Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 7

В течение нескольких последних десятилетий ряд экономистов, ссылаясь на концепции «научных революций» Куна [Kuhn, 1962] и «научно-исследовательских программ» Лакатоса [Lakatos, 1970; 1978; Лакатос, 1995а; 1995б], поддерживали идею о том, что невозможно сделать выбор среди конкурирующих теоретических подходов на основе «объективного» критерия, указанного логическим позитивизмом (логической последовательности, соответствия предпосылок эмпирическим фактам).

Эти критерии до сих пор служат объектом споров. Часть их связана именно с возможностью четкого разделения аналитических и синтетических утверждений. Действительно, аналитические утверждения, если их интерпретировать как чисто логические, не имеют какого-либо отношения к реальному миру; как следствие, они бессодержательны с точки зрения интерпретации явлений, происходящих в реальном мире[6]. Синтетические утверждения, в свою очередь, обязательно включают большое количество теоретических элементов и в самом определении категорий, используемых для сбора теоретических данных, и в методах, используемых для анализа этих данных; в результате критерии принятия или отвержения каких-либо синтетических утверждений не являются четкими, поскольку эти утверждения обусловлены длинной серией теоретических гипотез, которые не могут, однако, быть предметом оценки в отдельности[7]. Именно невозможность отдельной оценки, основанной на однозначном объективном критерии, для аналитических и синтетических утверждений, создает существенные трудности для позитивистского взгляда, рассмотренного в предыдущем подразделе.

Другая серьезная критика критерия принятия или отвержения синтетических утверждений – их соответствия или несоответствия реальному миру – была представлена Поппером [Popper, 1934; Поппер, 1983]. Поппер утверждает, что не имеет значения, сколько раз синтетические утверждения подтверждались фактами, – нельзя исключать того, что в конечном счете возникнет ситуация, когда утверждение будет отвергнуто. Так, например, утверждение «все лебеди белые» противоречит открытию нового вида черных лебедей в Австралии. Ученый не может претендовать на то, что он может подтвердить теорию, раз и навсегда продемонстрировать истинность своей теории. Ученый может только временно принять теорию, не забывая о возможности того, что она может быть фальсифицирована, или, другими словами, что новые данные, противоречащие этой теории, продемонстрируют ее ложность. В другой своей книге Поппер [Popper, 1969; Поппер, 2004] утверждает, что лучший метод научного исследования состоит именно в разработке потенциально бесконечного ряда «предположений и опровержений». Другими словами, ученый формулирует гипотезы и затем занимается поиском опровержения, а не поиском эмпирического подтверждения – которое в любом случае не будет окончательным. Опровержения стимулируют поиск лучших гипотез, что вносит решающий вклад в развитие науки[8].

Ряд ведущих представителей позитивистской эпистемологии поддерживают, что она неприменима в сфере социальных наук. Под влиянием таких историков и философов науки, как Кун, Лакатос и Фейерабенд, экономисты отказались от позитивистской методологии в последние десятилетия ХХ в. Коротко напомним их теории и вытекающий из них взгляд на науку как сферу конкуренции.

В нескольких словах, согласно Куну, наука развивается нелинейно, ее развитие может состоять из нескольких этапов, каждый из которых обладает отличительными характеристиками. На каждом этапе «нормальной науки» определенная точка зрения (парадигма), как правило, принимается как основа для научного исследования. На этой основе строится все более сложная теоретическая система, способная объяснить все большее число явлений. Однако этот процесс развития нормальной науки сопровождается также накоплением аномалий, т. е. явлений, которые либо не могут быть объяснены, либо требуют для своего объяснения включения дополнительных предположений ad hoc. Данный процесс ведет к возникновению определенного дискомфорта, который благоприятствует «научной революции», а именно – возникновению новой парадигмы. Это знаменует начало нового этапа нормальной науки, в рамках которой исследования не подвергают сомнениям парадигму, лежащую в их основе.

Здесь необходимо подчеркнуть, что Кун не рассматривает преемственность разных парадигм как логическую последовательность, характеризующуюся растущим объемом знаний. Разные парадигмы не рассматриваются как соизмеримые друг с другом; каждая из них содержит свой ключ для интерпретации реальности, обязательно основанный на определенном наборе упрощающих предположений, многие из которых остаются неявными. Никакая парадигма не может охватить весь мир во всех его деталях. Строго говоря, некорректно одновременно утверждать то, что Земля вертится вокруг Солнца, и Солнце вертится вокруг Земли: каждая из этих двух гипотез предполагает выбор фиксированной точки в качестве опоры для изучения вселенной, или, точнее, части вселенной, которая находится в непрерывном движении по отношению к любой другой фиксированной точке. Другими словами, поскольку и Земля и Солнце двигаются в космосе, подходы Коперника и Птолемея являются альтернативными, объясняющими в более или менее простых терминах большее или меньшее число явлений[9]. В этой связи можно также напомнить, что гелиоцентрический взгляд был предложен Аристархом Самосским уже в III в. до н. э., примерно за пять столетий до Птолемея: таким образом, парадигмы не обязательно следуют друг за другом в линейной последовательности, они могут вновь появляться и становиться преобладающими после довольно долгого периода упадка.

Кун представляет свою идею научной революции как описание реального пути, которому следуют различные науки, а не нормативную модель поведения ученых. Напротив, Лакатосом принимается нормативный подход [Lakatos, 1978; Лакатос, 1995б].

«Методология научно-исследовательских программ» Лакатоса состоит из набора правил работы и над критикой, и над построением теории (отрицательной и положительной эвристикой), создаваемой вокруг «ядра» гипотез, касающихся определенного набора проблем и используемых в качестве основы для создания теоретической системы. Ядро остается неизменным, даже если возникают какие-то ненормальные явления, благодаря «защитному поясу» из вспомогательных гипотез, от ядра отказываются только в случае, если научно-исследовательская программа, основанная на нем, признается «регрессивной», или, другими словами, когда становится очевидно, что использование этой программы является, скорее всего, пустой тратой времени и усилий. Принятие или отвержение научно-исследовательской программы, таким образом, рассматривается Лакатосом как комплексный процесс, а не результат суждения, основанного на результатах одного решающего эксперимента, или даже результатах применения четко определенных, однозначных, объективных критериев.

Проинтерпретированная таким образом позиция Лакатоса не сильно отличается от предложенного Фейерабендом [Feyerabend, 1975; Фейерабенд, 2007] «методологического анархизма» – хотя по общему признанию считается менее радикальной. Фейерабенд подчеркивает необходимость максимальной открытости по отношению к самым разным исследовательским подходам; в то же время он далек от безоговорочного принятия своего собственного правила «anything goes»: «Пригодно все, что способствует успеху». Критика существования абсолютных критериев истины (или, лучше сказать, принятия и отвержения теорий) может сосуществовать с идеей целесообразности рациональных споров между разными, даже противоположными, взглядами. Очевидно, когда обсуждаются разные точки зрения, сторонники каждой из них должны быть готовы отказаться от претензий на то, чтобы их собственный критерий суждения считался абсолютным. Наоборот, временное принятие точки зрения соперника с целью критики этой точки зрения изнутри может сделать полемическую позицию более сильной. Мы, таким образом, сталкиваемся с процедурой обсуждения, аналогичной той, которой следуют при судебном разбирательстве, где прокурор и защита вносят абсолютно различные аргументы в поддержку своих позиций.

Взгляды Фейерабенда были внесены в область экономической науки Макклоски [McCloskey, 1985; 1994], хотя и с некоторыми изменениями. Макклоски говорит о «риторическом методе научного спора», который отрицает четкие, одномерные критерии для оценки теорий, и, напротив, подчеркивает роль их относительной убедительной силы[10]. Это не отрицает важности теоретических споров: отнюдь нет, основная идея этой методологии состоит в необходимости толерантности в условиях существования различных взглядов на мир и, следовательно, различных теоретических подходов. Мы можем также напомнить, что интерпретированный таким образом риторический подход в экономике может быть прослежен в прошлом до Адама Смита[11].

Идеи Куна и Лакатоса привлекли экономистов возможностью существования альтернативных подходов, которые выводятся или из последовательности различных парадигм, или из сосуществования различных научно-исследовательских программ[12]. Очевидно, что идеи Фейерабенда ведут в том же направлении.

Именно здесь вступает в игру история экономической мысли. Те ученые, которые разделяют «конкурентный» подход к развитию экономической мысли и принимают участие в дискуссии между конкурирующими подходами, стремятся изучить историю этой дискуссии с целью найти сильные и слабые стороны каждого подхода, объясняющие их взлеты и падения.

В частности, использование истории экономической мысли может оказаться очень полезным для ученых, поддерживающих подход, который конкурирует с доминирующим[13]. Во-первых, анализ трудов экономистов прошлого часто помогает прояснить основные особенности рассматриваемого подхода, а также различия между ним и доминирующим подходом[14].

Во-вторых, история экономической мысли помогает оценить основанные на разных подходах теории, определяя мировоззрения, содержание концепций и гипотезы, на которых они основаны. Это зачастую позволяет восстановить предостережения и оговорки, изначально сопровождавшие анализ, но впоследствии забытые[15].

В-третьих, выявление культурных корней иногда служит тактической цели, позволяя противостоять инерции, которая создает довольно сильное преимущество для доминирующего подхода. Очевидно, что обращение к авторитету не является хорошим научным аргументом; это также верно и в отношении правила большинства, обоснования интеллектуальной лени, слишком часто повторяемого, например, при защите однотоварных моделей в теориях занятости и роста, или U-образных кривых в теориях фирмы.

Будет полезным подчеркнуть здесь, что «конкурентный» не подразумевает ни равенства конкурирующих позиций, ни отсутствия научного прогресса[16]. Оно лишь признает сосуществование различных подходов, базирующихся на различных концептуальных основаниях. Каждый исследователь обычно выбирает ту линию исследования, которую он считает наиболее перспективной[17]. Такой выбор, однако, является чрезвычайно сложным из-за несоразмерности некоторых концептуальных систем. В частности, требование мейнстрима ввести критерии оценки, вытекающие из его собственных взглядов, должно быть отклонено.

Что в действительности отвергает «конкурентный» подход, так это идею о линейности научного прогресса. Он подразумевает возможность прогресса как в рамках каждого подхода в отдельности (где это действительно является общим правилом, в силу тенденции к росту внутренней согласованности и к большей объяснительной силе), так и в рамках исторической последовательности исследовательских парадигм и программ. В последнем случае, однако, идея прогресса является более неопределенной, и поэтому в ее применении следует соблюдать большую осторожность. Неоспоримым элементом прогресса является увеличение числа более сложных аналитических инструментов, которые становятся доступными благодаря разработкам в других отраслях исследований (новые математические инструменты, лучший и более объемный статистический материал, бóльшая вычислительная сила новых компьютеров). Однако исследовательские парадигмы и программы обычно существенно различаются между собой своими мировоззренческими основаниями. Некоторым аспектам реальности (включая причинно-следственные связи) придается большее значение, некоторым – меньшее, так что возникают различия (явные или неявные)[18] в наборе предположений, на которых строятся теории, а следовательно, и в области применения теорий. Аналитические переменные или понятия (например, рынок, конкуренция, естественная цена, прибыль, рента), хоть и называются одинаково, приобретают существенно различные значения при использовании в разных теориях. Именно здесь – в анализе концептуальных основ различных теорий, изменений в значении понятий, используемых в различных теоретических рамках, – мы приходим к пониманию важности анализа понятий в исследовательской работе. Как мы покажем в следующем подразделе, это, в свою очередь, подразумевает важную роль истории экономической мысли в деятельности экономистов-теоретиков.