Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 12
2. Предыстория политической экономии
2.2. Классическая Античность
ОглавлениеРассмотрение экономических вопросов можно обнаружить и в очень давние времена. Вавилонский кодекс Хаммурапи (ок. 1740 г. до н. э.), высеченный на монолите, который хранится в Лувре, содержит, помимо прочего, нормативные предписания по экономическим отношениям. Самый ранний из текстов Ветхого Завета, в котором содержится масса указаний по различным аспектам экономической жизни, относится к XII–IX вв. до н. э. В Индии трактат «Артхашастра» (см.: [Kautilya, 1967; Артхашастра, 1959]), целиком посвященный рассмотрению экономических аспектов функционирования государства, появился в IV в. до н. э.; и он содержит большое количество отсылок к более ранним текстам. В Китае трактат «Гуань-цзы» вобрал в себя различные тексты периода V в. до н. э. – I в. н. э. и также затрагивает ряд экономических вопросов[33].
Среди множества вопросов, затрагиваемых в Библии, для нашего предмета наиболее значимым является вопрос о роли труда в человеческой жизни. Это вопрос сложный, к которому мы вернемся еще не раз. В Книге Бытия труд рассматривается как плата за первородный грех. Но он оценивается и с позитивной точки зрения как элемент самой природы человека, средство ее воплощения, составляющее часть божественного замысла. Сам Бог трудится, отдыхая на седьмой день[34]. Создав человека, Он поручает ему трудится даже в земном раю[35]. Лишь после грехопадения труд приобретает негативный аспект: «проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; …в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3:17–19).
И все же труд при этом составляет не только тяжкую необходимость и средство выживания, но и элемент благой жизни, соответствующей божественному предначертанию[36].
Одновременно сочетание двух аспектов трудовой деятельности – труда как тяжкой необходимости и труда как средства самореализации – представляет собой наиболее значительный вклад библейской традиции в современную культуру[37]. В этом отношении влияние библейской традиции оказалось более значительным, чем античной (которая была ярким выражением представлений господствующего класса в рабовладельческом обществе)[38]. В античной традиции трудовая деятельность (за исключением деятельности по организации и присмотру за собственным хозяйством) рассматривалась как утомительная или даже позорная. Как отмечает Финли, «ни в греческом, ни в латинском не было слова для выражения общего понятия “труд” или же для обозначения труда как социальной функции» [Finley, 1973, p. 81].
В целом древнегреческая традиция исповедовала «административный, а не рыночный подход к экономике» [Lowry, 1987a, p. 12]. Экономическая проблематика затрагивалась в ее рамках либо в контексте принципов хорошего управления домашним хозяйством (в его широком понимании как экономической единицы, включающей и рабов), либо в контексте обсуждения политических институтов. К первому случаю – принципам ведения домашнего хозяйства – относятся, например, «Домострой» («Oeconomicon») Ксенофонта (ок. 430 – ок. 355 до н. э.) или «Экономика» («Oeconomia»), которую ранее обычно приписывали Аристотелю и которая, скорее всего, была создана в период III–I вв. до н. э. Сам термин «экономика» восходит к греческим корням oikos (дом) и nomos (правило, или закон), обозначая тем самым область управления домашним хозяйством. Ко второму случаю – рассмотрению экономико-политических вопросов – относятся, например, «Государство» Платона (ок. 427 – ок. 347 до н. э.) или «Политика» Аристотеля (384–322 до н. э.) Но такое разделение не может считаться четким: в этой традиции нельзя обнаружить расхождение между точкой зрения управляющего хозяйством семьи и точкой зрения правительства полиса. Ксенофонт и Платон явно отмечали то, что умение управлять собственным хозяйством, наряду с прочими условиями, может рассматриваться надежной гарантией наличия способности занимать публичные должности, включая и военные[39]. Эффективное управление средствами производства (включая, в частности, надзор за трудом рабов) рассматривалось как ключевой фактор получения продукта высокого качества, тогда как возможность технологических улучшений в целом игнорировалась.
Именно в этом контексте следует рассматривать часто цитируемый отрывок из «Экономики» Псевдо-Аристотеля: «Никто в действительности не заботится о чужой собственности так, как о своей. Потому каждый должен, насколько это возможно, вести свои дела сам. Мы можем привести также пару высказываний, одно из них приписывается персу, <…который> в ответ на вопрос, что лучше всего для лошади, отвечал, что это присмотр ее хозяина»[40] [(Pseudo) Aristotle, 1935, p. 341: Oeconomica, I, 6.3].
Такое указание на фигуру «хозяина» приводит нас к понятию собственности или, лучше, «распоряжения» или «владения» – последние термины позволяют избежать полного отождествления этого понятия с представлением о частной собственности в современном обществе. Само это понятие не составляло тогда проблемы, положение изменится лишь несколько веков спустя, во времена патристики (как мы увидим далее). Оно обозначало лишь аспект более общего обсуждения политической и социальной организации. В этом отношении мы обнаруживаем значительные расхождения между разными авторами, и в частности между Платоном, который выступал за коллективное владение средствами производства и коллективистские начала в организации потребления, и Аристотелем, придерживающимся реалистического понимания человеческой природы: «К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принадлежит лично им; менее заботятся они о том, что является общим, или заботятся в той мере, в какой это касается каждого» [Аристотель, 1983, с. 406].
В то же время существовало повсеместное сходство в идеях о происхождении социальной стратификации, связываемом с врожденными различиями между людьми и вытекающим отсюда разделением решаемых ими задач. Именно на этом, в частности, основывалось разделение между земледельцами, воинами и философами в «Государстве» Платона. Он выводил возникновение государства из разделения труда между отдельными функциями, такими как земледельцы, строители, ткачи. В свою очередь, разделение труда вытекало из того, что «люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, да и способности к тому или иному делу также»[41] [Платон, 1971, 370б].
Аристотель следовал Платону в отнесении начал социальной стратификации к самой природе человека. Это в первую очередь относилось к базовому для него разделению обязанностей между мужчинами, женщинами и рабами. Аристотель безапелляционно заявлял в «Политике»: «Но женщина и раб по природе своей два различных существа: ведь …в природе каждый предмет имеет свое назначение» [Аристотель, 1983, с. 377][42]. Здесь, таким образом, рассматривается разделение ролей в обществе, а не разделение рабочих задач. С точки зрения Аристотеля, этот последний момент касался рабов, но никак не господ: «Господином называют не за знания, а за природные свойства; точно так же обстоит дело с рабом и свободным. Правда, можно вообразить и науку о власти господина, как и науку о рабстве, последнюю – вроде той, какая существовала в Сиракузах, где некто обучал людей рабству: за известное вознаграждение он преподавал молодым рабам знания, относящиеся к области обычного рода домашних услуг. …Все подобного рода науки – рабские, господская же наука – как пользоваться рабом, и быть господином вовсе не значит уметь приобретать рабов, но уметь пользоваться ими» [Там же, c. 386–387].
И Платон, и Аристотель, таким образом, выводили социальную и политическую стратификацию из некоего природного факта, проистекающего из сущностных различий между различными членами общества. Этот тезис с явным авторитарным подтекстом долго будет оставаться влиятельным[43], но разительный контраст составит тезис, который будет развивать Адам Смит (см. подразд. 5.7 наст. изд.). С нашей точки зрения, однако, многие другие аспекты их наследия оказали значительное влияние на последующий ход развития экономической мысли, пусть часто и в искаженном виде (связанном с попытками осовременить их). Далее (см. подразд. 2 наст. гл.) мы обратимся к взглядам Аристотеля на деньги и ростовщичество. Здесь же мы можем кратко упомянуть указание, данное Платоном в «Законах», на роль страданий и удовольствий как факторов человеческого поведения[44], или же на разделение Аристотелем между потребительной и меновой ценностями[45]. Не так просто интерпретировать аристотелевский анализ обмена, который был представлен в «Никомаховой этике» как часть этической теории и который по-разному будет восприниматься в схоластическом анализе справедливой цены[46].
33
Для общего обзора истории индийской экономической мысли см. также: [Dasgupta, 1993]; текст «Гуань-цзы» с комментариями см.: [Rickett, 1985–1998; Штейн, 1959].
34
«И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал» (Быт. 2:2).
35
«И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2:15).
36
«Шесть дней работай и делай всякие дела твои…» (Исх. 20:9; см. также Втор. 5:13). Внимание к этике труда в особенности отличает послания апостола Павла. Идея труда как основы человеческого достоинства и как позитивной ценности человеческой жизни, как средства самореализации человека в мире будет вновь и вновь подниматься на протяжении веков, особенно среди утопических мыслителей и течений XVI–XVII вв. Некоторые из этих течений, в частности связанные с протестантизмом, ставили своей целью освобождение работника от гнета хозяев (а не от тягот самого труда, что было бы действительно утопичным!), см.: [Spini, 1992]. Среди авторов утопических сочинений следует упомянуть Томаса Мора (1478–1535, его «Утопия» была опубликована на латыни в 1516 г.), Томмазо Кампанеллу (1568–1639, «Город Солнца» датируется 1602 г., но был впервые опубликован на латыни лишь в 1623 г.), Фрэнсиса Бэкона (1561–1626, «Новая Атлантида» была опубликована в 1627 г.).
37
Как мы увидим далее, эти элементы, сосуществовавшие в идеях многих экономистов классической школы, будут четко противопоставлены у Карла Маркса: труд как необходимость выступает у него основой докоммунистических формаций, тогда как с приходом коммунизма трудовая деятельность становится средством свободного проявления человеческой личности. В маржиналистском подходе, помимо примечательного исключения, которое составляет Альфред Маршалл, явно превалировало внимание к негативному элементу трудовой деятельности.
38
Напротив, библейская традиция формировалась среди угнетаемых и гонимых.
39
По мнению Ксенофонта, управление частным делом только с точки зрения количественных характеристик отличается от управления делами общества, во остальном же они весьма схожи (см. [Xenophon, 1923, p. 189; Lowry, 1987a, p. 12–14]).
40
Этот отрывок будет переиначен Адамом Смитом в «Теории нравственных чувств» (см. разд. 5.8 наст. изд.), но в этом случае он приобретет другое значение: не совета хорошему отцу семейства блюсти свое имущество самому, но четкого обоснования выбора в пользу принципов либерализма.
41
Относительно разделения труда было что сказать и Ксенофонту, который, как и Платон, был учеником Сократа – его образ он запечатлел в своих «Воспоминаниях о Сократе» – и, таким образом, принадлежал к поколению, предшествовавшему Аристотелю, который являлся учеником Платона. Помимо прочего, Ксенофонт связывал разделение труда с размером рынка в следующем часто цитируемом отрывке: «Ведь в небольших городах один и тот же мастер делает ложе, дверь, плуг, стол, а нередко тот же человек сооружает и дом, причем он рад, если хоть так найдет достаточно заказчиков, чтобы прокормиться. Конечно, такому человеку, занимающемуся многими ремеслами, невозможно изготовлять все одинаково хорошо. Напротив, в крупных городах благодаря тому, что в каждом предмете нужду испытывают многие, каждому мастеру довольно для своего пропитания и одного ремесла. А нередко довольно даже части этого ремесла; так, один мастер шьет мужскую обувь, а другой – женскую. А иногда даже человек зарабатывает себе на жизнь единственно тем, что шьет заготовки для башмаков, другой – тем, что вырезает подошвы, третий – только тем, что выкраивает передки, а четвертый – не делая ничего из этого, а только сшивая все вместе. Разумеется, кто проводит время за столь ограниченной работой, тот и в состоянии выполнять ее наилучшим образом» [Ксенофонт, 1976, VIII, II:5, с. 187–188].
42
Непосредственно перед этим Аристотель указывает: «[Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания, является существом подвластным и рабствующим» [Там же].
43
Например, Фома Аквинский – и с ним вся схоластическая традиция – будет говорить как о справедливом о распределении талантов между людьми по воле Провидения и принимать как должное распределение доходов и богатства с учетом неравенства в статусе, достоинствах, способностях, умениях и обстоятельствах каждого индивидуума ([De Roover, 1971, р. 43–44], а также ссылки на Фому Аквинского).
44
Платон отмечал, что «…каждый [из нас] имеет в себе двух противоположных и неразумных советчиков: удовольствие и страдание» («Законы», кн. I, 644с). Однако в противоположность тому, что, как кажется, предполагал Шпигель [Spiegel, 1971, р. 20], это не являлось выражением сенсуалистского подхода, в котором сопоставление между количественно выраженными удовольствиями и страданиями механически определяют человеческие действия: это «расчет» (соображения), который превращается в «закон», будучи закрепленным «публично выраженной волей государства», и который подчиняет (у мудрого человека) все позитивные и негативные проявления страстей.
45
«Пользование каждым объектом владения бывает двоякое; в обоих случаях пользуются объектом как таковым, но не одинаковым образом; в одном случае объектом пользуются по его назначению, в другом – не по назначению; например, обувью пользуются и для того, чтобы надевать ее на ноги, и для того, чтобы менять ее на что-либо другое» [Аристотель, 1983, c. 390]. Как можно заметить, у Аристотеля разделение между тем, что впоследствии будет обозначаться как потребительная и меновая ценности, основывалось на этическом принципе: «должное» использование и потребление противопоставлялось «неправильному», отражая, таким образом, некоторое презрение к торговой деятельности, характерное для представителей высших классов рабовладельческих обществ. В действительности процитированный здесь отрывок является частью рассуждения о «естественных» и «противоестественных» способах приобретения богатства (кочевой быт, сельское хозяйство, охота, рыболовство и даже разбой относятся к естественным, тогда как ростовщичество заклеймляется – но и в целом все доходы от торговли, т. е. от покупки и продажи товаров в обмен на деньги, считаются противными природе). Согласно Лоури ([Lowry, 2003, р. 15, 22]; см. также приведенную в работе библиографию), «Аристотель четко сформулировал концепцию убывающей предельной полезности» и «выразил использование денег в качестве средства обмена, меры стоимости и средства сохранения стоимости для будущих покупок». Как Лоури, так и Мейкле [Meikle, 1995] представляют примеры «рациональной реконструкции» (см. выше, примеч. 25 к гл. 1), интерпретируя авторов прошлого в свете современных (или поздних по отношению к ним) теорий.
46
В книге V «Никомаховой этики» рассматриваются направительная (коммутативная) и распределительная (дистрибутивная) справедливость. Здесь Аристотель рассматривает, помимо прочего, как от бартерного обмена люди переходят к денежному. Блага распределяются между людьми согласно их «природе», т. е. роли, которую каждый из них призван играть в жизни общества. Соответственно, при обмене продуктами необходимо соблюдать соответствующие пропорции (но далеко не очевидно то, как именно эти пропорции следует определять). В качестве иных примеров оценок вклада Аристотеля в экономическую теорию можно привести: негативную [Finley, 1970] и позитивную марксистскую [Meikle, 1995].
