Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 29

Из сказанного о физиократах ясно, что их влияние было мощным, но недолговечным. Замкнутая форма, которую они стремились придать своей школе, сама по себе говорит о существовании противоположных мнений в культуре того времени. Наряду с Кантильоном и физиократами XVIII в. был богат на экономистов, или, возможно, мы должны сказать – на интеллектуалов, которые рассматривали экономические вопросы наряду с прочими проблемами.

В культуре того времени в целом преобладали идеи Просвещения.

XVIII в. известен как век Просвещения, или «эпоха Разума». Эту эпоху характеризовала вера в прогресс, как материальный, так и гражданский, как общества, так и человека, направляемого Разумом[184]. Действительно, как отмечалось при рассмотрении идеи doux commerce (выше, подразд. 4.2), сама человеческая природа считалась способной к прогрессу и улучшению (см.: [Pollard, 1968]).

В рамках данного очень широкого направления, не упуская из виду, в сущности, международную культуру той эпохи, а также главенствующую роль Парижа, мы можем выделить различные течения – французское, шотландское, итальянское (неаполитанское, миланское и тосканское) и немецкое Просвещение.

Париж в то время был центром европейской культурной жизни. Многие ведущие зарубежные интеллектуалы, такие как шотландец Дэвид Юм или неаполитанец Фердинандо Галиани, находились там в качестве сотрудников посольств своих стран; для Адама Смита путешествие во Францию и посещение Парижа обозначили ключевой этап развития его идей.

Глубоко укоренившаяся характерная черта значительной части французского Просвещения была представлена наследием Декарта[185] – èsprit de systéme (систематичность) и рационализм, выросшие до уровня абсолютной методологии, а в конечном итоге и до культа богини Разума в период революционного террора[186]. Чистый «систематический дух» очевиден, например, в аналитической конструкции школы физиократов и ее рекомендациях для экономической политики. Вместе с тем существовали и другие, совершенно отличные позиции: достаточно упомянуть дух открытости и толерантности одного из главных героев – Вольтера (1694–1778). Значимое отражение эти разнообразные тенденции получили в экономических статьях монументальной «Энциклопедии», издаваемой Дидро, в которой сотрудничали многие из наших действующих лиц, включая Кенэ, Тюрго, Руссо и Кондильяка.

Одним из достижений Просвещения в экономической сфере была критика цеховых институтов, унаследованных от Средних веков, с их строгим регулированием техники производства, качества продукта, заработков и условий работы подмастерьев. Позвольте вспомнить, к примеру, блестящую притчу Габриеля Франсуа Куайе (1707–1782) «Чинки, кохинхинская история, которая может быть полезна другим странам», где рассказывается о злоключениях серьезного и трудолюбивого работника, которому, чем бы он ни занимался, препятствовали абсурдные правила, что в конечном итоге разорило его и его семью [Coyer, 1768].

Как уже указывалось (подразд. 4.1), Просвещение отличалось от меркантилизма переоценкой роли сельского хозяйства по сравнению с международной торговлей и мануфактурами. Кроме того, следуя за Петти и Кантильоном, лучшие авторы, занимавшиеся экономическими проблемами, основывали свой анализ на определении излишка (прибавочного продукта) и ценности, рассматривая производство, распределение и обращение (обмен) как взаимосвязанные процессы. Часто они поддерживали высокие заработки по экономическим причинам и руководствовались гуманитарным духом при практическом анализе проблем, вызванных нищетой и положением бедных (упомянем, например, дискуссию – которая будет кратко рассмотрена ниже, в подразд. 6.1 – о создании благотворительных учреждений и госпиталей, а также об общественной помощи больным и сиротам). В целом мыслители этой эпохи стремились придать значимость связи между экономическим развитием и гражданским прогрессом.

В то же время отличие экономических взглядов эпохи Просвещения от взглядов последовавшего за ней этапа классической школы может быть найдено (по крайней мере, частично) в их докапиталистическом характере, неспособности полностью учесть производственные взаимоотношения и конкуренцию между различными секторами, что применительно к проблеме цены приводило – особенно на континенте и при наличии важных исключений, таких как физиократы, – к субъективным теориям (в которых цена любого товара определялась сопоставлением спроса и редкости)[187].

Выдающимся представителем французской экономической культуры на этом этапе был Анн-Робер Жак Тюрго (1727–1781), литератор, экономист и высокопоставленный чиновник, отвечавший за экономические дела в Лиможе с 1761 г., а затем министр финансов с 1774 по 1776 г. Его самой известной работой были «Réflexions sur la formation et la distribution des richesses» («Размышления о создании и распределении богатств», 1766) [Тюрго, 1961][188].

Тюрго принадлежит к следующему поколению после Кенэ и в различных аспектах представляет своего рода мост, связывающий физиократов и его современника, Адама Смита. Во многих отношениях он был ближе к последнему, чем к физиократам, хотя разделял их поддержку свободной торговли (а именно свободу экспорта сельскохозяйственных продуктов), но совершенно ясно, что не одобрял абсолютную власть, разделяя убеждение Смита (высказанное в «Теории нравственных чувств», 1759: см. подразд. 5.3 наст. изд.), что каждый человек лучше кого бы то ни было способен управлять собственной жизнью. Теории Тюрго вспоминаются, в частности, благодаря роли, которую он придавал капиталу и капиталистам-предпринимателям в процессе производства, а также благодаря его совершенно очевидно либеральным воззрениям, обобщенным фразой laissez-nous faire (дайте нам действовать), которую он процитировал в обширном некрологе, посвященном его другу Венсану де Гурнэ (1712–1759), подчеркивая его пламенный экономический либерализм [Turgot, 1759, p. 151][189]. Laissez faire также было отличительной чертой некоторых мер экономической политики, примененных Тюрго в Лиможе, а затем в качестве министра, включая значительную либерализацию торговли зерном и отмену jurandes или ремесленных цехов. Его политические меры представляли, возможно, последнюю попытку рационализации государственного вмешательства во французскую экономику перед революцией, но они столкнулись с интересами привилегированных групп, вызвали антагонизмы и в конечном итоге привели к отставке Тюрго.

Следуя идее Монтескье (выраженной в «L’èsprit des lois» («О духе законов»), 1748) [Монтескье, 1999] о связи между политическими институтами и социальной структурой страны и ее производственной организацией (или, выражаясь более четко, материалистической идее о том, что условия экономической жизни оказывают влияние на все другие аспекты общества), Тюрго развил так называемую теорию четырех ступеней, согласно которой человеческая история последовательно проходит через четыре ступени: охота, скотоводство, сельское хозяйство и торговля. Более или менее одновременно с Тюрго, сочинения которого о «всеобщей истории» были опубликованы посмертно (см.: [Ravix, Romani, 1997, p. 95–121]), подобная теория выдвигалась Адамом Смитом в его лекциях в Глазго, также опубликованных посмертно, а затем в «Богатстве народов».

На строго аналитическом уровне Тюрго сформулировал теорию меновой ценности, основанной на полезности. Все оценки субъективны; покупатель и продавец совершают обмен, потому что они имеют различные оценки (valeurs estimatives) данного товара, представляющие собой нижние и верхние ценовые границы. Итоговая цена будет, согласно Тюрго, находиться посередине между этими двумя границами и совпадать с valeur appréciative, представляющую среднюю из valeurs estimatives[190].

Другие аспекты его анализа предвосхищали – или рассматривались в качестве предшествующих – последующие теории. Например, его теория возрастающей отдачи фокусировалась на том, что впоследствии было названо предельным уровнем, т. е. на растущем количестве единиц капитала и труда, применяемых на данном земельном участке; данная теория стала одним из основных объектов критического рассмотрения Сраффы в статье 1925 г. (см. ниже, подразд. 16.4), но она была проигнорирована в дискуссии, положившей начало теории дифференциальной ренты, в 1815 г. (ниже, подразд. 7.2). В настоящее время представляется, что кое-какие метафорические отсылки к связям между различными элементами экономического поля были в некоторой степени переоценены, включая параллель, проведенную между равновесием различных товарных рынков и равновесием системы гидравлических соединений. Данная параллель, видимо, была достаточной для многих историков экономической мысли, чтобы провозгласить Тюрго предтечей Вальраса и теории общего экономического равновесия[191]. В действительности Тюрго недалеко ушел от обычных метафор, которые просто выражали идею, хорошо укоренившуюся в то время и уже распространенную в предшествующем столетии, что существует параллель между «общественным телом» и физическим миром, в частности астрономической системой, управляемой ньютоновским законом тяготения. Более того, в то время как Кенэ тщательно разрабатывал эти идеи, пытаясь построить аналитическую схему, Тюрго оставил нам лишь несколько достаточно общих наблюдений.