Читать книгу Происшествие на Колесе. Несколько моментов из истории борьбы с бесами - Александр Трифонов - Страница 17

И теперь, когда сказано уже достаточно о том, каким человеком был Егор Фомич, Главный Энергетик Телецентра, мы обязаны упомянуть и о той наиболее существенной сокровенной части его натуры, о коей обычно мы предпочитаем всуе особо не распространяться в наших праздных и лукавых разговорах. Речь идёт о его религиозных предпочтениях, о его православной вере. Благодаря только ей и только тому благодатному воздействию, какое на всякого человека оказывает святая молитва, он сумел ощутить эти мрачные и злобные силы, их присутствие в студии. Единственной же целью появления этих сил, враждебных всякому живому существу и в первую очередь человеку, было яростное разжигание ненависти и злобы среди всех, кто здесь в это время находился. И кто ни слухом ни нюхом не имел ни малейшего представления, что вытворялось и выделывалось ими буквально у них перед носом. И, кроме того, многие из них были бы крайне удивлены, если бы узнали, что многие мысли, которые они считали своими, на самом деле нашёптывалось им в уши существами не только безобразными, но и злобными ко всему чистому и светлому до неистовства.

Свои религиозные предпочтения Егор Фомич скрывал, старательно охраняя их от досужих ушей, тем более никакие вопросы веры ни с кем никогда не обсуждал, ведь несмотря на большие перемены, происходившие в стране, времена ещё оставались советскими. И, кроме того, те люди, с которыми приходилось ему иметь дело, отличались существенной невосприимчивостью к этому, сердечному для него самого, делу.

В те перестроечные непростые годы могучая страна быстро слабела, теряя былую устойчивость, народные массы пугливо озирались, прислушиваясь к бодрым призывам объявившихся повсюду говорунов, быстро забывая трезвон о Великой Партии и её не менее великих свершениях. Это была и преобладала ранее, по сути, во всём некая особая религия со своими многочасовыми молебнами-митингами, на которых заклиналось всё население страны, заклиналось даже само дело грядущих счастливых перемен и осуществление этого, по сути, религиозного подвига (по искусственно взращённой и целиком придуманной религии) в построении никогда ещё никем не виданного нового «Вавилона».

В отличие от своих товарищей, простодушно, хотя и вяловато, принимавших эти бодрые призывы, Егор Фомич хорошо знал им цену. И потому жил совсем другими интересами, в которых значительное место отводилось жизни во Христе с посещениями храма, чтением святоотеческих книг, из коих он постепенно и почерпнул знания о присутствии в нашем мире среди нас врагов рода человеческого. Вот почему он и оказался тем единственным, кто смог почувствовать и различить в создавшейся тяжкой атмосфере студии ту чуждую всякому нормальному, не павшему человеку силу, везде и повсюду стремящуюся увлечь за собой тех, кто пленился их вкрадчивыми речами или же увлёкся их странными и ничем не сдерживаемыми чудными порывами и разгулом. И затем, когда он уже воочию ощутил на себе действие этой злой, хищной силы, он внезапно понял, что ему вряд ли удастся одними собственными силами унять уже явно обнаглевшую и вовсю разошедшуюся бесовскую силу. Вот тогда-то он и подумал, чтобы немного подыграть Гадажжёнову в его явно дурацкой и, казалось бы, совершенно безнадёжной и пустой затее с солидолом и смазкой оси колеса. Но, как бы странно всё это не показалось окружающим, тем не менее это привело к некоторому улучшению работы Колеса, и естественным образом последовавшему за этим возобновлению игры, и постепенному снижению градуса в тяжкой атмосфере студии. За этим неожиданным умиротворением страстей и долгожданным возобновлением игры, несомненно, скрывался Гадажжёнов, втайне от чуждых глаз явившего свои магические таланты в усмирении непокорного Колеса.

И теперь, наконец-то добравшись до своего личного кабинета, Егор Фомич тотчас же устремился к своему письменному столу, точнее к телефону, стоявшему на нём. С нетерпением схватив его, он набрал номер того особого своего знакомого, на котором и были сосредоточены все его надежды по выдворению бесов из студии. Тем знакомым оказался игумен Новодевичьего монастыря иеромонах Нафанаил. Так уж получилось, что Егор Фомич волею судеб жил неподалёку от стен этого известного всем монастыря и, естественным образом, часто посещал службы в его Успенском храме, где однажды и случилось его знакомство с игуменом, постепенно переросшее в устоявшиеся добрые отношения между прихожанином и его пастырем.

Это и позволяло теперь ему надеяться получить ту особую помощь, которая одна только и могла разобраться с непрошенными гостями, явившимися из мест тёмных и зловещих.

К удивлению Егора Фомича, игумен воспринял его рассказ спокойно:

– А-а… значит, всё-таки появились! То-то я всё удивлялся, когда наша казначейша как-то днями мне говорила, что никто не видел их у вас в явном-то образе, – отвечал он, выслушав взволнованный рассказ Егора Фомича. – Там их туча, даже и не сомневайтесь, и всегда было полно, только вот в натуральном виде боялись пока объявиться, ну вот, значит, уж теперь совсем обнаглели. Вы поймите, как же им там не быть, ведь безобразия же каждый день людям показывают! Нагишом бегают, с обтянутыми задами, а теперь, значит, у них ещё и эти завелись, как там их, с памятью беда, ах да, вот! Приколами они, что ли, их называют, так что у них теперь уж другого удовольствия никакого и не осталось, лишь только поиздеваться над своим же товарищем, – игумен даже вздохнул тяжко от нахлынувших на него мерзостных воспоминаний. – Простите, я увлёкся, а время не ждёт, некогда вспоминать ихние пакости, – он умолк, соображая, что бы такого можно было бы предпринять, чтобы по возможности быстрее выдворить непрошенных гостей, но на ум ему пришло только одно:

– Послушайте, вы погодите немного, я вам перезвоню, надо мне одно дельце сообразить, – предупредил он Егора Фомича, но уже знал, наверное, что предпримет в ближайшее время.