Читать книгу Повороты судьбы - Василий Варга - Страница 12

* * *

Полковая школа занималась шагистикой, изучением уставов, чтением морали в унизительной форме и когда этого не хватало, чтобы заполнить день от шести утра до одиннадцати веча, вслух читали романы советских писателей. Удивительно, но вся эта пустота заполняла день настолько, что не оставалось времени прочитать письмо от родителей, его приходилось читать сидя на толчке в туалете. Правда было личное время. Оно так и называлось: личное время. Курсанты в это время подшивали воротнички на гимнастерки, чистили кирзовые сапоги и намазывали их гуталином и бегали в туалет облегчиться. Полтора часа отводилось для дневного сна. Остальное время…

Самым унылым занятием было изучение уставов внутренней, караульной службы, и материальной части стрелкового оружия.

Эти занятия вели малограмотные сержанты, педагоги. Это были плохие учителя; они умели только читать и то невыразительно, а монотонно. Курсанты тут же погружались в сон. Не помогали никакие наказания: каждый день было то же самое.

– Строевой подготовка, ваша мат, блат ны кончается и ны подныматся ваш голова! Встат, смирррна! Ти пачэма спат, блат твоя мат? На вечер снова мыт пол. Как твой фамилий, блат твоя мат?

– Бамбушкарь, – вскочил курсант, словно ему воткнули шило в пятую точку, но веки, казалось, не могли удержаться наверху и падали на нижние веки, а это значило, что Бомбушкарь спит, стоя.

– Нэ спат на урок, стоя, Бушка Мошка, а то отправит ти на драйка полка.

– Га-га-га, – ревела вся школа.

Сержант Сухэ растерялся, но ненадолго. Он убедился, что у него указка в руках и что он стоит у доски, пустил указку в ход, он стучал ею по классной доске до тех пор, пока не появился Писькоченко.

– Что произошло?! Сержант Сухэ, успокойтесь, а то звуки доходят до самого майора Степаненко, а майор Степаненко…, он, когда ему мешают мыслить, начинает нервничать и рваться к источнику, откуда берется нервозность.

– Товарищ старшина Писько-кукученко, мой весь ночь не спал, готовитса на урок, они, блат их мат, смеются. Что дэлат, Писько – Кукучко?

– Сейчас решим. Курсант Шаталов! ко мне!

Шаталов поднялся, нет, вскочил – руки по швам.

– Вот тебе устав, читай ребятам. Очки нужны?

– Никак нет, товарищ старшина.

– Следуйте за мной, сержант Сухэ, – скомандовал старшина.

Сержант Сухэ долго не появлялся, уже все думали, что он испарился навсегда, но однажды в одно из воскресений, он явился с повязкой на руке, на которой белыми буквами на красной полотне значилось: дежурный по школе.

Я почувствовал недоброе, и мои опасения вскоре сбылись. Перед вечерним построением, когда нам разрешалось подшивать новые воротнички, он подкрался к тому месту, где я сидел и заорал:

– Ти пачэму, блат твоя мат, сидишь на заправленный койка, разрушая канты по обоим сторонам матрас? встать, блат твоя мат! Один наряд на очеред.

– А что делать, когда все спят?

– Драить пол на кабинет, на майор Степка.

Я думал: он шутит, но после вечерней проверки, Сухэ явился и сказал:

– Моя и твоя пошла, блат твоя мат.

Я получил ведро с водой и небольшую тряпку. Надо было вымыть пол. Большую часть небольшого кабинета занимал стол на ножках, куда можно было просунуть руку, но никак не голову. Как будто я все выполнил и позвал своего мучителя принять работу. Сухэ пришел, посмотрел.

– Давай, твоя мат, сначала.

У меня энтузиазм немного спал, но я снова вымыл подсохший пол.

– Мыть под стол, блат твоя мат, – сказал сержант и повернулся, чтобы уйти подремать.

– Подождите, товарищ сержант. Под стол я не могу залезть, а швабры у нас нет, что делать.

– Нычего нэ дэлат, толко мыть.

Уже был четвертый час утра. Я тихонько пробрался в кабинет, где сержант уже храпел и ни на что не реагировал, вернулся в кабинет начальника школы Степаненко, разлил всю воду и веником наделал много луж, которые едва сверкали от света двух лампочек, прикрепленных к потолку, а потом ушел спать.

Что было потом, никто из нас не знал, но сержант Сухэ снова исчез и больше не появлялся.

Мы спокойно стали учить текст песни «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед», а потом распевали ее в строю во время шествия на обед и обратно.

В этот раз дежурный по школе сержант Кошкин отвел курсантов на завтрак, он шел во главе колоны, сам пел активно и в столовой рубанул две порции, а затем так же организованно все вернулись в казарму в ожидании команды.

– Садитесь! – скомандовал сержант Кошкин.

– Куда садиться? – спросил один солдат.

– Не болтать! Не разговаривать и не задавать без разрешения вопросов. Садитесь на пол, если места не хватило. Представьте, что находитесь в полевых условиях.

– Так пол грязный, будто кошка наследила, – сказал кто—то с тревогой в голосе.

– Задницами поелозьте, и пол будет сверкать, как у кота одно место, – сказал Кошкин и расхохотался.

– Как у кота яйца, чего уж там, – сказал курсант Балаболкин. – Надо говорить все, как есть, а вы все вокруг, да около.

Курсанты расселись, как стадо баранов на пол и стали слушать лекцию о жизни вождей. Лектор – горбатый старичок с бородкой под Ленина, но в массивных очках прилипал к конспекту на толщину пальца, свободно доставал носом текста и всякий раз приходил в приподнятое настроение, когда приходилось выговаривать слово Ленин. От радости немного подпрыгивал и оглядывал аудиторию, чтоб определить, как она реагирует. Но курсанты никак не реагировали, они только что вернулись с завтрака с полными желудками, сидели в теплом помещении, куда ниоткуда не доходил свежий воздух, тихонько постреливали и нещадно погружались в сон. Хоть стреляй, а веки глаз тяжелели и смыкались

Как всякая лекция, эта была необыкновенно скучная лекция, она словно укачивала курсантов как маленьких детей в коляске.

На этой лекции, что проводил старичок в массивных очках, не отрываясь от текста, присутствовали и другие сержанты – командиры отделений. А офицеры находились в штабе на совещании у майора Степаненко.

– Эй, ты! – крикнул сержант Артемьев. – Я тебе делаю уже второе замечание. Как твоя фамилия? Свербилко?

– Так точно, Свербилкин.

– Так вот курсант Свербилко, тебе наряд вне очередь. Ночь мыть котлы на кухне.

– За что?! – удивился курсант Свербилкин.

– Молчать, бля… твоя мать, хрен твой отец. Я научу тебе Родину любить!

– Хи—хи, – выдавил из себя Свербилкин.

– Ты еще и хай—хай? встать, твою мать. Садись, встать, смирно, садись, встать, твоя мать. Чистить уборную марш!

– Да никуда я не пойду, ты что— офонарел? Я лучше лекцию послушаю. Слушать лекцию о Ленине гораздо лучше, чем уборную чистить, понял?

– Боевая тревога! Боевая тревога! Воздушная боевая тревога! Свербилкайко на арест, на трибунал! Всем на улицу!

– Да подождите, – сказал лектор. – Я сейчас заканчиваю. А потом можете всех арестовать… до моего следующего прихода. Потом выведите курсантов на свежий воздух, сделаете небольшую пробежку и вернетесь в казарму для изучения уставов или чтения романа Лациса «К новому берегу». Я следующий раз расскажу об этом романе подробнее.

– Расскажите, расскажите, пока нас не арестовали! – просили курсанты, проснувшись.

Сержант понял, что допустил передозировку и отошел в сторону.

Лектор снова углубился в свой конспект и продолжал так же гундосить, но скоро время кончилось. Лектор успел рассказать только о жизни Ленина.

– О Сталине я вам расскажу в следующий раз. Надеюсь, ваше руководство подаст заявку, и я с удовольствием приду к вам, вы, ребята, хорошие слушатели, а инцидент со Свербилкиным не будем брать во внимание. А вы, товарищ сержант Сухэ…, вы тоже по—своему правы. За родину, за Сталина, вперед, – произнес лектор единственную речь, не заглядывая в бумажку.

Когда лектор ушел, сержант Кошкин вывел курсантов на улицу. Здесь их уже ждал начальник школы майор Степаненко.

После построения и команды «смирно» майору сдали рапорт.

– Теперь я буду искать у вас вшей, – сказал начальник школы и тут же начал поиск с левого фланга. Солдаты наклонили стриженые головы, блестевшие как медный таз, так что на них можно было без труда увидеть самую маленькую букашку.

– У меня всю ночь голова чесалась, – пожаловался курсант Шаталов.

– Выйти из строя! – скомандовал майор Степаненко. – Показывайте свои вши.

– Это не вши, а империалисты, товарищ майор!

– Молчать! не сметь! Это у вас капиталистические вши, не путать их с советскими. Советские вши – благородные вши, а буржуазные – кусачие вши. Обычно мы запускаем своих вшей на буржуазные головы. Тогда буржуазные вши гибнут.

Шаталов вышел из строя, стал лицом к солдатам и глядел в небо, где плыли разорванные белые облака.

– Смотреть мне в лицо, товарищ курсант, – приказал начальник школы. Он подошел ближе к курсанту и стал крутить пуговицу на гимнастерке. – Сержант Кошка! это ваш курсант?

– Так точно, мой, – выкатывая глаза, произнес сержант Кошкин.

– Почему не требуете у своих солдат, чтобы пуговицы блестели? Надо научить солдат чистить пуговицы. Курсант Шаталов! вместо ночного сна чистить пуговицы, сначала у себя на своей гимнастерке, а потом у всего отделения. Пуговицы должны блестеть.

– Как у кота…

– Молчать!

– Есть молчать, твою мать! – еще громче закричал сержант Кошкин.

– Виноват, товарищ майор, больше не повторится, – виновато произнес Шаталов. – А как блестят у кота эти штуки и сам не видел. Надо завести кота, товарищ майор.

– Сми—ирно! не разговаривать! Курсанты, слушай мою команду: головы вниз!

Проверять наличие вшей было легко: каждого призывника, прежде чем отправить на сборный пункт, стригли под машинку.

– Вшей нет, но головы у вас все равно грязные, а значит, в воскресение вместо выходного, поездка в баню. Головы отдраить. То, что ниже пупка тоже отдраить, чтоб блестело.

Раздался хохот.

– Смирна! – закричал майор. – Сержант, ведите курсантов в казарму и почитайте им Горького «Мать», а потом примите у них экзамен.

Но, ни чтения романа, ни экзамена не было и не могло быть. Один из курсантов школы, будучи в карауле, попытался свести счеты с жизнью, пытался застрелиться, но только ранил себя.

Начальник школы приказал собрать всех и сам прочитал лекцию о моральном поведении солдат советской армии в свете учения Ильича.

Доведенные до отчаяния курсанты, в том числе и я, готовы были на отчаянный шаг, но после попытки курсанта застрелиться на посту, курсантов больше в караул не посылали. Да и начальнику школы, должно быть, здорово влетело, потому что он целых три дня ходил сам не свой, и ни на кого не повышал голос.