Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 13

2. Предыстория политической экономии
2.3. Наследие патристики

Оглавление

В силу ограниченности места мы не будем здесь останавливаться на текстах эпикурейцев (и самого Эпикура), равно как и на текстах стоиков – хотя их влияние четко прослеживается в работах ведущих фигур в истории экономической мысли (в частности, Мандевиля и Смита в XVIII в.). По этой же причине мы вынуждены оставить в стороне древнеримскую литературу (включая и таких значительных авторов, как Цицерон и Сенека), хотя она оказала непосредственное воздействие на аспекты, связанные с правом, например определение прав собственности. Здесь мы остановимся лишь на разделении между «естественным правом» и «правом народа», которое отразилось в рассуждениях ранних Отцов Церкви.

Далее мы кратко остановимся на вкладе патристики, представленном наиболее значительными христианскими мыслителями периода с I в. н. э. до XI в. Позднее, в XII–XIII вв., постепенно сложится новая культурная модель, связанная главным образом с интеллектуальной жизнью в рамках средневековых университетов – «школ». Отсюда она и получит название схоластической. Характерной чертой этой новой модели станут систематические ссылки на отдельных философов Античности (в XII в. таким философом будет преимущественно Боэций, в XIII в. – Аристотель)[47].

Важно подчеркнуть, что патристика интересна не с точки зрения создания стройной интеллектуальной системы, в рамках которой экономические феномены подвергались бы всестороннему рассмотрению, но с точки зрения того влияния, которое она будет оказывать на последующий анализ некоторых вопросов (прежде всего понятия частной собственности, а также связи между частной инициативой и социальными системами)[48].

Нужно напомнить, что изначально христианство представляло религию угнетаемой и преследуемой секты меньшинства, притом распространенную преимущественно среди низших классов обществ. На первых порах основной задачей было элементарное выживание, а отсюда вполне объяснимо безразличие к политике – принятие существующих социальных и экономических структур в духе завета Иисуса «…Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу»[49]. Положение изменилось в правление императора Константина, когда христианство утвердилось как государственная религия. Однако и после этого внимание Отцов Церкви долгое время было сосредоточено на «жизни после смерти» и сугубо религиозных вопросах, тогда как «социальные и политические институты своего времени они воспринимали как данность, по сути – неизменную данность» [Viner, 1978, р. 13].

Это безусловно не означает, что Отцы Церкви никогда не затрагивали практических вопросов: они, пусть и рассматривая их всегда в рамках морального учения, оказали разнообразное воздействие на формирование того интеллектуального климата, который сложится в последующие столетия. Далее мы кратко поговорим об отношении Отцов к вопросам частной собственности, милостыни, рабства и торговли. При этом необходимо иметь в виду ключевое различие в мысли того периода: между идеями, пригодными для гонимого религиозного меньшинства, и моральными предписаниями, обращенными к исповедующим господствующую в обществе религию.

Преобладающим мнением Отцов Церкви по отношению к проблеме частной собственности было то, что она проистекает из гражданского, а не божественного права, а также то, что моральный идеал связан с некоторой формой совместной собственности. Иоанн Златоуст (ок. 347–407) исходил из того, что Бог создал земные блага для общего пользования всеми людьми; того же мнения придерживались Амвросий Медиоланский (ок. 340–397), который видел начало частной собственности в акте узурпации, и Иероним Стридонский (ок. 347 – ок. 420), который доказывал, что богач либо является несправедливым человеком сам, либо наследует несправедливому человеку. Блаженный Августин (354–430) считал частную собственность источником войн и социальной несправедливости. Но при этом совет полностью избавиться от своей собственности – как сделал много веков спустя Франциск Ассизский – считался «призывом к совершенствованию», а не общей рекомендацией, приемлемой для всех. Общая норма в отношении к частной собственности, равно как и к иным аспектам социальной жизни, заключалась в указании на необходимость соблюдения существующих законов[50]. Более того, роль, отводимая законодательному закреплению частной собственности после грехопадения, т. е. с учетом ограничений человеческой природы, связывалась с поддержанием с их помощью преград людскому стяжательству и с сведением к минимуму конфликтов и общественных беспорядков. Иоанн Дунс Скот (ок. 1265–1308) зашел здесь так далеко, что провозгласил частную собственность после грехопадения соответствующей естественному праву [Pribram, 1983, р. 11].

Часто встречающиеся моральные предписания выполнять долг раздачи милостыни также следовали подобной логике. Идеал христианского совершенства предполагал, что человек не может принимать ситуацию, в которой он был бы богаче остальных людей. Отсюда следовала необходимость раздачи беднякам всех излишков сверх сугубо необходимого уровня. На практике, однако, за милостыней закреплялась задача помощи в случае крайней нужды – бремя, которое не было чрезмерным для богачей. Раздача милостыни в этом случае не могла существенно изменить сложившуюся социальную стратификацию.

Рабство считалось данностью, частью сложившихся общественных устоев. Как таковое оно поэтому не порицалось. Отцы Церкви, которые обсуждали его – например, Августин и Лактанций, ограничивались указанием на равенство всех, вне зависимости от социального положения перед Богом: и раб мог быть более достоин рая, чем богач. Уже это, однако, было шагом вперед по сравнению с Платоном и Аристотелем: рабство не считалось более естественным порядком вещей, а в той степени, в которой оно относилось к области прав собственности, оно подлежало рассмотрению с точки зрения человеческого, а не божественного права.

Теперь нам легче обрисовать отношение Отцов Церкви к экономической деятельности и, в частности, к торговле. Восприятие труда – в целом позитивное и в любом случае исходящее из его признания как общественной обязанности, полезной еще и тем, что труд помогает избежать многих грехов, – восходило к позиции апостола Павла (см. выше, подразд. 2.2). Тяга к роскоши и богатству осуждалась особенно, поскольку она отвлекала от стремления к вечному спасению – абсолютному приоритету. Торговля воспринималась с подозрением, как возможный источник моральных рисков, однако не осуждалась безоговорочно: было важным, чтобы она велась честно и не противоречила жизни доброго христианина[51].

Тезисы Отцов, проиллюстрированные выше, стали составной частью официальной доктрины церкви в следующие века посредством Фомы Аквинского (ок. 1226–1274). Он доказывал, что частная собственность не противоречит естественному праву и благоприятствует общественно полезному поведению (утверждение, встречавшееся уже у Аристотеля), тогда как общее имущество составляет идеал благой жизни, доступный лишь для меньшинства (в частности, в рамках монашеских орденов)[52]. Подобным же образом Фома находил стремление к торговой прибыли во многих случаев оправданным. Фигура Фомы Аквинского знаменует расцвет схоластики.

47

В связи с этим следует обратить внимание на распространение перевода «Никомаховой этики» на латынь, сделанного епископом Линкольнским Робертом Гроссетестом и его помощниками. Он был закончен примерно в 1246 г.: именно с этой даты некоторые учебники начинают отсчет схоластики, хотя интерес к философии Античности, а соответственно, и стимул к переводу античных текстов, был следствием развития интеллектуальной деятельности в «школах», а не его причиной.

48

Для более подробного рассмотрения этого периода см. [Viner, 1978] и приведенную в этом источнике литературу, а также [Spiegel, 1971, p. 41–46].

49

Евангелие от Матфея 22:21. В связи с этим у Вайнера говорится о «потусторонности» патристики на раннем этапе [Viner, 1978, p. 9].

50

Двумя исключениями, приведенными с некоторыми оговорками у Вайнера [Viner, 1978, p. 17–20], можно считать фигуры Лактанция и Феодорита Кирского. Последний был жестким критиком коллективизма (однако основной целью его атак являлась общность жен), первый – защитником социального неравенства, включая и неравенства между хозяином и рабом. В другой части спектра находились различные еретические течения – манихеи, пелагиане, донатисты, карпократиане и иные, которые считали спасение богачей невозможным и предписывали бедность по крайней мере для священников. Здесь вновь следует порекомендовать работу Вайнера [Ibid., p. 38–45] для ознакомления с его взвешенным обзором и ссылками для дальнейшего чтения.

В Средние века церковь стала одним из крупнейших землевладельцев мира; в 1208 г. папа Иннокентий III отлучил от церкви вальденсов за их тезис о том, что частная собственность является препятствием к вечному спасению [Viner, 1978, p. 108]. Позднее, в XVI в., представители так называемой саламанкской школы (от Франсиско де Витории (1492–1546) до Томаса де Меркадо (ок. 1500–1575)) последовательно обосновывали полезность частной собственности (см. [Chafuen, 1986]). См. также [Wood, 2002, р. 17–67], где показаны изменения в отношении к собственности, бедности и богатству, произошедшие между временем Августина и XV в.

51

Следует также упомянуть о неодобрении роста населения, встречающемся у Иеронима [Viner, 1978, p. 33–34] и у Киприана Карфагенского (ок. 200–258) см. [Spiegel, 1971, p. 46]. Последний в некотором роде может считаться предшественником Томаса Мальтуса (см. подразд. 6.2 наст. изд.). Он опровергал библейский императив «плодитесь и размножайтесь» (Книга Бытия 1:28), который часто цитировался тогда, как и в последующих дебатах.

52

Отношение католической церкви впоследствии существенно изменилось. Папа Лев XIII в энцикликах «Quod apostolici muneris» (1878) и «Rerum novarum» (1891) провозгласил, что право собственности соответствует естественному праву.

Богатство идей. История экономической мысли

Подняться наверх