Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 39

Было бы ошибкой называть Смита основателем экономической науки: помимо проблематичности, присущей понятию индивидуального основателя политической экономии, факт заключается в том, что и до него многие авторы, такие как Петти, Кантильон, Кенэ и другие, занимались анализом конкретных экономических вопросов, а также более общей проблемой функционирования социальной системы с точки зрения ее материальных аспектов. В самом деле, уже существовало множество произведений такого рода, на которые Смит широко опирался в своем труде, заимствуя из них во многих аспектах. Возможно, в сравнении с предшествовавшими ему авторами, отличительной чертой Смита было то, что он, будучи академическим ученым, хотя и находился под влиянием политической страсти, но с необходимой беспристрастностью удалялся от непосредственных проблем и интересов, и прежде всего посвятил огромное количество времени тому, чтобы с предельной осторожностью найти точное определение и аккуратное выражение своих идей, проявив огромную способность к посредничеству между различными представлениями и тем самым уловив положительные элементы в каждом из них.

Проницательность Смита, его отказ от четких тезисов без оговорок и уточнений делает интерпретацию его работы сложной и в то же самое время интересной. На нескольких последующих страницах мы обсудим некоторые примеры проблем интерпретации, которые привлекли особенный интерес.

Первый из этих примеров касается либерализма Смита. В этом отношении мы должны подчеркнуть, что Смит занимал прогрессивную позицию по важнейшим политическим вопросам своего времени, таким как конфликт, связанный с независимостью американских колоний. До и после революции во Франции «Богатство народов» благоприятно рассматривалось прогрессивными деятелями того времени, включая Кондорсе (1743–1794), который опубликовал его краткое изложение в 1791 г. (а после смерти Кондорсе его вдова, мадам де Груши, подготовила перевод «Теории нравственных чувств»). В Англии, в годы, непосредственно последовавшие за смертью Смита, он стал ориентиром для радикальных мыслителей, таких как Томас Пейн (1737–1809) и Мэри Уолстонкрафт (1759–1797). Вместе с Юмом Смит считался опасным подрывным элементом консервативными интеллектуалами того времени. Дело заключается в том, что все эти мыслители, положительно ли они относились к взглядам Смита или отрицательно, не видели никакой разницы в его мысли между либерализмом в политической области и экономическим либерализмом, между защитой политической свободы и защитой свободы торговли[257].

В последующие за этим годы ситуация претерпела значительные изменения. В английском общественном мнении возникла резко негативная реакция на эксцессы Французской революции (террор), которая первоначально выразилась в растущем недоверии к смитианскому либерализму. Вскоре, однако, в особенности благодаря первому биографу Смита, Дагалду Стюарту (1753–1828), началась реинтерпретация мысли Смита, с целью сделать ее более приемлемой, которая основывалась именно на различии между экономическим и политическим либерализмом. В результате этой искусной интерпретации политически прогрессивный тезис, выдвигавший на первый план необходимость борьбы с концентрацией власти любого рода, трансформировался в консервативный тезис – предоставить максимальную свободу действий предпринимателям, который на стадии индустриализации зашел так далеко, что приобрел реакционный характер, служа оправданию полного безразличия нового предпринимательского класса к тяжелым человеческим издержкам с введением новых технологий и массовому обнищанию, которые они принесли: что совсем не похоже на чувствительность к человеческим страданиям, которую неоднократно обнаруживал шотландский экономист, и далеко от его заинтересованности в постоянном улучшении жизненных стандартов основной массы населения[258].

Для лучшего понимания либерализма Смита мы можем сослаться на четвертую и пятую книги «Богатства народов». Большая часть четвертой книги посвящена критике «коммерческой, или меркантилистической, системы», которая воспринимается скорее как целый ряд мер по вмешательству национального государства в экономику, чем как теоретическая система политической экономии или, как, пожалуй, лучше сказать, набор идей, обычно объединяемых под заголовком «меркантилизм» (его обсуждение см. выше в подразд. 2.6)[259]. Ограничения импорта, поддержка экспорта, договоры о торговых преимуществах, колонии – всё это подвергнуто детальному рассмотрению и критике. Глава о физиократической («земледельческой») системе завершает книгу, но и здесь основное содержание посвящено критике конкретных случаев активного государственного вмешательства и призыву к «простой и незамысловатой системе естественной свободы» [Смит, 2007, с. 647].

«Естественная свобода» означает политическую и экономическую свободу, но в рамках набора правил, поддерживаемых государственным вмешательством и общественными институтами. Как общее правило:

Согласно системе естественной свободы, государю надлежит выполнять только три обязанности…: во-первых, обязанность ограждать общество от насилий и вторжения других независимых обществ; во-вторых, …обязанность установить хорошее отправление правосудия и, в-третьих, обязанность создавать и содержать определенные общественные сооружения и учреждения, создание и содержание которых не может быть в интересах отдельных лиц или небольших групп, потому что прибыль от них не сможет никогда оплатить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет часто с излишком оплатить их большому обществу [Там же, с. 647–648].

В пятой книге «Богатства народов» рассматриваются «доходы государя или государства»: начинается она с расходов прежде всего на оборону и правосудие, но и на общественные работы – преимущественно транспортную инфраструктуру: судоходные каналы, дороги, мосты, – а также на образование, которому посвящена большая глава, что поразительно контрастирует с половиной страницы, посвященной «расходам на поддержание достоинства государя»[260], затем Смит переходит к общественным расходам. Он предпочитает, чтобы общественные расходы финансировались за счет налогов, а не государственных долгов; в отношении налогов он четко устанавливает и иллюстрирует четыре принципа, которые затем станут каноническими: пропорциональное налогообложение, определенность, наименьшее неудобство для налогоплательщиков и низкие издержки по сбору[261].

В целом Смит был не догматическим, а прагматическим либералом: он строго критиковал не только феодальные институты и политику, характерную для абсолютистского государства, но и капиталистическую концентрацию экономической власти, а также не доверял склонности «торговцев» установить монополию.

Другая проблема интерпретации[262] возникает из сравнения первой и пятой книг «Богатства народов», где Смит вроде бы занимает противоположные позиции в отношении разделения труда. В первой книге разделение труда превозносится как основа роста производительности, а значит, благополучия населения и самого гражданского прогресса; в пятой книге, в часто цитируемом отрывке, который рассматривается как предвестник марксистской теории отчуждения, Смит подчеркивает негативные характеристики фрагментированного труда, которые могут превратить человека в животное:

C развитием разделения труда занятие подавляющего большинства тех, кто живет своим трудом, т. е. главной массы народа, сводится к очень небольшому числу простых операций, чаще всего к одной или двум. Но умственные способности и развитие большей части людей необходимо складываются в соответствии с их обычными занятиями. Человек, вся жизнь которого проходит в выполнении немногих простых операций, причем и результаты их, возможно, всегда одни и те же или почти одни и те же, не имеет случая и необходимости изощрять свои умственные способности или упражнять свою сообразительность для придумывания способов устранять трудности, которые никогда ему не встречаются. Он поэтому, естественно, утрачивает привычку к такому упражнению и обыкновенно становится таким тупым и невежественным, каким только может стать человеческое существо. Его умственная тупость делает его не только неспособным находить удовольствие или участвовать в сколько-нибудь разумной беседе, но и понимать какое бы то ни было благородное, великодушное или нежное чувство, а следовательно, и составлять сколько-нибудь правильное суждение относительно многих даже обычных обязанностей частной жизни. О великих и общих интересах своей страны он вообще не способен судить [Смит, 2007, с. 722][263].

Впрочем, противоречие между первой и пятой книгами «Богатства народов», между оптимистическим и пессимистическим взглядом на разделение труда, только кажущееся. Мы не должны удивляться, что автор, подобный Смиту, настолько тщательно отмечающий разные стороны любой проблемы, приписывает разные результаты, некоторые из них положительные, а некоторые отрицательные, одной и той же причине. Из контекста ясно, что доминирующими Смит считал положительные эффекты разделения труда. Больше того, столкнувшись с сопутствующими ему отрицательными эффектами, он ни минуты не сомневался, какую сторону занять, и, будучи далек от того, чтобы усомниться в возможностях, предоставляемых постоянно углубляющимся разделением труда, он предложил обратиться к начальному образованию как к противовесу.

В этом отношении есть один аспект, который необходимо подчеркнуть, поскольку он составляет, возможно, основной момент различия социальных философий Смита и Маркса, и в котором, как мы можем утверждать, прав был шотландский философ. И Смит и Маркс, как мы видели выше, полностью осознавали негативные последствия разделения труда, а также необходимость работы (или «принудительного труда»), которая его сопровождает. Маркс, однако, считал, что жесткая необходимость принудительного труда может быть преодолена в коммунистическом обществе, в котором будет достигнуто полное развитие производительных сил, что «создаёт для меня возможность делать сегодня одно, а завтра – другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, – как моей душе угодно, – не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком» [Marx, Engels, 1845–1846, p. 265; Маркс, Энгельс, 1955, т. 3]. Возможность достижения полной свободы от принудительного труда морально оправдывает и делает политически приемлемыми затраты крови и слез пролетарской революции и последующей диктатуры пролетариата как необходимых этапов (наряду с капиталистическим накоплением) развития производительных сил, являющегося необходимым условием достижения конечной цели.

Смит, напротив, считал, что преодоление разделения труда совершенно невозможно. Увеличение производительности и растущее экономическое благосостояние, ставшие возможными благодаря углублению разделения труда, являются предпосылкой прогресса человеческого общества. Всё это, однако, воспринимается как непрерывный процесс, где нет никакой возможности кардинально изменить устройство рыночной экономики и полностью преодолеть ее ограничения и недостатки, такие как принудительность труда и неравенство общественных условий. Взгляды Смита можно, пожалуй, связать с реформистским направлением современных политических дебатов, которое противостоит как консервативному течению мысли, считающему бессмысленным любое вмешательство, противодействующее ситуации социальной болезни, так и, с другой стороны, революционным надеждам на социальное возрождение (см. о Смите и Марксе: [Roncaglia, 1989; 1995с]).

Прочная вера в человека, хотя он и признается, по существу, несовершенным созданием, а также в возможность прогресса человеческого общества, составляет общий элемент учения Смита и культуры Просвещения XVIII в. Но также и прежде всего эта вера представляет то позитивное послание, которое делает труд шотландского мыслителя исходной точкой для размышлений о человеке и обществе.