Читать книгу Происшествие на Колесе. Несколько моментов из истории борьбы с бесами - Александр Трифонов - Страница 6

Ведущий намеревался сообразить ещё кое-чего по части таких вполне очевидных и нетерпимых в будущем промахов, но опомнился, ведь Игра всё ещё ждала, а её было нужно незамедлительно начинать. И мысли его стремительно забегали по рельсам, как и что можно сделать в пять минут, чтобы всё выглядело хотя бы немного поприличнее, и первое, к чему он устремился, был костюм вертлявого.

А главный виновник всей этой затянувшейся вне всякой меры паузы, того сумбура и сумятицы, творившихся в головах всех ответственных за передачу лиц и в особенности в голове у ведущего, в это самое время продолжал корчить из себя обиженную жертву произвола, ломался и тянул резину своей нескончаемой и нудной болтовнёй, состоявшей исключительно из одних и тех же однообразных, бесконечно повторяемых восклицаний:

– А они опять лезут, а я-то тут при чём! Я же, как все, с телеграммой, а они: давай, давай им, лезут все, показывай им, да и только! Ведь обидно! Других всех пускают так, а меня – давай!

Добавить что-либо ещё он не успел, ведущий ловко влез в его придурочную нудню:

– Чего вы так возмущаетесь! У вас просто с костюмом – полные нелады, он у вас какой-то такой… Просто ни в какие ворота не лезет, неприглядный, и нам абсолютно не подходит. Но ничего, ничего, вы, главное, не волнуйтесь, мы обязательно вам поможем, прямо сейчас же всё моментально и исправим. Вы только поймите, был бы и я так одет, и меня тоже бы на всех перекрёстках останавливали! Да уж что тут рассуждать, давайте-ка мы с вами его быстренько заменим, и я вам слово даю, больше никогда никто и нигде к вам больше не придерётся. Потом сами всё увидите. Давайте быстрее пройдёмте, пройдёмте-ка вон туда, за ту синюю занавесочку, и там вам подберут наши костюмерши такой обольстительный костюмчик, что вам слово даю – ой-ой-ой, закачаетесь.

Но сдвинуть с места вертлявого ведущему не удалось, тот не только наотрез отказался менять костюм, но раскипятился и разобиделся окончательно.

Ведущий был опытен и умел оценивать ситуацию почти мгновенно, что в конечном итоге и обеспечивало ему все преимущества и давало всегда возможность своевременно «разрулить» все возникавшие проблемы. Вот и сейчас он вовремя сориентировался и круто поменял тактику:

– Ладно, понимаю, вы переволновались, разнервничались, что ж, это бывает, не огорчайтесь, я сейчас же всё быстренько вам устрою, усадим вас в одном тихом, уютном местечке, посидите себе в креслах, отдохнёте, успокоитесь, наши девушки вам напитки принесут, и давайте-ка не будем больше, пойдёмте, пойдёмте-ка… сейчас во-о-он туда. Смотрите вон туда, – уточнил он, показывая на дверь, где слово «выход» горело яркой малиновой чертой.

Тихонько подталкивая упирающегося Гадажжёнова, ведущий незаметно успел подмигнуть двум своим ассистентам, и те торопливо двинулись в его сторону. Как вдруг изворотливый Гадажжёнов мгновенно преобразился с минора уныния и бесконечных жалоб, явив в своём лице собой неуёмную бодрость и страстную жажду игры.

– Я без игры отсюда никуда не пойду, – крикнул он запальным голосом бойца, бросающегося на врага в последнюю отчаянную атаку и оглашая своим козлиным криком гулкое пространство студии.

И в тут же секунду, резко преобразившись, он скорчил дурацкую рожу, словно исполнил смешной аттракцион, и при этом ещё стервец ухитрился подмигнуть одному из зрителей, видимо, своему товарищу, сидевшему в первом ряду. Этот знакомый его по странному стечению обстоятельств немало выделялся среди прочих зрителей, сидевших рядом с ним, своей столь же непривлекательной и даже отталкивающей внешностью, как и сам Гадажжёнов. И вот что ещё примечательно: если бы в это самое время в студии оказался какой-нибудь очень внимательный наблюдатель, то он-то уже непременно бы взял себе на заметку, что этого достаточно неприглядного зрителя, имевшего немалый рост, сильно портит чрезмерная сутулость, а также что лицо у него вне всякой меры заросло густой, к тому же растущей вкривь и вкось и клочьями, растительностью. При том ещё и волосы у него отчего-то имели необыкновенный сероватый оттенок, а лицо было, как у покойника, мертвецки бледно. Одним словом, на всякого, кто ненароком удосужился бы взглянуть на него, он, без сомнения, произвёл бы ещё более отталкивающее и неприятное впечатление, чем даже сам Гадажжёнов.

Но при всей своей необычной внешней одиозности гражданин тот нисколько не терялся в шумливой и суетливой толпе зрителей, сидевших рядками около эстрады, а, наоборот, потешался вовсю наглым выходкам Гадажжёнова, хохотал и орал, поддерживая этого наглого, с неприкрытой подлянкой и неуёмным гонором игрока и, по всей видимости, он-то и был тем самым человеком, «приглашённым на передачу по выбору самого Гадажжёнова».

И когда Гадажжёнов подмигивал ему и показывал исподтишка разные знаки, он давал ему тем самым понять, что, дескать, он-то уж разберётся с этим зазнайкой-ведущим и что, дескать, ещё он покажет ему большую фигу в кармане.

Но посмотрим, сумел ли исполнить он своё мстительное обещанное и что же последовало дальше, а также чем, собственно, всё это в конечном счёте завершилось. Ведущий ни на йоту не поступился своей спокойной и миролюбивой манерой общения с этим откровенным наглецом Гадажжёновым, и несмотря на вызывающе дерзкий отказ того покинуть студию, он не ответил ему грубой силой.

– Я понимаю, ваше желание – похвально, – бодрым, ласкающим голосом увещевал ведущий всё более наглевшего и расходившегося игрока, – оно нам нравится, но вот костюм ваш! Поймите же, он ну совсем-совсем не годится! И принимать в нём участие в игре потому категорически запрещено, вы понимаете?! Это же не моё личное желание, таковы наши правила. Так что лучше уж не сопротивляйтесь, не получится! Я просто права не имею вам позволить испортить нашу Игру этим вашим грязным костюмом. Давайте, не задерживайте передачу, мы из-за вас на целых уже пятнадцать минут вне графика. Идёмте, идёмте скорее… – ведущий снова пытался затащить Гадажжёнова в кабину и поменять наконец-то его отвратительный, невозможный костюм, но тут вертлявый гад отколол ещё одну свою наглую выходку, да такую, что до ведущего наконец-то дошло, что с таким откровенным наглецом благодушие и уравновешенность благих плодов принести не могут.

– Мне, ваше вашество, всё удастся, даже и не сомневайтесь, потом век меня помнить будете, – и тут же как бы в подтверждение своих наглых слов он состроил такую гадкую и противную рожу, что ведущего от этого даже передёрнуло.