Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 6

Согласно кумулятивистскому подходу, история экономической мысли демонстрирует восходящее продвижение ко все более высокому уровню понимания экономической реальности. Временный конечный пункт этого движения – современная экономическая теория – включает достижения всех прежних теорий.

Кумулятивистский подход связан с позитивизмом[1]. Точнее, наиболее широко распространенная версия кумулятивистского подхода опирается на упрощенную версию логического позитивизма, так называемого традиционного взгляда, который имел много последователей с 1920-х годов. Коротко, идея состоит в том, что ученые применяют методы логического анализа к исходному материалу, полученному из опыта. Чтобы оценить результаты, могут быть созданы объективные критерии для их принятия или отклонения. Более точно, аналитические утверждения, а именно те, которые содержат абстрактные теоретические рассуждения, являются или тавтологией, т. е. логически подразумеваются в предпосылках, или внутренне противоречивы, т. е. могут нести в себе логические несоответствия; в первом случае аналитическое утверждение принимается, во-втором отвергается. Что же касается синтетических утверждений, которые касаются эмпирического мира, – они подтверждаются или опровергаются фактами и, следовательно, принимаются или отвергаются в силу «объективных» причин. Все остальные утверждения, для которых не может быть найдено объективных критериев принятия и отвержения, называются метафизическими и рассматриваются как внешние по отношению к области науки.

Такая концепция подверглась жесткой критике, которая обсуждается в следующем подразделе[2]. Тем не менее она остается основой кумулятивистского взгляда на экономическую науку, или, другими словами, идеи о том, что каждое успешное поколение экономистов вносит новые аналитические или синтетические утверждения в общую сокровищницу экономической науки, которая – как наука – единогласно определяется как набор «истинных» утверждений касательно экономических вопросов. Новое знание, таким образом, добавляется к уже имеющемуся, и во многих случаях – когда обнаруживаются некоторые дефекты в принятых ранее утверждениях – замещает его. Следовательно, изучение науки должно проводиться «на теоретическом рубеже», принимая во внимание самую современную версию, а не предыдущие теории. Вместе с тем здесь может приниматься во внимание то, что прошлое заслуживает некоторого внимания: как утверждал Шумпетер [2001, т. 1, с. 4–5], изучение экономистов прошлого оказывается педагогически полезным, поскольку может подсказать новые идеи и предоставляет полезные материалы касательно метода научного исследования в такой комплексной и интересной области, как экономика, расположенной на границе естественных и общественных наук.

Похожие аргументы выдвигались и другими историками экономической мысли, зачастую в упрощенной форме и не без риторики. Однако, как указывал Гордон [Gordon, 1965, p. 121–122], тот факт, что история экономической мысли может помочь в изучении экономической теории, не является достаточной причиной для ее изучения. Учитывая, что время человеческой жизни ограничено, следовало бы доказать, что курс лекций, посвященный истории экономической мысли, внесет больший вклад в образование экономиста, чем такой же по продолжительности курс лекций, посвященный самой экономической теории. Очевидно, если мы примем кумулятивистский взгляд на экономические исследования, сделать это будет довольно трудно. Как следствие, по мнению Гордона [Ibid., p. 126], «экономическая теория… не видит необходимости для включения ее истории в профессиональную подготовку экономистов» (что не означает, что от истории экономической мысли нужно отказаться: «Мы учим историю, потому что она есть»).

Интерес к истории экономической мысли, при всем обосновании ее педагогической пользы, снижается всякий раз, когда развитие экономики сталкивается с разрывом в аналитическом инструментарии. Так, некоторые авторы объясняют снижение интереса к истории экономической мысли начиная с 1940-х годов[3]. Однако напомним, что уже в 1930-е годы такие экономисты, как Хикс и Робертсон, утверждали, что нет необходимости тратить время на чтение трудов экономистов-классиков[4]; их позиция объясняется не столько изменением инструментария, сколько изменением самой концепции экономической науки, переходом от классического подхода, основанного на анализе излишка (surplus), к маржиналистскому, основанному на анализе редкости (scarcity).

Один из сторонников кумулятивистского подхода, Вайнер предложил искусную, пусть и скрывающуюся под маской скромности, защиту истории экономической мысли. Вайнер указывал на «ученость» (scholarship), определенную как «стремление к широкому и точному знанию истории работы человеческого разума, скрытой в письменных источниках». Эта ученость, хотя и рассматривалась им как побочная по отношению к теоретической деятельности, способна была внести определенный вклад в обучение исследователей, являясь «приверженностью к поиску знаний и понимания»: «вкус к этому, один раз разбуженный, создает ощущение огромной важности даже самого маленького вопроса и полноты даже самого маленького ответа… ощущение, которого нельзя достичь никаким иным путем» [Viner, 1991, p. 385, 390].

По-видимому, Вайнер предполагал, что обучение исследованиям является необходимой предпосылкой для использования аналитических инструментов[5]. Таким образом, даже если предположить, что от истории экономической мысли мало пользы при изучении современной экономической теории, она играет ключевую роль в подготовке исследователей. Однако важность этого более широкого взгляда становится более зримой за пределами строго кумулятивистского взгляда на экономические исследования, как мы увидим далее.

Сначала, однако, стоит подчеркнуть, что в данном подразделе рассматривается современный кумулятивный взгляд на историю экономических учений, который стал преобладающим в ХХ в. параллельно с маржиналистским подходом. Несколько другой тип кумулятивного взгляда можно обнаружить в небольших отступлениях от истории экономической мысли, сделанных такими ведущими экономистами, как Смит и Кейнс, которые использовали экскурсы в историю для того, чтобы подчеркнуть особенность собственных теорий, противопоставляя им предшествующие. Таким образом Смит в четвертой книге «Богатства народов» критикует «коммерческую или меркантилистическую систему» и «земледельческие системы» (а именно физиократов). Критика меркантилизма – умозрительного понятия, введенного с целью подвести под одну рубрику авторов, которые зачастую довольно сильно отличались друг от друга (см. ниже, подразд. 2.6) – идет рука об руку со смитовским либерализмом, который мы видим в других частях его работы; критика физиократов помогает на контрасте подчеркнуть его собственное разграничение производительных и непроизводительных работников, а также разделение общества на три класса (работников, капиталистов и землевладельцев). Аналогично Маркс противопоставлял собственный «научный социализм» «буржуазным» экономическим теориям (теориям Смита и Рикардо) и «вульгарным» теориям (теории Сэя и «экономическим гармониям» Бастиа); Кейнс ввел категорию – «классики» – куда включил всех прежних экономистов, исключавших, как и его кембриджский коллега Пигу, возможность существования постоянной безработицы, которая не может быть ликвидирована автоматически действующим механизмом конкуренции.

Конечно, мы видим здесь не примеры кумулятивистского подхода, подчеркивающего постепенное накопление экономического знания, скорее мы имеем дело с теми историческими реконструкциями, которые экономисты используют с целью демонстрации скачка, ставшего возможным в науке благодаря их теоретическому вкладу. Это не означает, что мы пытаемся отрицать обоснованность каждой такой исторической реконструкции, поскольку такие экономисты, как Смит и Кейнс, действительно обозначили ключевые этапы на пути экономической науки.