Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 33

Было бы ошибкой игнорировать «незначительные» произведения Смита, включая записанные его студентами конспекты лекций, концентрируясь исключительно на «Богатстве народов», хотя именно так поступали поколения историков экономической мысли. Как мы увидим в следующем параграфе, «Теория нравственных чувств» имеет особое значение для нашего понимания понятия «собственный интерес», на которое Смит опирается при своем непосредственно экономическом анализе. Даже «Лекции по риторике и изящной словесности», хотя их содержание очевидно далеко от экономической науки, имеют значение, наряду с «Эссе на философские темы», для понимания некоторых аспектов принятого Смитом исследовательского метода.

Нашей отправной точкой будет именно одно из этих эссе, «История астрономии» (его полное заглавие немаловажно: «Принципы, ведущие и направляющие философские изыскания; на примере истории астрономии»). Шумпетер [2001, т. 1, с. 233] выделяет это эссе из всех работ Смита, как единственное, которое действительно заслуживает похвалы; это определяется не только его любовью к парадоксам, поскольку, как мы увидим ниже (подразд. 15.2), «либеральная» методология Шумпетера представляется довольно похожей на смитовский подход.

Отправная точка Смита в области эпистемологии также основана на анализе мотиваций человеческих действий. По его мнению, наше отношение к научным теориям объясняется тремя «чувствами»: «Интересом, Удивлением и Восхищением». Интерес возбуждается «тем, что ново и необыкновенно», удивление – «тем, что неожиданно», восхищение – «великим или прекрасным» [Smith, 1795, p. 33]. «Природа», как говорит Смит, «изобилует событиями, которые кажутся единичными и противоречат всему, что происходило до них, что тем самым препятствует легкой работе воображения»; задачей философии (определяемой как «наука о соединении принципов природы») является «наведение порядка в этом хаосе дисгармоничных и противоречивых явлений», «объясняя невидимые цепи, которые связывают воедино все эти бессвязные объекты» [Ibid., p. 45]. Таким образом, философия «представляет театр природы более последовательным, и, следовательно, более великолепным зрелищем» [Ibid., p. 46].

Для решения этой задачи исследования природы создаются «философские системы» (такие как две различные космологические картины мира, птолемеевская и коперниковская), которые – как подчеркивает Смит – являются «просто выдумкой воображения, чтобы соединить вместе явления природы, которые в противном случае были бы несвязанными и противоречивыми» [Ibid., p. 105]. Другими словами, интеллектуал («философ»), изучающий мир и пытающийся интерпретировать его функционирование, играет активную роль, скорее создавая, нежели открывая теории. Этим положением Смит противоречит галилеевской идее (разделяемой Петти, как мы видели выше, в подразд. 3.2), согласно которой задача ученого состоит в том, чтобы обнаруживать (в буквальном этимологическом смысле, т. е. снимать скрывающие их покровы) «законы природы», которые образуют остов реального мира. По мнению Смита – это «простые выдумки воображения». Все это не должно удивлять: в конце концов, в этом отношении Смит просто следует по стопам своего великого друга – Дэвида Юма.

Исходя из этого, мы также можем интерпретировать высказанное Смитом недоверие (см. подразд. 4.1 наст. изд.) по отношению к политической арифметике Петти. Оно не было вызвано, как утверждали некоторые исследователи, недоверием к статистическим данным, которые представители политической арифметики строили при помощи заметных усилий воображения в ситуации, когда сбор статистики был в зачаточном состоянии. Для Смита это, скорее, был вопрос отрицания идеи математической структуры реальности, которую Гоббс, а затем Кондильяк уже распространили на человеческое тело, а Петти и политические арифметики распространили на «политическое тело», т. е. общество[208].

«Философские системы» при помощи «выдумок воображения» могут помочь нам найти ориентиры в хаосе реальных событий. Однако совершенно ясна невозможность верификации теорий путем демонстрации их соответствия предполагаемым естественным законам, кроме случаев, когда мы допускаем, что законы, с которыми они сравниваются, реально существуют и независимы от самих теорий (иными словами, кроме тех случаев, когда такие законы, так сказать, вписаны в реальный мир, а не являются созданием нашей мысли). Смит не брался за эту проблему, как мы видели выше (подразд. 1.3). Фейерабенд и Макклоски предложили для ее решения понятия «честного рассуждения» и «риторики». Вместе с тем интересно заметить, что сам Смит в «Лекциях по риторике» [Smith, 1983, p. 178] предложил метод риторики, с особым акцентом на модель судебного разбирательства, как способ выбора принятых и отвергнутых положений[209]. Данная идея должна в то же время пониматься (с типичной для Смита связью между этикой и теорией познания) в терминах понятия беспристрастного наблюдателя. Как мы увидим в следующем параграфе, такому наблюдателю мы можем приписать роль арбитра, не только в случае выбора между справедливым и несправедливым, но и выбора (условного, а не абсолютного) между истиной и ложью.

Таким образом, Смит использует гибкую методологию, которая оставляет место для значительной доли эклектики. Более того, отказ от идеи о математической структуре, присущей реальности, соответствует приданию человеку сложного набора мотиваций – «страстей» и «интересов», что обсуждалось выше в подразд. 4.3 – равновесие которых является объектом рассмотрения «Теории нравственных чувств». Данные элементы – неверие в идею «законов природы», раз и навсегда установленных в объективной реальности как в мире природы, так и в мире человека, а также систематическая готовность признать сложность мотиваций человеческих действий – характерны для шотландского Просвещения, в культурной среде которого вырос Смит и в развитие которого внесли вклад его сочинения.