних главах первой части читатель увидит два последних жирных отрезка пунктира памяти Мэгги о тех страницах ее жизни, которые она с корнем вырвала из печальной повести своей юности.

Итак…