Читать книгу Повороты судьбы - Василий Варга - Страница 13

На третьем этаже, где жили связисты, размещалась довольно приличная библиотека, куда я записался и в каком—то томе Флобера наткнулся на фразу: «Самоубийство – признак трусости». Это серьезно повлияло на мое созревшее непопулярное решение. В той же библиотеке я, спустя неделю, взял томик Шекспира и положил в тумбочку, поскольку читать, все равно не было времени.

Сержант Кошкин редко заглядывал в тумбочки солдат, однако кто—то из курсантов доложил ему, что такой—то курсант наряду с уставами, держит в тумбочке какого-то Шекспира. Кошкин сам не знал, что делать с этим Шекспиром и решил однажды на совещании у начальника школы спросить, как быть в таких случаях.

– Я сам посмотрю, как выглядит этот Шекспир. У него вшей нет? – спросил начальник школы.

– Товарищ майор! Шекспир это книга, она в тумбочке у моего подчиненного, – ответил Кошкин.

– Готовьтесь к смотру, – коротко бросил майор.

Сержанты пришли в некоторое волнение, зная, что не только солдатам попадет, но и им самим.

Кровати оказались на высоте: канты были наведены, одеяла в центре разглажены, ладошками солдат вместо утюгов, подушки взбиты, полотенца, сложенные треугольником, положены чуть ниже подушки. Только в тумбочках не было должного порядка и, заглядывая в них, майор приходил в бешенство. В тумбочках без труда можно было заметить ломтик хлеба на баночке с гуталином, а то и рядом с сапожной щеткой, или столовую алюминиевую ложку, завернутую в бархатную тряпочку для наведения блеска на кирзовых сапогах. Даже давно открытые жестяные банки с тушенкой соседствовали с мыльницей и зубной щеткой.

– В тумбочках порядка нет, – ворчал начальник пока себе под нос. Но когда увидел книгу в тумбочке под одежной щеткой, его лицо мгновенно сделалось бордовым. – Я же говорил: ничего лишнего в тумбочках не должно быть, а здесь что? Шекспир! Кто такой Шекспир, где автор этой книги, какой здесь взвод? – выпучил глаза Степаненко.

– Взвод связи, товарищ майор! – прикладывая руку к головному убору, и, выпирая грудь колесом, сказал старший сержант Кошкин. – Я вам уже докладывал, товарищ майор.

– Мы для чего пригласили сюда курсантов, уставы изучать или Шекспира читать? – раскричался Степаненко, тыча книгой в нос Кошкину. – Отвечайте сейчас же, иначе я вас сниму с должности взводного или посажу на губу.

– Виноват, товарищ майор, не досмотрел. Больше такое не повторится!

– Где этот солдат? Я хочу на него посмотреть! Постройте взвод!

– Взвод связи, становись! – загремел зычный голос Кошкина.

Я белый как полотно покорно стал в строй вместе со всеми. Сослуживцы уже знали, чья это книга и кто сегодня именинник, и уже локтями выталкивали меня на середину.

– Курсант Славский!

– Я курсант Славский.

– Сегодня ночью вместо сна вымыть все служебные помещения! Вместе с Шекспиром: Шекспира в зубы, щетку в руки. Становитесь в строй! – объявил сержант Кошкин.

– Мало! Я объявляю пять суток гауптвахты курсанту Славскому, – сказал начальник школы. – А взводу объявляю: в течение трех дней после отбоя строевые занятия. Если кто думает, что прибыл сюда читать какого—то там Шекспира, рожденного на Кавказе, пусть знает, что это глубоко ошибочное мнение.

– Да мы…

– Молчать!

– Разрешите сказать, товарищ майор!

– Молчать!

– Разойдись!

– Становись!

– Разойдись!

– Становись!

– Сми—ир—на!

– Забыли сказать: вольно.

– Вам нет вольно.

Меня на следующий день отвезли на гауптвахту городским транспортом в сопровождение сержанта Артемьева, вооруженного винтовкой.

– Тебе повезло, – сказал Артемьев.

– Как так?

– Тебе могли устроить темную сегодня ночью, но дежурный по школе был предупрежден, и внимательно следил за взводом. Но, к счастью, все спали мирно, и ты тоже.

– А если я сейчас начну убегать, вы будете в меня стрелять?

– Буду, конечно.

– Так здесь полный автобус гражданских лиц.

– Не болтай глупости. Никуда ты убегать не станешь. А если даже и убежишь, а я не сумею пристрелить тебя, все равно тебя поймают, и тогда уже будут судить военным судом. Получишь лет пять.

– Так много?

– Пять может, и не получится, но три года точно.

– Тогда я убегать не стану, честное слово. Только зачем послали вас вооруженного, я никак не пойму?

– Положено по уставу.

Уже было одиннадцать часов, когда меня сдали на гауптвахту.

– У, в нашем полку прибыло, – сказал один здоровяк, протягивая руку. – Здесь свежий воздух, сосны, все, правда, огорожено колючей проволокой, но, какая разница. Спим в палатках: ни тебе зарядки, ни уставов, кормят хорошо, ни на какие работы не посылают. Да здесь курорт, браток. За что тебя сюда, а?

– Держал в тумбочке томик Шекспира, – признался я.

– А я по морде съездил сержанту. Слишком придирчивый.

Действительно, это была не гауптвахта, а маленькое курортное местечко в небольшой лощине, где росли высокие сосны. Солдаты—повара сами приносили по две порции «заключенным», чайники, наполненные сладким компотом, или чаем, всякие булочки к чаю и даже конфеты.

Требование было одно: не покидать территорию губы без разрешения начальства. А кто будет покидать маленький райский уголок, где нет ни криков, ни оскорблений, ни муштры?

Мне показалось, что эти пять дней я находился на курорте и с великой неохотой возвращался в свою полковую школу, которая в очередной раз готовилась к смотру. Курсанты встретили меня с интересом, стали задавать много вопросов и мое наказание отнесли не к моему капризу, а к дурости начальника школы.

– Да он— во! – крутили курсанты пальцем у виска. – Хохол, придурковатый! Лишнюю звездочку пытается заработать на наших горбах! Чтоб ему зенки повыскакивали! Мы сразу поняли, что ты не виноват. Он, конечно, не знает, кто такой Шекспир, он думает, что Шекспир это Уинстон Черчилль, мурло—сверло.