Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 31

Просвещенческое понятие «естественного порядка» было воспринято в Шотландии очищенным от картезианского рационализма и, как следствие, трансформировалось в представление о «спонтанном порядке». Подобный порядок рассматривался как следствие эволюционного процесса приспособления, в котором множество индивидуальных выборов привели к результату – набору сложных, отлаженных социальных структур – который не предполагался в качестве цели обширного рационального замысла (все это достаточно далеко от традиции конструктивного рационализма, которая была начата Декартом и в конечном итоге привела к приданию центральной роли благожелательному и просвещенному законодателю, представленному как deus ex machina).

Смит был наиболее прославленным представителем данного направления, но его вклад не возник из вакуума. До него и вокруг него другие действующие лица разрабатывали важные проблемы в различных областях, связанных с центральной темой организации и эволюции человеческих обществ, – от таких вопросов, как происхождение языка, до юридических процедур. Разумеется, упоминались также и вопросы, обычно включаемые в область политической экономии.

Мы можем начать с Фрэнсиса Хатчесона (1694–1746), который преподавал Смиту в Глазго и написал, среди прочих вещей, труд «Система моральной философии» в трех томах, опубликованный посмертно в 1755 г. Как мы увидим (см. подразд. 6.7 наст. изд.), Хатчесон привнес в утилитаристский подход положение о том, что наиболее нравственным является такое действие, которое обеспечивает максимальное счастье наибольшему числу людей. В отношении теории ценообразования он мог сказать мало: цены зависят от спроса на рассматриваемый товар и от сложности его приобретения (с одновременными намеками как на его редкость, так и на издержки производства: здесь есть аналогия с идеями Пуфендорфа, проиллюстрированными выше, подразд. 4.1). Наиболее важный его вклад, однако, лежит в другом направлении. Хатчесон рассматривал человека как преимущественно общественное животное, вплоть до отрицания любого разделения этики от политики. Доброжелательность по отношению к другим, наряду с полезностью, регулирует человеческие «нравственные» действия; следуя этому поведенческому правилу, люди могут достичь собственного блага, не делая его прямой целью своих действий, в результате не возникает никакого противоречия между полезностью и добродетелью. Как мы увидим в следующей главе, Смит критиковал положение о том, что благожелательность представляет руководящий принцип человеческих действий. Тем не менее даже если соотношение «частное благо – общественное благо» переворачивается, то сохраняется интересная параллель: согласно Смиту, каждый человек преследует собственный частный интерес, но в результате этих действий также достигается и общественное благо, хотя и невольно. К этому можно добавить, что Хатчесон ввел концепцию «симпатии» в свой анализ человеческой природы, хотя он и не придавал ей той роли, которую она будет играть в анализе Смита; также его трактовка экономических проблем обнаруживает, в зародышевой форме, некоторые характеристики, которые вновь появляются у Смита, например, выбор разделения труда в качестве начального пункта анализа.

Адам Фергюсон (1723–1816) принадлежит к поколению Смита; его основная работа, «Опыт истории гражданского общества» (1767; при жизни автора эта книга выдержала семь изданий [Фергюсон, 2000]), отстаивает, среди прочих вещей, эволюционный взгляд на возникновение языка. Кроме того, Фергюсон подробно анализирует разделение труда, подчеркивая также его негативные аспекты. Некоторые из этих положений он, вероятно, заимствовал (не упоминая этого) из университетских лекций Смита; тем самым Фергюсон обеспечил себе первенство («Богатство народов» вышло десятью годами позднее его книги), но ценой стало некоторое напряжение, которое возникло между ним и Смитом (см.: [Ross, 1995, р. 230]). Моложе Смита были Джон Миллар (1735–1801), его ученик, и Дагалд Стюарт (1753–1828), ставший первым биографом Смита [Stewart, 1794][197].

Несколько старше Смита был Джеймс Стюарт (1713–1780) – один из ведущих представителей шотландской политики и культуры. После поражения якобитского восстания в сражении при Каллодене (1746) он на долгое время оказался в изгнании, что позволило ему вступить в прямой контакт с французской и немецкой культурой. Стюарт был автором солидного труда, «Исследование о началах политической экономии» [Steuart, 1767], оказавшегося в тени «Богатства народов» Смита, которое вышло девять лет спустя[198]. В то же время он никогда не рассматривался как одно из действующих лиц шотландского Просвещения, его относили скорее к последним представителям меркантилизма, учитывая роль, которую он придавал активному государственному вмешательству в экономику и таможенной защите мануфактур, наряду с местом, которое он приписывал спросу в макроэкономическом равновесии. Он подробно анализировал проблемы народонаселения, которое, по его мнению, стремится к росту, до тех пор пока не будет сдержано предложением продуктов питания: в этом он кажется предшественником Мальтуса, но при этом повторяет мысль вслед за Кантильоном и другими. О ценности мы находим простое указание, что цены зависят от спроса и предложения[199]. Также у него присутствует идея о том, что спрос на предметы роскоши стимулирует производство, но спрос на иностранные предметы роскоши может нанести ущерб; нехватка спроса на продукты внутреннего производства может снизить занятость. Фактически основной целью политики для Стюарта был высокий уровень занятости, а технический прогресс он оставляет в стороне (отсюда и роль разделения труда и накопления капитала); он постоянно подчеркивал необходимость сохранять «баланс труда и спроса». Так же как и Галиани, Стюарт решительно выступает против идеи «общих правил»: «…в любой …части науки политической экономии едва ли существует возможность установить общие правила» [Ibid., p. 339][200].

Прославленный сторонник эмпиризма философ Дэвид Юм (1711–1776), автор знаменитого «Трактата о человеческой природе» (1739–1740) [Юм, 1996], был на 12 лет старше Смита и впоследствии стал его большим другом. Согласно Юму, спонтанный порядок в таких различных институтах, как язык и деньги, постепенно возникает как непредвиденное последствие многократных индивидуальных действий, направляемых эгоизмом, который смягчается чувством благожелательности. Человеческими действиями преимущественно руководит привычка, а не разум.

Экономистам больше всего знакомы «Политические рассуждения» Юма (1752). В первом очерке второй части, «О торговле», Юм пытается продемонстрировать «благотворность экономического прогресса и его взаимодополняемость с ростом счастья и свободы» [Hutchison, 1988, p. 202]. Во втором очерке, «Об утонченности ремесел», подчеркивается роль роскошного потребления как стимула экономической активности в торговых обществах. Фактически импорт предметов роскоши рассматривается как элемент нововведений в стагнирующих аграрных обществах, который дает импульс к созданию прибавочного продукта и к переходу к торговому обществу. Разумеется, чрезмерная роскошь осуждается; но роскошь в той степени, в какой она отождествляется c «утонченностью», усиливает разум, благоприятствует общественной жизни и стимулирует активность, так что она способствует одновременному прогрессу «промышленности, знаний и человечества [Hume, 1752, p. 271].

В третьем и четвертом очерках, «О деньгах» и «О проценте», Юм доказывает, против меркантилистской традиции, что «большее или меньшее количество денег не имеет никакого значения [Ibid., p. 281], и что «низкий процент» не должен «приписываться количеству денег», но скорее «развитию коммерции», которое приводит к «низким прибылям торговли» [Ibid., p. 295, 302]. В пятом очерке, «О торговом балансе», Юм иллюстрирует действие регулирующего механизма, который – в условиях золотого стандарта – приводит в равновесие баланс торговли различных стран. Этот механизм основан на количественной теории денег: в каждой стране цены растут (снижаются), когда растет (снижается) количество денег в обращении. Таким образом, всякий раз, когда страна имеет положительное сальдо торгового баланса и, как следствие, испытывает приток золота, предложение денег внутри этой страны растет, а вместе с ним растут внутренние цены. Это снижает конкурентоспособность внутреннего производства товаров, а значит, и экспорт страны. Совершенно противоположное происходит в странах с дефицитом торгового баланса[201]. Таким способом Юм критиковал традиционный меркантилистский догмат, согласно которому для роста богатства страны необходимо стремиться к положительному торговому балансу. В том же самом духе в дополнительном очерке, «О торговой ревности», опубликованном в 1758 г., Юм доказывал, что прогресс любой страны благотворен для других стран и что торговля благотворна для всех.

Впрочем, насколько было здесь показано, значение Юма и Хатчесона, а вместе с ними и других представителей шотландского Просвещения, определяется прежде всего предложенным ими представлением о человеке и обществе: представлением, которое, несмотря на некоторые достаточно важные отличия у разных авторов, демонстрировало умеренный оптимизм по отношению к автоматической, непроизвольной реализации прочной институциональной организации общества, а также умеренно позитивную оценку человеческой природы, несмотря на признание многих ее несовершенств.