Читать книгу Негосударственный строй - Александр Степаненко - Страница 13

*****

«Культурная функция – создание условий для удовлетворения культурных запросов людей, формирования высокой духовности, гражданственности, гарантирование открытого информационного пространства, формирование государственной культурной политики».

Весь рассмотренный ранее функционал лежал в области сугубо практической и материальной; соответственно, результаты наличия или отсутствия его реального воплощения, как правило, проявляются довольно быстро и с немалой очевидностью.

В отличие от этого, «культурная функция» государства весьма расплывчата, поскольку ее наличие или отсутствие с трудом можно выразить в цифрах: ни деньги, ни единицы произведенной или непроизведенной продукции, ни что-либо еще исчисляемое не может служить здесь мерилом; а лишь некий достаточно неопределенный «общий уровень» – культуры, морали, нравственности, духовности, тот уровень дистанции, который отделяет созидание от потребления, отделяет человека от животного.

Даже само определение «культурной функции» грешит, на мой взгляд, излишней обобщенностью. Так, например, до 1985 года информационное пространство нашей страны сложно было назвать открытым, что, однако, не мешало государственной культурной политике присутствовать здесь в полном объеме, причем отличалась она немалой степенью эффективности; спорным представляется и понимание таковой политики как «удовлетворение запросов» – государство, в данном случае, скорее выступает как активный субъект, а не пассивный объект: оно само и формирует нацеленность людей на «культурный запрос», причем запрос соответствующего качества.

Все это вместе, безусловно, создает как проблему критериев, так и проблему сроков – то есть теперь уже временной дистанции, позволяющей судить о выполнении или невыполнении государством «культурной функции».

Тем не менее, как представляется, более двадцати лет, прошедших с условного момента зарождения современной российской государственности, уже дают возможность вполне обоснованно подводить некоторые итоги и на этом направлении. Двадцать лет – это уже поколение, это уже тот срок, когда никакие ссылки на «временные трудности», на «издержки переходного периода» не могут приниматься всерьез; двадцать лет – уже дают возможность даже без четких критериев сравнивать «до» и «после», сравнивать и оценивать направление вектора общественного развития: куда он направлен – на «формирование высокой духовности» или на ее, духовности, деградацию.

Более того, не удержусь от банальности, именно в этой области – в области культурной политики государства формируется основной залог будущего страны и общества, причем, что называется, стратегического будущего: ведь если сейчас – и то не всегда бесспорно – мы можем оценивать результаты того, что было сделано двадцать лет назад, то и результаты того, что будет делаться в настоящее время, мы сможем увидеть весьма нескоро. Ошибки и упущения в политике, экономике, в социальной области и области экологии стоят дорого, и их не всегда можно исправить; однако изъяны в культурной политике – стоят гораздо дороже: они приводят к тому, что ошибки и упущения в иных перечисленных областях в будущем просто некому будет исправлять. Некому – потому что никому даже и не придет в голову это делать.

В этой связи, мне думается, имеет прямой смысл объединить культурную функцию с образовательной и рассматривать их вместе как некий единый функционал. Очевидно, что и с точки зрения стратегической (влияние на культурный уровень), и с точки зрения практической (прикладные действия по формированию культурного уровня) к общественной духовности и культуре образование и его качество, имеют самое непосредственное отношение

«Образовательная функция – деятельность по обеспечению демократизации образования, его непрерывности и качественности, предоставлению людям равных возможностей получения образования».

Кроме того, помимо названных составляющих, в данный функциональный перечень, как представляется, следует включить тесно смыкающуюся с образованием и культурой научную область – как в силу близости, так и в силу общности проблем, то есть функцию по развитию жизненно необходимого для эффективного отстаивания конкурентных позиций научного потенциала страны.

Объединенную функцию государства назовем условно «научно-культурно-образовательной».

Итак, что же у нас с ней?

В начале 90-х гг. прошлого века, в результате реализации в России экономической политики, направленной на отказ государства от социальных и патерналистских обязательств (по большому счету, и вообще от каких-либо обязательств), образование, наука и культура, наряду с другими, напрямую зависящими от выплат из госбюджета сферами, оказались в крайне тяжелой ситуации. Под предлогом отсутствия в распоряжении государства достаточных средств, уровень заработной платы занятых в этой сфере в условиях галопирующей инфляции был практически заморожен, то есть, иными словами, огромное количество образованных, одаренных и, по призванию своему, пусть и в различной степени, но желающих общественно-полезного созидания людей было оставлено вообще без содержания. В оправдание приводилась масса аргументов о чрезмерной кадровой раздутости советской культурной, образовательной и научной сфер, о необходимости, конечно же, приведения их в соответствие с передовым опытом западных стран; на деле же никаких попыток профессиональной дифференциации не предпринималось: в нищету сбросили сразу и всех.

Отток профессиональных кадров из школ, вузов, научных учреждений, библиотек, театров, музеев, киностудий был фатальным: сотни тысяч, если не миллионы людей, собиравшихся посвятить свою жизнь сеянию разумного, доброго, вечного, а также познанию и прогрессу, ради того, чтобы просто выжить, вынуждены были наниматься на любую низкоквалифицированную работу, торговать на рынках, «челночить» и делать много чего еще, явно не отвечающего ни их чаяниям, ни профессиональному профилю, ни уровню навыков.

Естественно, прекращение финансирования коснулось не только вопроса зарплат. Финансирование науки, культуры и образования было прекращено в принципе: не обновлялись основные фонды, ветшали здания, не снималось кино, не издавались книги, не ставились спектакли, влачили жалкое существование музеи, не проводились научные исследования и испытания и т. д.

Глубину провала в рассматриваемой области по-настоящему даже сложно оценить. Мне кажется, нет даже необходимости перечислять все аспекты ухудшения качества образования, снижения эффективности российской науки, настоящего запустения в культурной области.23

Все это очень важно24, но гораздо важнее, на мой взгляд, то, что такое отношение к образованию, науке и культуре критически снизило их ценность в глазах населения страны, в особенности, конечно, среди молодежи. Преданные своему делу учителя, преподаватели, культурные и научные работники в глазах всех окружающих, в глазах целого поколения превратились в маргиналов и изгоев. Массированная либеральная пропаганда, оправдывая преступную безответственность государства и общества, его примитивно-инфантильное нежелание задумываться о своем будущем, старательно вырисовывала неудачниками и «лохами» всех, кто, не позарившись на материальные блага, честно старался делать то, что считал для себя по-настоящему важным. Действительно, кто, как не те, кто, вопреки всему, остался верен своему призванию и при этом не имел возможности публично отстаивать свою позицию, лучше всего подходил на роль пугала для не умеющих или не желающих мыслить самостоятельно? Кого же еще, как не их, осмеивать и поливать грязью, ведь кого-то же, для должной контрастности, просто необходимо было противопоставить тем, кто в условиях варварского первичного накопления был, в свою очередь, объявлен достойным подражания: купающиеся во власти, в деньгах, в роскоши символы новой страны, нового мира; люди, которые, по большей части, не создали ничего сами, а лишь оказались волею обстоятельств25 у прилавка бесплатной раздачи созданных героическим трудом миллионов людей промышленных богатств страны. Да и могли ли объявляющие не объявить их достойными, ведь все самые убедительные аргументы враз оказались тоже в нужных руках?

В итоге именно те, на кого в любом ориентированном на развитие и на собственное достойное будущее обществе принято равняться26: ученые, учителя, преподаватели, творцы и интеллектуалы – стали предметом насмешек и антиобразцом для подражания. Стоит ли удивляться, что презрение к любому интеллектуальному занятию (включая даже обычное чтение), к элементарным нормам культурного поведения, к воспитанию человеческого облика в будущем поколении, да и вообще ко всему, что так или иначе ассоциируется с образом человека культуры и интеллекта, вновь, как в страшные времена революции и гражданской войны начала 20-го века, стало массовым явлением? Стоит ли удивляться, что агрессия, хамство, бескомпромиссный эгоизм, тотальная распущенность и бесстыдство – превратились из постыдных пороков в признаки доминантности, стали даже предметом для гордости, стали, в конце концов, просто общим местом? Стоит ли удивляться, что обществе, где мерилом успеха и человеческих достоинств безапелляционно объявлены марки машин, размеры квартир и домов, яхты и самолеты, да попросту – объемы потребляемых благ, а вовсе не развитие интеллекта, не стремление к самосовершенствованию, не научные и творческие достижения, не количество благодарных учеников – стоит ли удивляться, что в таком обществе буйным цветом расцвело самое что ни на есть средневековое невежество, самое пустое бездумие, расцвели самые грязные, недостойные человека пороки, расцвели моральное разложение, взаимная ненависть, подлость, бездушие, безразличие? Как представляется, именно это и есть, в первую очередь, та цена, которую уже сейчас платим мы все за полное устранение государства из образования, науки и культуры. И, в отличие от провалов в экономике и политике этот провал – тот, из которого выбраться будет труднее всего. А можно и вообще не выбраться; а не выбравшись из образовательно-культурно-научного провала, не выберемся и из всего остального, потому что без должного уровня развития интеллекта, нравственности и культуры все прочие достижения, если они и случатся, так и будут лишь удачным гешефтом олигархии, изображающей из себя государство; а ко всей остальной стране это не будет иметь ровным счетом никакого отношения.

Справедливости ради, нужно отметить определенные изменения в подходах к развитию рассматриваемой области на уровне руководства страны в начале 21-го века. Так или иначе, преодоление тяжелой фазы экономического кризиса, связанного в крайне низким уровнем цен на основной экспортный товар России – энергоносители – все же отразилось на всех сферах жизни. Но, увы, отразилось оно лишь в том смысле, что лишь мизерная часть природной ренты начала проникать туда, где сегодняшние вложения окупятся далеко не завтра – если вообще когда-либо окупятся в буквальном понимании этого слова. Пропорционально всему остальному несколько вырос и уровень содержания образования, культуры и науки. Тем не менее, по состоянию на 2013 год, этот уровень, в относительных показателях, был далек от даже от советского. Так, в 1985 году расходы на образование составляли 4,6% от ВВП, а сейчас – лишь 0,91%.

Возможно, при должной эффективности приложения этих средств, а также (в части образования) с учетом средств, поступающих за оказание коммерческих услуг, и этих перепадающих крох на что-то хватало бы, однако, к сожалению, изменение ситуации с финансированием после десяти лет тотального разложения легло, в итоге, на тотально прогнившее основание, а потому, не будучи само достаточно содержательным, оказалось неспособно сломить негативную тенденцию.

Надо сказать, что в рассматриваемом аспекте ситуация ничем не отличается от любых других примеров применения инвестиционных средств в России. К сожалению, тотальная примитивизация индивидуального и массового сознания и миропонимания (логически, кстати, вытекающая из запустения сфер интеллектуального и духовного труда) неизбежно привела к идолизации финансовых рычагов как наиболее эффективного, если не вообще единственного, инструмента регуляции. В этой связи, решение практически любой проблемы, вне зависимости от ее масштаба и уровня сложности, видится исключительно в духе «увеличения (выделения) финансирования», причем с максимально быстрым результатом. Иными словами – от проблем просто пытаются по-быстрому откупиться.

Как следствие, это порождает (уже породило) довольно широкую общественную прослойку, так или иначе паразитирующую на любых крупных финансовых проектах.27 В результате, целью финансовых затрат все чаще (и даже – чаще всего) является не конечный результат проекта, а процесс выделения на него денег, которые, по большей части, просто разворовываются через систему откатов.

По этой, а не по какой-либо другой надуманной причине, уровень необходимых затрат в России на любые нужды вдвое-втрое превышает мировой. В перерожденном государстве, при внешнем соблюдении приличий, подавляющая часть денег просто уходит в частный карман тех, кто волею судьбы оказывается в доступе к распределению потока. Именно для этого затеваются многочисленные «инвестиционные проекты», модернизации и инновации, застраивается никому не нужной недвижимостью любой свободный клочок земли – целью является даже не быстрое получение прибыли, а «раздербанивание» самих предполагаемых инвестиций. Та же ситуация и в рассматриваемой области: все эти сколковские нанотехнологии и реконструкции больших и малых театров, очевидно, имеют своей целью не конечный результат, а генерацию финансового потока. Хвост вертит собакой.28

В этих условиях рассчитывать на требующие вдумчивого, неспешного похода действия по возрождению потенциала страны в интеллектуальной и духовной сфере просто не приходится. Интеллектуальный труд, творчество, просвещение – все эти понятия в такой степени девальвированы, что, собственно, и в этой области любые попытки решать проблему даже доступным примитивному миропониманию способом – деньгами – безусловно обречены на провал: ведь интерес, собственно, к финансам все равно перевесит все прочие.

Да и вообще, не смешно ли это: уровень нравственности повышать финансовыми вливаниями?