Читать книгу Между светом и тьмой. Легенда о Ловце душ - - Страница 16

В глубине Запретных Земель, где свет никогда не проникал, а земля дышала холодом вечности, простиралось святилище Тенебрис – пещера, высеченная в чёрной скале, чьи стены блестели обсидианом, как зеркала ночи. Здесь не было ни солнца, ни звёзд – лишь бесконечная тьма, что обволакивала всё, словно живое существо, шепчущее тайны, которых не знали даже боги. С потолка, теряющегося в вышине, свисали сталактиты, острые, как клыки древнего зверя, их концы блестели влагой, что капала в чёрные лужи на полу. Каждый звук – редкий всплеск воды, слабый скрежет камня – отдавался эхом, растворяясь в пустоте, а тени, скользящие по стенам, казались отражениями душ, что она собрала за века своего существования. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом сырости и чего-то древнего, неуловимого, как дыхание самой бездны.

Тенебрис стояла в центре этого мрачного царства, её фигура почти растворялась в тенях, но её присутствие ощущалось как холодный ветер, что пробирал до костей. Её длинные волосы, сотканные из тьмы, струились, как дым, а глаза – два мерцающих огонька, подобно звёздам в безлунной ночи – сияли в полумраке, отражаясь в обсидиановых стенах. Она не двигалась, но вокруг неё воздух дрожал, подчиняясь её воле, а тени танцевали, как слуги, ожидающие приказа. Её мысли текли медленно, подобно реке, что пробивает себе путь через камень: она размышляла о своей природе, о той роли, что ей навязали. Тьма для неё была не просто разрушением – это был покой, конец страданий, молчание, что приходит после криков. Она ненавидела свет Люминора не за его тепло, а за его ложь – иллюзию надежды, что он дарил смертным, обрекая их на вечную борьбу. Но она понимала и баланс, эту тонкую нить между светом и тьмой, которую ей приходилось поддерживать, даже если она мечтала её разорвать.

Её союз с Моргасом был вынужденным. Его хаос раздражал её – слишком грубый, слишком громкий, как буря, что сметает всё без разбора. Тенебрис видела себя не орудием в его руках, а силой, что могла бы править сама, если бы не эти цепи, что связывали её с другими тёмными богами. Она ждала своего часа, и каждый шёпот теней в её святилище напоминал ей об этом. Скоро, думала она, скоро тьма станет её царством, а не их игрушкой.

Тишина святилища дрогнула, как стекло под ударом невидимого молота. Тени, что скользили по обсидиановым стенам, замерли, сжались, словно в страхе, и воздух сгустился, став тяжёлым, как перед грозой. Из мрака, что клубился в дальнем углу пещеры, выступила фигура – сначала тень, затем облик, меняющийся, как дым на ветру. Сначала это был воин в доспехах, покрытых трещинами, из которых сочился голубой свет, затем старик с длинной бородой и глазами, горящими, как угли, и, наконец, демон с крыльями, сотканными из пламени и теней, чьи когти оставляли искры на камне. Моргас явился, и его присутствие заполнило пещеру, словно яд, что медленно растекается по венам. Его голос загремел, низкий и раскатистый, как далёкий гром, но в нём сквозила насмешка, острая, как лезвие.

– Сестра теней, – произнёс он, останавливаясь в нескольких шагах от неё, – всё прячешься в своём логове, пока мир горит? Или ждёшь, когда я сам приду звать тебя к делу?

Тенебрис не шелохнулась, её фигура оставалась неподвижной, как статуя, высеченная из ночи, но её глаза вспыхнули ярче, и тени вокруг неё задрожали, словно в ответ на его слова. Её голос, холодный и тихий, как шёпот ветра в мёртвом лесу, разрезал воздух, полный скрытой угрозы:

– Говори, хаос, или исчезни. Твои игры мне надоели.

Моргас усмехнулся, его облик дрогнул, на миг став бесформенным сгустком тьмы, прежде чем снова принять вид воина. Он шагнул ближе, и от его шагов по полу побежали трещины, слабые, но зловещие, как предвестники разрушения.

– Новости, Тенебрис, – начал он, его голос стал ровнее, но в нём всё ещё звенела издёвка. – Заркун занят делом. Хротгар, этот гордый северный волк, попал в его сети. Зависть к Всеволоду грызёт его сердце, как червь – гнилое дерево. Он уже собирает войско, мечтает о троне, и Заркун шепчет ему сладкие обещания. Скоро север восстанет.

Тенебрис слегка наклонила голову, её взгляд оставался неподвижным, но в глубине её разума слова Моргаса вызвали слабую искру интереса. Она знала Хротгара – военачальника, чья сила была велика, но душа – хрупка, как стекло. Зависть делала его лёгкой добычей.

– Дальше, – произнесла она, её голос был как лёд, что трескается под ногами.

– Некрос, – продолжал Моргас, и его глаза на миг вспыхнули голубым пламенем. – Он играет в свою игру у Моргенхейма. Мёртвые встают, деревни горят, души уходят в его бездну. Его тлен ползёт, как чума, готовя путь для нас. Всеволод там, окружённый нежитью, но пока жив.

Она промолчала, но её мысли ускорились. Некрос был слишком жаден, слишком слеп в своём голоде. Его действия могли разрушить их планы раньше времени.

– И мои хаотики, – Моргас улыбнулся шире, его зубы блеснули, как клинки. – В Вальдхейме они шепчут в снах, крадут души слабых, сеют безумие. Город трещит, но храм Люминора мешает. Его жрецы сильны, их свет жжёт моих слуг. Это твоя задача, Тенебрис.

Она медленно выпрямилась, её тени закружились быстрее, как вихрь, что предвещает бурю. Её раздражало высокомерие Моргаса, его уверенность, что она подчинится без вопросов. Но в его словах она видела возможности – трещины в броне света, которые можно было расширить.

– Почему ты не доверяешь мне больше? – спросила она, её голос стал чуть громче, но всё ещё резал, как нож.

Моргас рассмеялся, его смех эхом отразился от стен, заставив сталактиты задрожать.

– Твоя тьма нужна мне сейчас, Тенебрис, – ответил он, шагнув ещё ближе, так что голубое пламя его глаз осветило её лицо. – Ты хитра, сестра, но я вижу твои мысли. Играй со мной, и ты получишь своё.

Она не ответила, но её взгляд стал острым, как лезвие. Она знала: Моргас не доверяет ей так же, как она ему. И это было её преимуществом.

Моргас замолчал, его голубое пламя в глазах потускнело, оставив лишь слабые искры, что кружились в воздухе, как пепел над угасающим костром. Тени вокруг него дрогнули, отступили, словно повинуясь невидимому приказу, и пещера вновь погрузилась в тяжёлую тишину, нарушаемую лишь редкими каплями, падающими в чёрные лужи. Тенебрис смотрела на него, её лицо оставалось неподвижным, как маска, высеченная из обсидиана, но внутри её разум бурлил, как река, что рвётся через плотину. Она ждала, зная, что его слова были лишь прелюдией к чему-то большему, к той роли, что он ей уготовил. И Моргас не заставил её долго ждать.

– У меня есть для тебя дело, сестра, – начал он, его голос стал ниже, приобрёл тяжесть, как камень, падающий в бездну. – Ты нужна мне в игре, что мы ведём против света. Ты – ключ к их падению.

Тенебрис слегка прищурилась, её глаза сверкнули, отражая слабый свет его присутствия. Она не любила, когда её называли ключом – это слово звучало как цепь, как ошейник, что он пытался на неё надеть. Но она промолчала, позволяя ему продолжать.

– Всеволод, – произнёс Моргас, и в его тоне мелькнула тень раздражения, смешанная с предвкушением. – Король Альгарда сейчас в Моргенхейме, окружённый нежитью Некроса. Он борется, но его силы тают. Ты должна явиться ему, Тенебрис. Отгони тьму, что пожирает его людей, стань его спасительницей. Пусть он увидит в тебе союзницу, пусть доверится тебе.

Она медленно склонила голову, её тени закружились вокруг неё, как плащ, что трепещет на ветру. Её голос, холодный и острый, как лезвие, прорезал тишину:

– Зачем мне спасать смертного, если его смерть ослабит свет?

Моргас улыбнулся, его зубы блеснули, как осколки льда, и шагнул ближе, так что холод его присутствия коснулся её, как дыхание зимы.

– Потому что он – путь к Диане, – ответил он, его голос стал тише, но в нём зазвучала угроза. – А Диана – путь к Ловцу Душ. Мы не можем взять её силой, пока свет Люминора защищает её. Но если Всеволод приведёт тебя в Вальдхейм, если он откроет тебе двери, ты сделаешь то, что я не могу.

Тенебрис замерла, её мысли ускорились, выстраивая цепь из его слов. Диана – девочка, чьи сны тревожили даже её, чья связь с Ловцом Душ была загадкой, что мучила тёмных богов. Она знала, что Моргас прав: пока свет Люминора сияет в Вальдхейме, их планы будут рушиться, как песок под волнами.

– Что дальше? – спросила она, её голос оставался ровным, но в нём чувствовалась скрытая сила, как змея, что готовится к броску.

– Храм Люминора, – произнёс Моргас, и его глаза вспыхнули ярче, отбрасывая голубые блики на стены. – Он стоит на пути моих хаотиков. Его свет жжёт их, держит город в равновесии. Ты должна разрушить его, Тенебрис. Войди в доверие к Всеволоду, проберись в Вальдхейм под его защитой, а затем уничтожь этот оплот света. Без храма город падёт, и Диана будет нашей.

Она медленно выдохнула, её дыхание стало видимым в холодном воздухе, закружившись, как дым, что растворяется в тенях. План был ясен, но опасен. Её тьма могла обмануть смертных, но не Люминора – его свет видел глубже, чем глаза любого бога. И всё же, она видела в этом возможности – не только для Моргаса, но и для себя.

– Почему не ты? – спросила она, её голос стал чуть громче, испытующим. – Твой хаос мог бы сокрушить храм за мгновение.

Моргас рассмеялся, его смех был резким, как треск ломающегося камня, и эхо его разнеслось по пещере, заставив сталактиты задрожать.

– Мой хаос слишком громок, сестра, – ответил он, его улыбка стала шире, но в ней не было тепла. – Он привлечёт Люминора, его жрецов, его силу. Твоя тьма тоньше, коварнее, как яд, что убивает медленно. Ты должна быть безупречна.

Тенебрис промолчала, но её разум работал быстро, выискивая слабости в его плане. Если Всеволод раскроет её ложь, если Люминор вмешается раньше времени, всё рухнет. Её тьма была её сутью, её силой, и она не хотела рисковать ею ради чужой игры. Но отказаться означало бросить вызов Моргасу сейчас, когда она ещё не была готова. Она решила следовать его словам – пока. Внутри неё росло решение: она сыграет эту роль, но оставит себе путь назад, свою собственную тень, что никто не заметит.

– Я сделаю это, – сказала она наконец, её голос был тихим, но твёрдым, как сталь, что остывает в ночи. – Но не жди, что я стану твоей тенью, Моргас.

Он кивнул, его глаза сверкнули, как молния в темноте, и в этот миг она поняла: он видит её сомнения, но ему всё равно. Пока она полезна, он будет терпеть её.

Моргас исчез так же внезапно, как явился: его фигура растворилась в тенях, голубое пламя угасло, оставив лишь слабый запах серы и лёгкое дрожание воздуха, как после удара грома. Тенебрис осталась одна в своём святилище, её тени медленно успокоились, перестав кружиться, но внутри неё буря только набирала силу. Она стояла неподвижно, глядя в пустоту, где только что был Моргас, и её разум взвешивал каждое его слово, каждую возможность, что он ей дал – и каждый риск, что он скрыл. Её задача была ясна: спасти Всеволода, войти в доверие, разрушить храм Люминора. Но действовать открыто она не могла – её тьма была сильна, но не могла противостоять свету Люминора в прямом столкновении. Ей нужен был проводник, смертный, чья душа стала бы её маской, её руками в мире живых.

Её выбор пал на Роберта, кузнеца из Вальдхейма. Она знала его – не по имени, а по следу, что оставила в его душе работа с чёрным металлом Моргаса. Этот металл, холодный и голодный, вырвал частицу его сути, оставив трещину, через которую её тьма могла проникнуть. Роберт был не воином, не жрецом, а мастером, чьи руки привыкли к огню и стали, но чей разум теперь дрожал под тяжестью страха и вины. Он был в Вальдхейме, далеко от Моргенхейма, где Всеволод сражался с нежитью, но это делало его ещё более ценным: через него она могла подготовить почву в столице, пока король не вернётся. Его слабость была её силой – идеальная нить, за которую она могла потянуть.

Тенебрис шагнула вперёд, и её фигура начала растворяться, становясь потоком тьмы, что вытекал из пещеры, как река из разлома в скале. Она покинула Запретные Земли, устремившись к Вальдхейму через просторы Альгарда, её сущность скользила над землёй, избегая света, что слабо мерцал на горизонте. Её путь был подобен ветру ночи – невидимому, но ощутимому, холодному и цепкому, как предчувствие беды. Она видела следы разрушений, оставленные её союзниками: деревни вокруг Моргенхейма, объятые тленом Некроса, где мёртвые бродили среди руин, их багровые глаза горели в темноте, а воздух был пропитан запахом гниения и пепла. Она слышала крики душ, захваченных хаотиками Моргаса, их шёпот доносился из Вальдхейма – слабый, но настойчивый, как эхо безумия, что разъедало город изнутри. И где-то на севере она ощущала зависть Хротгара, растущую, как буря, что сгущается над горами, его ярость и амбиции, подпитываемые Заркуном, гудели в её разуме, как далёкий набат.

Атмосфера вокруг неё была живой – тьма шептала, извиваясь, как змеи, холод сгущался в воздухе, а слабые блики голубого пламени Моргаса мелькали вдали, напоминая о его присутствии. Но сильнее всего её раздражал свет Люминора – слабый, но упрямый, что мерцал на юге, там, где стоял Вальдхейм, защищённый его храмом. Этот свет был как заноза в её сущности, вызов, что она не могла игнорировать. Она подавила гнев, что поднимался в ней, как волна, и сосредоточилась на своей цели. Роберт был близко – она чувствовала его, его тревогу, его усталость, как маяк в ночи. Он станет её дверью в мир смертных, её первым шагом к победе – или к её собственной игре, если Моргас ошибётся.

Тенебрис двигалась быстрее, её тьма текла через леса и поля, над реками и холмами, пока перед ней не проступили очертания Вальдхейма – города, что пока держался, но уже трещал под натиском теней.

Ночь над Вальдхеймом была густой, как чёрное покрывало, разорванное лишь редкими огнями факелов, что дрожали на ветру. Кузница Роберта стояла на краю города, её каменные стены, почерневшие от копоти, казались частью этой тьмы, а слабый свет горна, пробивавшийся сквозь щели в ставнях, был единственным намёком на жизнь внутри. Тенебрис остановилась у порога, её сущность сгустилась в тень, что скользнула под дверь, как дым, растворяясь в полумраке. Внутри воздух был тяжёлым, пропитанным запахом углей, металла и пота, а тишина – звенящей, нарушаемой лишь слабым треском угасающего огня в горне.

Роберт сидел у наковальни, его широкие плечи сгорбились, а руки, привыкшие держать молот, бессильно лежали на коленях. Его лицо, изрезанное морщинами, было бледным, глаза – тёмные, как угли, потускнели от усталости и страха. Перед ним лежал кусок стали, начатый, но не законченный, а рядом – молот, брошенный в пыль. Он шептал себе под нос, его голос дрожал, ломался, как сухая ветка под ногой: "Что я наделал? Что я принёс в этот мир?"Мысли о чёрном металле, о том, как он выковал наконечник для Совикуса, терзали его, как заноза, что не вытащить. Он чувствовал, что часть его ушла с той работой – не тело, не кровь, а нечто глубже, что оставило в его душе пустоту, холодную и гулкую, как заброшенный колодец.

Тенебрис наблюдала, её тьма сгустилась в углу, став почти осязаемой. Она видела его слабость – трещину, что оставил металл Моргаса, и знала, что это её шанс. Её голос, мягкий и холодный, как шёпот ветра в ночи, проник в его разум: "Ты слаб, смертный, но я дам тебе покой."Роберт вздрогнул, его голова резко дёрнулась, он схватил молот и вскочил, оглядываясь в полумраке. "Кто здесь?"– прохрипел он, его голос был хриплым от страха, но ответа не последовало. Он видел лишь тени, что дрожали на стенах, но не заметил, как одна из них приблизилась, обволакивая его, как туман.

Она вошла в него медленно, её тьма просочилась через трещины в его душе, усиливая его страх, его вину, но даря иллюзию силы. Его глаза на миг потемнели, став бездонными, как сама ночь, зрачки расширились, поглотив свет, а затем вернулись к нормальному виду. Он ощутил прилив уверенности, как будто тяжёлый груз с плеч вдруг исчез, но не понял, что это была не его воля. Тенебрис сжалась внутри него, её присутствие стало частью его дыхания, его мыслей, незаметное, но властное. Роберт выпрямился, его пальцы сжали молот крепче, и он пробормотал: "Я справлюсь. Я ещё нужен."Его голос стал твёрже, но в нём появилась нотка, что не принадлежала ему – холодная, чужая.

Тенебрис улыбнулась внутри, её тьма обняла его душу, как паутина – добычу. Он был её теперь – не полностью, не сломленный, но достаточно, чтобы служить. Она видела через его глаза кузницу, чувствовала жар горна, слышала стук его сердца, что билось быстрее, подчиняясь её ритму. Маска была готова.

Тенебрис угнездилась в душе Роберта, её тьма стала частью его дыхания, его мыслей, тонкой, как паутина, но прочной, как сталь. Через его глаза она видела Вальдхейм – город, что дрожал под натиском теней, но всё ещё держался, окружённый слабым светом храма Люминора. Она чувствовала хаотиков Моргаса, их шёпот, что кружился в переулках, их когти, что царапали души слабых, и Совикуса, чья магия пульсировала где-то в замке, как чёрное сердце, отравляющее воздух. Её план складывался медленно, но чётко: она использует Роберта, чтобы добраться до сердца храма Люминора. Она явится туда под предлогом изгнания тьмы из кузнеца, чья душа, по её словам, "заражена"после работы с чёрным металлом. Жрецы поверят – они любят спасать заблудших, – и пустят её внутрь, прямо к источнику их силы. А затем она разрушит храм, его свет угаснет, и Вальдхейм падёт, открыв путь к Диане.

Но в глубине её сущности шевельнулось предчувствие. Она ощущала слабый отклик Люминора – не яркий, не громкий, а тихий, как далёкий луч, что пробивался через тьму. Его свет следил за ней, и это тревожило её, как заноза, что не вытащить. Она знала его силу, его способность видеть сквозь маски, но её хитрость была её щитом. Она убедила себя, что он не вмешается – не сейчас, не пока она играет роль спасительницы. Её тьма была тоньше, чем хаос Моргаса, и глубже, чем тлен Некроса. Она верила, что сможет обмануть даже бога света.

Роберт стоял у горна, его взгляд был устремлён в огонь, но это были её глаза, что смотрели через него. Её голос, холодный и мягкий, шепнул в его разуме: "Скоро, кузнец, ты приведёшь меня к сердцу храма."Он не услышал её, но его рука сжала молот, как будто повинуясь невидимому приказу. Тенебрис улыбнулась внутри – её игра началась.

Кузница осталась позади, окружённая ночной тьмой, что сгущалась вокруг неё, как стая хищников, ждущих добычи. Свет горна угасал, растворяясь в тенях, что шептались о грядущем, тьма Тенебрис была там, где когда-то была душа Роберта, но у богини было еще одно незаконченное дело.