Читать книгу Аграрники, власть и село. От прошлого к настоящему - А. М. Никулин - Страница 16

Долгое время считалось, что последние научные работы были написаны Чаяновым в 1929–1930 гг., до его ареста. Реабилитация Чаянова во время перестройки позволила получить доступ к информации о последних годах жизни и деятельности Чаянова в тюрьме и ссылке. Именно тогда выяснилось, что в 1934–1936 гг. у Чаянова была возможность заниматься научно-исследовательской деятельностью в сельскохозяйственных институтах Алма-Аты, а в 1935 г. была опубликована брошюра «Основные вопросы организации колхозного животноводства в Казахстане», написанная Чаяновым. Имени Чаянова как автора в брошюре не указывалось, а вместо этого сообщалось, что брошюра создана бригадой исследователей Казахского научно-исследовательского института экономики сельского хозяйства и публикуется под редакцией заместителя директора института И. С. Нусинова. Имя ссыльного Чаянова невозможно было тогда упомянуть в числе авторов брошюры, хотя и архивы института, и специальное расследование, проведенное казахскими органами внутренних дел в 1937 и 1956 г., однозначно подтверждают, что автором брошюры был именно Чаянов.

История, связанная с брошюрой «Основные вопросы организации колхозного животноводства в Казахстане», абсурдна и трагична. В 1935 г. Советское правительство приняло решению об организации Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, которая должна была воочию продемонстрировать всему миру замечательные достижения только что победившего советского колхозного строя. Каждая область и республика Страны Советов должна была подготовить серию материалов о своих достижениях в области сельского хозяйства. Казахстан также готовил свою специальную выставку, а для аналитических материалов выставки было принято решение подготовить специальное исследование о казахском животноводстве, использующим обширные эмпирические материалы, собранные казахскими исследователями по колхозному животноводству Северного Казахстана в 1934–1935 гг. Написание аналитического текста было поручено Чаянову, как самому квалифицированному специалисту среди ученых Алма-Аты. Чаянов обработал материал и написал текст весной 1935 г. Летом 1935 г. брошюра вышла в свет, а осенью 1935 г. вокруг нее разразился скандал. Брошюру признали вредительской. Ее тираж в 3 тыс. экземпляров изъяли из магазинов и библиотек и почти весь уничтожили.[95]

Заниматься объективно проблемами животноводства в СССР тогда было весьма опасно. Дело в том, что в ходе форсированной коллективизации крестьяне предпочитали скорее уничтожить скот, чем сдавать его в колхоз. А за крестьянской скотиной, что все же оказалась на колхозных фермах, уход был сравнительно хуже, чем это было в единоличных хозяйствах. В результате первая пятилетка по животноводству оказалась катастрофически провалена. Производство животноводческой продукции в 1934 г. по сравнению с 1929 г. сократилось почти на 50 %. Сталин в это время в своих докладах что-то сердито бормотал о том, что вообще по сравнению с полеводством животноводство отсталая (!?) отрасль, а кроме того кулацкие враги народа особенный урон нанесли в первой пятилетке именно животноводству.[96] В 1932–1933 гг. страну вообще постиг чудовищный голод из-за тотального изъятия сельхозпродуктов на нужды индустриализации. Особо голод свирепствовал в традиционно плодородных регионах СССР: на Украине, Юге России, Поволжье, Юге Сибири и в Северном Казахстане (где как раз в 1934–1935 гг. проводилось исследование, проанализированное в чаяновской брошюре).

Во второй пятилетке, когда в целом СССР покрылся сетью коллективных хозяйств, Сталин в докладе на XVII съезде ВКП(б) особо подчеркнул, что проблема животноводства «является теперь такой же первоочередной проблемой, какой была вчера уже разрешенная с успехом проблема зерновая».[97] Сталинское руководство ожидало стремительного роста колхозной животноводческой продукции. В этой связи и чаяновская брошюра начиналась со стандартного идеологического заявления: «Социалистическое животноводство Казахстана находится на крутом подъеме»,[98] впрочем, несколькими строчками ниже читателя предупреждали, что «темой настоящей работой являются главным образом недочеты и ошибки (наряду с достижениями передовых колхозов)».[99] Далее на протяжении всей книги в целом объективный и добротный чаяновский анализ казахстанского животноводства будет редко, но все же прерываться идеологически необходимыми ссылками на директивы Сталина и партии.

Хотелось бы подчеркнуть, что эта работа удивляет прежде всего объективностью своего социального анализа, невероятного для повседневной советской обстановки 1930-х гг. Эта брошюра не советского апологета и не антисоветского диссидента. Это исследование профессионального аграрника, который стремился насколько возможно беспристрастно и ясно проанализировать состояние североказахстанского колхозного животноводства. Впрочем, по своим размерам, экономическим показателям, организационным формам, природным условиям, в которых они находились, обследованные казахстанские колхозы были типичными для громадной лесостепной территории СССР, простиравшейся от саратовских и самарских степей до предгорий Алтая и Сибири. Чаянов несколько раз в своей брошюре упомянул, что его анализ есть своеобразная фотография советского колхозного животноводства. Рассмотрим эту фотографию подробней.

Чаяновская брошюра состоит из 10 коротких глав. В первой главе дана общая характеристика 27 обследованных колхозов Полуденской машинно-тракторной станции (МТС) Булаевского района Карагандинской области – территории крайне северного Казахстана, граничащего со всех сторон с РСФСР. В этих колхозах, созданных с 1929 по 1934 г., сельское население состояло в основном из казахов и русских, два колхоза состояли преимущественно из немцев. Основные направления колхозной деятельности: яровая пшеница и мясо-молочное животноводство.

С первых страниц и на протяжении всей чаяновской брошюры мы обнаруживаем, что новый колхозный строй, созданный во имя тотального равенства, содержит в себе самом разнообразную и значительную социально-экономическую дифференциацию. Так, 8 колхозов обрабатывали площадь меньше чем 500 га, 12 колхозов – площадь от 500 до 1000 га и четыре колхоза обрабатывали площадь более 1000 га.

Еще большая дифференциация обнаруживалась в масштабах животноводства. Крупными считались колхозы, в чьем общественном секторе было более 200 голов крупного рогатого скота, мелкими – менее 20 голов. В среднем на один колхоз приходилось примерно 50 голов крупного рогатого скота. Для организации товарной фермы требуется определенный минимум скота, и в трех колхозах крупного рогатого скота было так мало – от 6 до 12 голов, – что там вообще не имело смысла организовывать специальную МТФ (молочно-товарную ферму).

Впечатляющей была и дифференциация в масштабах потерь скота на колхозных фермах. На 1 ноября 1934 г. потери составили:

– по лучшим фермам – 0,3 %;

– по средним фермам – 11,6 %;

– по худшим фермам – 51,4 %.

В среднем падеж всего стада составил 27,6 %.

При этом, замечает Чаянов, в домашних хозяйствах колхозников в среднем падеж составил 8,4 %, т. е. в более чем 3 раза ниже, чем на колхозных фермах. Комментарии самого Чаянова к такой дифференциации между падежом в коллективном и крестьянском животноводстве сводились к следующему: «Подобное положение объясняется скверным техническим оборудованием и полной организационной расхлябанностью указанных МТФ. Мы знаем, что колхозники переносят новорожденного телка в теплую хату, а многие МТФ до сих пор не озаботились созданием теплых родильных помещений… Новорожденные телята на этих фермах часами лежат на холоде и массами гибнут от пневмонии. Сырость подстилки, отсутствие чистого воздуха, неряшливость, халатность… губят телят и в дальнейшие месяцы их роста».[100]

Значительная дифференциация обнаруживалась и в кормовой базе полуденских колхозов.

Территория Северного Казахстана благоприятна для пастбищного животноводства, в среднем потребность в сене по всем полуденским колхозам была удовлетворена. Но за средними цифрами получалась ситуация, в которой у 14 колхозов зимой имелся избыточный запас сена в 27,6 тыс. ц, а 13 колхозов имели дефицит сена в 11,6 тыс. ц.

При этом в большинстве колхозов превалировали простые и грубые корма. О необходимых для современного животноводства силосе, концентратах, корнеплодах, введении кормовых севооборотов полуденские колхозы не мечтали. В результате в колхозах были низкие удои от 900 до 1300 л в год на корову. По мнению Чаянова, у колхозов имелись все необходимые резервы для поднятия удоев по крайней мере до 1500 л и выше, но Чаянов употребляет здесь язык советской партийной критики: «безответственность и бесплановость» господствуют в кормовом хозяйстве полуденских колхозов.

Отдельная часть брошюры посвящена анализу обеспеченности молочно-товарных ферм постройками и инвентарем. Чаянов отмечает, что в Северном Казахстане зимы суровые, температура здесь порой падает ниже -30 градусов, а постройки для скота в большинстве случаев слабо утеплены. Обычными материалами построек являются березовая жердь и земля, потолки почти всегда отсутствуют.

С 1930 г. полуденские колхозы сделали несколько типовых построек для скота, рекомендованных из Москвы по проекту Колхозстроя. Проект оказался крайне неудачным. Он представлял собой одинарную стену из тонких жердей, обмазанных с одной стороны глиной и с цементным полом, без потолка. В зимних условиях Северного Казахстана температура в таком дворе оставалась такой же, что и на открытом воздухе. На холодном цементном полу такого помещения зимой и даже летом происходили массовые простудные заболевания скота, в особенности телят, приводившие к гибели животных в основном от пневмонии.

Еще хуже обстояло дело с оборудованием ферм. Почти ни на одной из ферм не оказалось бидонов в достаточном количестве, а молокомер являлся предметом роскоши. На некоторых фермах его вообще не было. Не было и посуды для пойки телят, а также термометров. Фермы нуждались в бочках, кадках, котлах. Ни на одной ферме не оказалось весов. По мнению Чаянова, это все не столько проблема материальных затрат, сколько проблема инициативы и ответственности колхозных животноводов.[101]

Переходя к анализу организации труда и управление фермами, Чаянов подчеркивал, что эта проблема в колхозах наитруднейшая. По мнению Чаянова, в полуденских колхозах организационные формы пока только нащупываются, а в целом колхозы по-прежнему пребывают в состоянии организационного хаоса.

Бригадир животноводческой бригады в колхозе руководит сразу и коровами, и овцами, и свиньями. Уделяя больше внимания той животноводческой отрасли, к которой у него больше знания и склонности, и не уделяя достаточного внимания остальным отраслям.

Но главная организационная проблема в большинстве колхозов – текучесть животноводческих кадров. Во многих колхозах бригадиры животноводческих бригад меняются по несколько раз в год. Им не хватает зоотехнических знаний, их посылают на краткосрочные курсы, но этого недостаточно. Часто организация труда в бригадах не представляет собой единого процесса, а разорвана на отдельные функциональные фрагменты, – и в результате за животное в целом никто не отвечает.

Перед колхозными фермами стоит задача рациональной занятости на одного работника и на основании этого анализ производительности его труда. Но все эти вопросы в полуденских колхозах решаются «на глазок». Есть, конечно, официально рекомендованные нормативы инструкций Наркомзема СССР (на одну колхозную доярку должно приходиться 10–12 коров, а на скотника – 40–50 коров), но эти нормативы расходятся с реальными нагрузками на полуденских фермах. Полуденская женщина-доярка оказывается перегруженной, на нее приходится в среднем 15 коров, и рабочий день составляет около 9–10 час. Нагрузка полуденского мужчины-скотника (в его задачу входит раздача кормов и чистка навоза на ферме) оказывалась ниже общегосударственного норматива – в среднем 38 коров.

В вопросах оплаты труда животноводов преобладает поденщина. Премирование и поощрения почти не применяются. А в целом оплата труда полуденских животноводов оказывается ниже норм, рекомендованных Наркомземом СССР.

Производство молока сильно варьируется от колхоза к колхозу. Достигая максимума в колхозе имени Макса Гельца – 1410 кг в год на одну корову и 450 кг в год – в колхозе «Роте Фане». Но в целом среднегодовой удой молока в полуденских колхозах составлял в 1934 г. 877 кг, чуть ниже среднегодового удоя в местных единоличных хозяйствах. Причины таких низких средних показателей заключались, во-первых, часто в плохом уходе за животными; во-вторых, в значительных сезонных колебаниях в удоях из-за недостатка кормов в зимне-весеннее время, а главное – из-за массового привлечения коров к полевым работ (на коровах пахали землю), из-за недостатка тракторов и лошадей. Например, обследование, проведенное в колхозе имени Калинина, показало, что с 1 февраля по 1 июля коровы, работавшие на посевной кампании, дали среднесуточный удой 3,8 кг, а не работавшие в поле – 7,5 кг. А в целом во всех полуденских колхозах от 50 до 85 % всех коров привлекалось к полевым работам, в это время кривая показателей надоев молока резко снижалась.

По расчетам Чаянова, средний удой полуденских коров при соблюдении элементарных норм содержания и кормления скота в этой природной зоне мог бы достигать 1500–1700 кг, но в колхозной реальности оставался примерно в 2 раза ниже.

Тем не менее, отмечает Чаянов, все фермы выполнили, а некоторые перевыполнили план государственных поставок молока (60 % и выше молока по плану колхозы отдавали государству). Выполнялся план также и по всем остальным направления полуденского животноводства. Вопрос о том, почему при такой низкой организации труда план оказывался выполненным, Чаянов оставил без комментариев.

По сравнению с молочным направлением овцеводство и свиноводство являлись второстепенными направлениями животноводства в полуденских колхозах. Но и здесь наблюдались сходные недостатки, связанные с низким стимулированием труда колхозников и слабой организацией труда на фермах. Вообще среди всех 27 колхозов за весь 1934 г. в животноводстве была выдана всего одна премия в размере 15 руб. (примерно 2 долл. США).

В целом, исследуя вопрос: насколько доходным является животноводство в структуре доходов полуденских колхозов, Чаянов отмечал: «Животноводство в общем балансе трудовых затрат колхозов занимает сравнительно небольшое место. А вот в структуре колхозных доходов доля животноводства значительно выше…».[102]

В связи с этим Чаянов считал, что одним из перспективных направлений развития полуденских колхозов могло бы стать такое развитие колхозного животноводства, которое находило бы оптимальный баланс сочетания колхозных доходов от животноводства с производством животноводческой продукции в личных подворьях колхозниках, и тем самым выполнялось бы указание Сталина сделать всех колхозников зажиточными во второй пятилетке.

Анализ Чаянова выявил многие базисные противоречия не только животноводства полуденских колхозов, но и колхозной системы в целом: специфическая социально-экономическая дифференциация, скрываемая за массовыми усреднением и уравниловкой, низкая трудовая мотивация и бестолковая организация труда – все эти проблемы будут преследовать советский колхозный строй до конца его существования.

В так называемой чаяновской «фотографии» полуденских колхозов оказались запечатленными все характерные гримасы победоносной убогости сталинского колхозного строя. И не удивительно, что власть пришла в негодование от предложенной «фотографии» для выставки советских аграрных достижений, за это ее творца ожидали фатальные неприятности.