Читать книгу Исповедь молодой девушки - Жорж Санд - Страница 18

В 1818 году мне было четырнадцать лет, а Мариусу семнадцать. В том, что касается знаний, я превосходила детей своего возраста, его же образование оставляло желать лучшего. Однако оно принесло ему большую пользу, в том смысле, что, вынужденный слушать объяснения (хотя слушал он их невнимательно и понимал плохо), Мариус все-таки получал представление об этих предметах и мог говорить о них, не выглядя при этом смешным. Мой кузен отличался красотой, у него было имя и природный ум. Он умел поддерживать приятный и остроумный разговор. В свете Мариус пользовался успехом (он уже начал бывать в обществе). Бабушка позволила ему завести собственную лошадь и поддерживать отношения с нашими знакомыми в Тулоне и Марселе, куда мой кузен отправлялся время от времени. Его выход в свет имел в нашей провинции больший успех, чем ожидал Фрюманс со своей наивной добросовестностью, ибо хотя он и краснел из-за посредственности своего ученика и боялся за его поведение в обществе, Мариус получал в свете поддержку, завязывал отношения и всегда возвращался с такой дозой уверенности и даже апломба, что мы изумлялись. Мой кузен умел вести себя подобающе и приспосабливался к общепринятым обычаям с легкостью человека, ставящего правила превыше всего. Однако его замечательная светскость не мешала Мариусу показывать нам, как сильно он теперь скучает в нашем обществе и как ему хочется наконец нас покинуть. Видя его нетерпение, бабушка снова начала подыскивать своему воспитаннику какое-нибудь занятие. В некоторых благородных семьях в нашем крае все еще сохранилось предубеждение против торговли, промышленности и большей части свободных профессий. Молодой человек из хорошей семьи, если он небогат, может стать только моряком либо военным; но невозможно было стать военным, то есть сразу же офицером, как рассчитывал Мариус, а бабушка, зная его высокомерие и утонченность, не решалась предложить ему стать юнгой или солдатом.

Однажды, посреди полного штиля нашего существования, разразилась маленькая буря, о которой мне рассказали гораздо позже, поэтому я увидела ее последствия, не зная причины.

А причина была весьма прозаическая. Мариус, не испытавший до сих пор любовного влечения и слишком недоверчивый или слишком осторожный, чтобы вдали от нас ввязаться в какую-нибудь интрижку, вдруг стал беспокойным, рассеянным, взволнованным, почти мрачным. Он ненавидел Женни за то, что она ему не льстит, и, однако, в одно прекрасное утро попытался помириться с ней, сказав ей, что она хорошенькая. Женни пожала плечами. Мариус стал повторять ей это на протяжении многих дней. Не знаю уж, как она его проучила, но он очень на нее обиделся, а с Фрюмансом стал держаться высокомерно и даже нагло. Несколько раз в моем присутствии у Мариуса вырывались показавшиеся мне странными насмешливые слова о том, что Женни предпочитает высокого красавчика-учителя, которого он терпеть не может.

Однажды мой кузен явился на урок в охотничьем костюме и с ружьем в руке. Он принес свои тетради Фрюмансу.

– Будьте добры проверить их, – сказал он. – Сегодня я собираюсь на охоту.

Это было проявлением открытого неповиновения. Фрюманс ничего на это не ответил. Он взял тетради, исправил в них ошибки и вернул ученику, прибавив с невозмутимым спокойствием:

– Желаю удачной охоты, мсье Мариус.

– Мсье Фрюманс, – ответил мой кузен, искавший повода для ссоры, – меня зовут мсье де Валанжи.

– В таком случае, – сказал учитель с кроткой улыбкой, – желаю удачной охоты, мсье де Валанжи.

– Благодарю вас, мсье Фрюманс. Я ухожу и, предупреждаю вас, с этих пор буду заниматься самостоятельно.

– Ну что ж, – ответил Фрюманс, – как вам будет угодно.

– Но, – продолжал Мариус, – поскольку не принято, чтобы молодая особа имела воспитателя, если у нее уже есть гувернантка, я считаю, что теперь вы можете избавить себя от обязанности сопровождать мою кузину во время прогулки, разве что ее гувернантка будет нуждаться в вашей компании. В последнем случае мне нечего будет возразить.

– Вы могли бы обойтись без этого замечания, – сказал, краснея, Фрюманс. – Я считаю, что оно самого дурного вкуса и тона.

– А ваш тон дерзок, сударь.

– Это ваш тон оскорбителен, сударь.

– Так вы оскорблены, мсье Фрюманс?

– Да, мсье Мариус. И довольно. Прошу вас не продолжать.

– А если я все же продолжу?..

– Вы выкажете неуважение к дому вашей двоюродной бабушки.

– К дому моей бабушки, то есть к ее слугам?

– К ее слугам, если хотите. Видя ваше настроение, я ожидал от вас чего-либо подобного, но вы действуете вопреки своему характеру, который лучше, чем можно подумать после ваших недавних слов. Не хочу возбуждать вас еще сильнее и потому больше не стану вам отвечать.

Фрюманс взял мои тетради и принялся проверять их – с таким видом, будто Мариуса вовсе не было в комнате. Я увидела, как мой кузен схватил книгу и замахнулся, чтобы запустить ею в голову учителя. Я вскочила и бросилась на стул, стоявший напротив Фрюманса, с другой стороны столика. Если бы Мариус метнул свой снаряд, он обязательно попал бы в меня. По моему резкому движению кузен понял, что я хочу предостеречь его от дурного и безумного поступка. Мой кузен швырнул книгу на пол и вышел из комнаты.

Поскольку я побледнела и дрожала, Фрюманс закрыл тетради, подошел к другому столу, налил стакан воды и предложил его мне.

– Успокойтесь, мадемуазель Люсьена, – сказал он, – это пустяки. Мсье Мариус обычно кроток и вполне безобиден; это просто приступ горячечного безумия.

– О боже! – воскликнула я. – Он что, станет таким же, как бедная Дениза?

– Нет, мсье Мариус молод, в его возрасте это быстро проходит. Ступайте на прогулку с мадам Женни, а я вскоре поговорю с вашим кузеном и успокою его совершенно, после того как он немного придет в себя.

Я пошла к Женни. У меня не было от нее секретов. Я попросила ее объяснить мне, что только что произошло. Женни сделала вид, будто ничего не понимает, и так же, как Фрюманс, сказала, что Мариус, видимо, нездоров и нужно позволить ему немного отвлечься. Мой кузен уже ушел, и его не смогли найти; к вечеру он не вернулся. Мы бы все ужасно о нем беспокоились, если бы он не передал нам через крестьянина, встретившегося ему по дороге, что собирается провести ночь в Тулоне.

На следующий день к бабушке явился доктор Репп. Он сообщил, что Мариус находится в его домике. Доктор встретил моего кузена, когда тот направлялся в Тулон, и помешал ему совершить безрассудный поступок: Мариус собирался записаться во флот.

– Возможно, вы напрасно его переубедили, – ответила бабушка. – Ребенок стал мужчиной, который уже не может сидеть здесь без дела.

– Да, да, возможно, – согласился доктор. – Я знаю причину его гнева. Мадам Капфорт, чертовски проницательная, замечательная женщина, вынудила у него признание, почему он больше не может у вас оставаться. Мы посоветовали ему попросить вашего родственника, мсье де Малаваля, подыскать для него какое-нибудь занятие у себя в конторах.

– Мариус счетовод? – воскликнула бабушка. – Да он же ненавидит цифры!

– Полно! Ему почти не придется иметь с ними дела – его возьмут как внештатного служащего, чтобы дать ему больше свободы. Вы должны уладить это с мсье де Малавалем. Посмотрим, как будет вести себя этот молодой человек, а потом решим, что с ним делать. Видите ли, в каждой ситуации необходимо симптоматическое лечение. Только оно соответствует ходу времени и реакциям человеческого естества.

Бабушка провела необходимые переговоры с мсье де Малавалем и мсье Фурьером, а поскольку она была сердита на Мариуса, велела ничего ему не говорить. Мой кузен еще неделю оставался в домике у Реппа, предаваясь праздности в компании доктора и мадам Капфорт. Первый внушал ему правила умеренности, вторая же пыталась вбить в его бедную голову эгоистические расчеты и отраву неблагодарности.