Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 23

На протяжении столетия между трудами Уильяма Петти и Адама Смита экономическая мысль развивалась во многих направлениях. Здесь мы не можем уделить всем им то внимание, которого они заслуживают[139]: некоторые авторы и научные течения будут просто проигнорированы, другие будут всего лишь упомянуты и только немногие получат детальное описание.

Важно подчеркнуть, насколько богаты были в этот период дискуссии об экономических явлениях. Эти дискуссии развивались в различных плоскостях, были связаны с общими философскими и этическими вопросами или более практическими проблемами политического выбора. Все это представляет тот фон, на котором, с нашей точки зрения, выделяются отдельные персоналии. Вклад наиболее выдающихся авторов очень трудно или даже невозможно понять, если полностью абстрагироваться от сформировавшего и обогатившего их культурного контекста. Эта особенность рассматриваемого здесь периода очень сложно воспринимается теми, кто привык к сверхспециализации научных исследований, характерной для нашего времени. Действительно, в XVII и XVIII вв. фигура «экономиста» была еще очень далека от точного определения: размышления об экономических явлениях являлись частью общих размышлений об обществе и человеке, а одни и те же авторы с течением времени обращались к самому широкому кругу исследований.

Как мы видели, например, Петти был изобретателем, врачом и профессором анатомии, он отвечал за гигантский проект по географическому исследованию Ирландии и был землевладельцем, активно вовлеченным в управление своими поместьями. Размышления об экономических, институциональных и демографических вопросах были для него в одно и то же время проявлением гражданских и интеллектуальных исканий, выражением политического влияния и инструментом защиты собственных частных интересов. Джон Локк прославился как философ, но философские изыскания привели его к решению сугубо экономических проблем, так же как и Дэвида Юма несколькими годами позже. Среди прочего, Локк писал о проблемах денежного обращения и был вовлечен в дебаты, в которых участвовал также знаменитый физик Исаак Ньютон, назначенный в 1699 г. директором Монетного двора. Бернар де Мандевиль был врачом и философом, Ричард Кантильон – международным банкиром, который также занимался систематическими размышлениями об экономических делах, но не профессионально, а для развлечения, хотя эти размышления и были связаны с его основной деятельностью. Франсуа Кенэ, медик при дворе короля Людовика XV, не преследовал профессиональных или частных интересов, а просто присоединился к интеллектуальной дискуссии своего времени в надежде, что его идеи могут помочь решить социальные проблемы. В интеллектуальных кружках того времени как основные действующие лица, так и простые наблюдатели имели самый широкий круг интересов, следуя афоризму Теренция из «Самоистязателя»: «Homo sum: humani nil a me alienum puto» («Я человек: ничто человеческое мне не чуждо»)[140]. Здесь мы будем выделять экономический вклад в узком смысле из его контекста, но нельзя забывать, что подобное исключение показалось бы произвольным авторам того времени.

Одним из научных течений, которые мы только кратко упомянем здесь, является статистически-демографическая школа «политической арифметики» последователей Уильяма Петти, включая таких влиятельных лиц того времени, как Грегори Кинг (1648–1712) и Чарлз Давенант (1656–1714). Хотя часто неточные и неопределенные (Адам Смит заявлял: «Я не придаю особенно большой веры политической арифметике») [Smith, 1776, p. 534; Смит, 1962, с. 389][141], их работы предоставили не только важный исходный материал для понимания экономики и общества того времени: они могли также служить основой для политического выбора правителей в вопросе о налогах и сборах или измерения относительной экономической силы различных стран, что могло оказать важную помощь при выборе в области внешней политики[142].

С нашей точки зрения, которая отличается от точки зрения экономических историков, работы политических арифметиков могут послужить полезным указанием в отношении системы понятий, лежавших в основе дебатов того времени. Примером этого (к чему мы вернемся ниже) является тот факт, что Кинг и Давенант предпочитали территориальную классификацию информации (географическое сегментирование экономической системы) классификации по секторам, в то время как любым отсылкам на экономические сектора было еще далеко от трехчастного деления на сельское хозяйство – промышленность – услуги, которое стало правилом после Смита.

Другая линия экономической мысли заняла заметно отличную от Петти позицию, настаивая на смешении анализа и этики. Здесь мы находим представителей доктрины «естественного права», значимых тем, что они пустили в обращение идеи естественных прав и естественных законов, но в терминах сугубо экономических исследований остававшихся вовлеченными в дискуссию о «справедливой цене». Среди них выделяется немецкий юрист Самуэль Пуфендорф (1632–1694), автор широко известного труда «De jure naturae et gentium» («О праве по природе и рождению», 1672), который представляет важный вклад в формирование основ международного права[143]. В области теории цены Пуфендорф делает различие между ценами, определенными законами, и нормативными требованиями («легальные цены»), ценами, определенными воспроизводящейся общей оценкой («естественные цены»), и ценами, определяемыми общей оценкой экспертов, хорошо знающих как товар, так и его рынок («справедливая цена»). В этих оценках свою роль играют как редкость, так и издержки производства, польза же является необходимой предпосылкой позитивной цены, но не определяет ее. Поэтому в оптимальной ситуации легальная или натуральная цена должна соответствовать справедливой цене – теория цены Пуфендорфа является нормативной. В рамках того же самого течения «естественного права» можно найти множество других работ о монетарных проблемах, в частности, рассматривающих определение ставки процента и тесно связанных со схоластическими дебатами о ростовщичестве.

Многочисленные трактаты, призванные обеспечить торговцев руководством в их деятельности, представляют любопытную аналогию этого последнего направления. В Италии расцвет трудов подобного рода пришелся на XIV и XV вв. В рассматриваемый здесь период наиболее известной такой работой был «Le parfait négociant» («Совершенный торговец», 1675) француза Жака Савари, его книга превосходила все остальные по количеству проданных копий. В Англии мы можем упомянуть – хотя она находится на границе между этим направлением и экономическим анализом – книгу Малахии Постлтуэйта «Универсальный словарь торговли и коммерции» (1751–1755), составленный с обильным использованием заимствованных текстов (включая практически полную версию «Очерка о природе торговли вообще» Кантильона, см. ниже, подразд. 4.5).

Существует и другое течение, частые примеры которого мы находим в литературе данного периода, но которое, так же как и предыдущее, представляет направления исследований, процветавшие за десятилетия до того, как Петти исчерпал себя. Это направление представлено обширным рядом трактатов о торговле, которые, как правило, обсуждают денежные проблемы в их отношении с вопросами международной торговли, следуя по пятам меркантилистской литературы, рассмотренной нами выше (см. подразд. 2.4 наст. изд.). Литература подобного рода неизменно привлекает внимание историков экономической мысли, которые считают преобладание доктрины свободной торговли над протекционизмом центральным аспектом экономической науки. Одним из наиболее ярких примеров является либеральный купец Дадли Норт (1641–1691; его «Рассуждения о торговле» были опубликованы посмертно, в 1691 г.). Тем не менее аргументы в поддержку тезиса о свободе торговли не могут быть названы достаточно основательными. В отсутствие хорошо развитой теории функционирования рынков (и, более того, при наличии далеко не конкурентных рынков, на которых доминировали крупные торговые компании, такие как Ост-Индская компания) мы можем увидеть только отсылки к «естественным законам», которые необходимо рассматривать в качестве голословных утверждений. Со стороны протекционистов, если отложить простые отсылки к «казначейству», заинтересованному в активном торговом балансе, наиболее распространенным аргументом была целесообразность покровительства молодым отраслям и защиты национальной занятости от иностранной конкуренции. Другим защитником доктрины свободной торговли был Даниэль Дефо (1660–1731), знаменитый автор «Робинзона Крузо» (1719), который публиковал газету «Mercator», выходившую трижды в неделю на протяжении нескольких месяцев в период жарких дебатов, последовавших после заключения Утрехтского мирного договора в 1713 г.

Во Франции основным лидером движения за свободу торговли в конце XVII – начале XVIII в. был Пьер Лепезан де Буагильбер (1646–1714), афоризм которого – «laissez faire la nature et la liberté» («предоставьте действовать природе и свободе») – предвосхитил аналогичные выражения де Гурнэ и Тюрго (см. ниже, подразд. 4.7). Буагильбер критиковал этатизм Кольбера и политику покровительства мануфактурам, возлагая вину за депрессивное состояние французской экономики прежде всего на стагнацию в сельскохозяйственном секторе. В этом отношении, включая поддержку более высоких цен на сельскохозяйственную продукцию[144], Буагильбер был предшественником доктрин физиократов. Среди его работ можно выделить «Le détail de la France» («Описание Франции», 1695)[145].

Если вернуться в Англию, то там в период между 90-ми годами XVII в. и первыми десятилетиями XVIII в. получило широкое распространение течение, названное позднее «доклассической теорией развития» [Perrotta, 1997]. Его представители отстаивали, в частности, положение о том, что потребление рабочего класса имеет влияние на производительность, а значит, на экономический рост. Наряду с Нортом и раньше, чем Дефо, это положение выдвигалось, среди прочих, Николасом Барбоном (1637–1698), студентом-медиком, который разбогател на строительных работах благодаря возможностям, возникшим в результате опустошения Лондона Великим пожаром 1666 г. Автор «Очерка о торговле» (1690), Барбон в своей теории ценности придерживался субъективистского подхода, основанного на редкости и полезности[146]. В этом последнем отношении Барбон следовал преобладающему, кажется, умонастроению того времени – как мы увидим в различных аспектах ниже, – кроме некоторых существенных исключений, таких как Уильям Петти.