Читать книгу Сброд - Константин Квашин - Страница 11

Духовлад снова проснулся раньше всех в отряде. Поднявшись со шкуры, служившей ему постелью, он тихо покинул сруб, дабы не тревожить остальных – ещё спящих – разбоев. Теперь его социальный статус среди этих людей ощутимо изменился: Духовлад перебрался в один из срубов, занимаемых Предрагом и его людьми. Очень многие разбои из средних и низших слоёв, уже искали его расположения, пытаясь заискивающе завязать беседу на отвлечённые темы. Предраг также всё чаще общался с ним – как на людях, так и с глазу на глаз – в основном интересуясь мнением молодого бойца, по тому или иному вопросу. В общем, Духовлад стал чувствовать себя здесь так, как никогда и нигде прежде: раскованным и ИМЕЮЩИМ ВОЗМОЖНОСТИ. Правда, люди Тура, включая и бывшего товарища – Далибора – поглядывали на него с не скрываемой злобой, только молодого бойца это больше не тревожило, и даже несколько забавляло.

Умывшись в ручье, Духовлад ушёл в лес на некоторое расстояние от лагеря. Здесь находилась уютная полянка, окружённая густым кустарником. На этой полянке стоял толстый ствол высохшего дерева, на котором молодой боец отрабатывал боевые приёмы. В кустах он припрятал две крепкие палки, одна из которых по размерам была близка к копью, а вторая – к мечу. Оживляя в своей памяти изученные ещё с Военегом движения, он стал наносить удары «копьём» в сухой ствол, подходя к нему с разных углов. Духовлад с удовлетворением ощущал, насколько быстры его удары, насколько разрушительна вложенная в них мощь. Но более волнующим ощущением, отдавалось некое, почти неуловимое, изменение в его боевых движениях, случившееся после его недавнего первого боя. Конечно, он и ранее несколько раз выходил на арену, и дрался насмерть, но то было нечто другое… То были ПОЕДИНКИ. Там он видел, где его враг, знал, что сражаться они будут один на один, и никто не посмеет вмешаться. Также было чёткое понимание того, что стоит убить только одного человека, и опасность исчезнет. Но в этот раз всё было по-другому: враг мог появиться с любой стороны, или даже с нескольких. Духовлад вспомнил свои ощущения в том бою: он перестал слышать, видеть или осязать – все его чувства слились в единое целое. Он просто ЗНАЛ, что именно происходит вокруг него. Движения его стали быстрее, рациональнее. И сейчас, нанося удары палкой в ствол дерева, он чувствовал, что всё это останется с ним уже навсегда.

Тренировка прошла на редкость легко и «в радость». Духовлад хорошенько выложился, и был очень собой доволен. Он только закончил тренировку, спрятал от случайных глаз свои снаряды, и вдруг услышал, как кто-то с треском пробирается сквозь окружающий полянку кустарник. Тело молодого бойца непроизвольно подтянулось в боевую позицию, и он молниеносно подхватил с земли свой пояс с мечом, рукоять которого тут же объял своей ладонью. Спустя мгновение, на полянку сквозь кустарник протиснулся Вук. Его живой, подвижный взгляд мигом побывал в каждом углу полянки, приметив всё, до последней мелочи.

– А, это ты, Малыш! – приветливо улыбаясь, обратился он к Духовладу – Извини, если помешал…

– Нет, не помешал, – ответил тот – Я уже закончил.

– Да я просто услышал стук в лесу, и пошёл на него… А это, оказывается, ты здесь деревья терзаешь.

Он подошёл к Духовладу, и присел рядом с ним, как бы приглашая к беседе. Молодой боец тоже присел.

– Ты ведь никуда не торопишься? – уточнил Вук, и когда собеседник отрицательно помотал головой, продолжил – Ходит много разговоров о том, как ты отличился в последнем налёте. Некоторые говорят, мол, тот боец из обоза, из-за снаряжения которого ты Щура прирезал, был умел и быстр, в одиночку нескольких наших убил… А ты с ним один на один разделался. Человеку, не знакомому с боевыми приёмами, в такой ситуации никакое везение не помогло бы. Может, тебе довелось в дружинниках походить?

Духовлад не спеша, обстоятельно рассказал историю о своём приходе на арену, о знакомстве с Военегом, поединках и тренировках. Рассказ явно очень заинтересовал Вука, да и понравился ему. В ответ он тоже разродился откровением:

– Да уж, ну и история у тебя! Если бы не твои общеизвестные подвиги, то я, наверное, и не поверил бы. Хотя… Чего ж в жизни не бывает?! Вот я, например, воспитывался дедом, так как родители мои, рано ушли из жизни. А дед мой, был знахарем и цирюльником: человеческое тело знал, как никто другой. И всё мне пытался передать свои знания… Деда я любил, и расстраивать не хотел, старался запомнить то, чему он меня учил, но сердце моё было занято другим: хотел я стать воином. Дед всё отговаривал, мол, щуплый я, маленький… Говорил, что копьё и щит больше меня весят. А я уверен был, что дедова наука, мне никогда в жизни не пригодится. Постоянно я бегал к усадьбе Управляющего наших земель, тайком подглядывал, как тренируются его наёмники. Они все здоровенные такие! Казалось, будто любой из них ударом гору свернёт! Только медленные все, будто волы в упряжке. Учил их какой-то дед, в молодости бывший дружинником. Старый, старый такой, пополам сгорбленный, без посоха ходить не может… Так смотришь на него – вот, вот умрёт. А как начинал наёмников учить, так преображался весь: голос делался звонким, глаза загорались! Наёмники его мало слушались, в основном украдкой над ним посмеивались. Подглядывая из укрытия, я старался повторять все их движения. И делал, вроде так, как они, только от их ударов земля ходуном ходит, а от моего – не всякая муха погибнет. Долго я так мучился, уже и отчаиваться начал, как вдруг пришла в мою юную голову мысль не только подглядывать, что наёмники делают, но и речи старца подслушивать. Стал я тогда его слушать, и те же ошибки, на которые он наёмникам указывал, стал у себя находить! Он им говорит, что неправильно, мол, что поменять нужно, а они улыбаются себе, да своё и делают… Думают, из ума дед выжил! А я слушаю, и стараюсь делать так, как старик указывает. Чувствую: через некоторое время, удар быстрее и сильнее становится… Тут уж радости моей придела не было! Я каждое слово старика стал отлавливать, обдумывать подолгу… Особенно запомнились мне слова его, брошенные с досадой нерадивым ученикам: «Излишняя сила в руках, данная от рождения, не благословление для воина, а проклятие, ибо все задачи в бою, он будет стараться решать через неё. Истинная же сила, заложена внутри человека, и есть она в каждом, а путь к ней лежит через ОСОЗНАНИЕ. Слабый от природы своей, откроет её скорее, так как нечем ему себя обманывать!». В общем, я даже не знаю имени человека, научившего меня сражаться, а он – ни разу не видел единственного своего ученика, который прилежно следовал его наставлениям…

Вук замолчал, пустым взглядом уставившись куда-то в чащу леса. Нахлынувшие воспоминания, явно пробудили в душе его некую грусть. Будучи уверен, что собеседнику станет легче после искреннего разговора, Духовлад побудил его продолжить рассказ:

– Что же случилось с тобой дальше? Почему же ты не явился к тому старику, и не показал, чего достиг?

– А дальше беда случилась. Приехали дворовые люди из усадьбы Управляющего, и забрали моего деда-знахаря. Сказали, что срочно надо. Такое частенько бывало, чтоб деда звали «срочно», и он никому никогда не отказывал. Ни простым, ни знатным. Говорил, что перед ликами Учения, Лечения и Смерти, все равны… Дело было вполне обычным, но к вечеру дед не вернулся, и на утро тоже… Только к вечеру следующего дня, его тело привезли, и вывалили под нашим забором, как мешок с мусором. Люди говорили, что случилось так: любимую собаку Управляющего, на охоте подрал кабан. Ради неё и посылали за знахарем. Только, пока её принесли из лесу, пока за дедом послали, пока тот до усадьбы добрался, собака много крови потеряла. Что дед ни делал, спасти её не смог. Управляющий был вне себя от горя, стал во всём обвинять знахаря, и приказал запороть деда до смерти. Холуям его дважды отдавать приказов не нужно было, те бы и матерей родных пороть стали, коль приказали б. Так и засекли деда моего. Люди его любили, спасибо хоть схоронить помогли, а то я – подросток – в этих делах мало смыслил… На третью ночь после похорон, я пробрался в спальню Управляющего. Время я выбрал предрассветное, когда сон самый крепкий, так что пройти охрану было не сложно. В его спальне, на стене рядом с кроватью, я увидел пояс, на котором висел вот этот меч, и ещё, вот этот… нож (при этих словах, он похлопал ладонями по клинкам, свисавшим с его пояса). Я тихо вынул из ножен короткий клинок, который сразу пленил меня: тонкий, упругий, острый… он как будто говорил мне, что весь век своего существования, ждал только меня (Вук вытащил свой необычный нож, нежно им любуясь, но спустя мгновение, под натиском других воспоминаний, его лицо снова стало недобрым). Я всадил этот клинок спящему Управляющему за ухо. Дед говорил, что в этом месте лезвие не встретит на своём пути кость. Всадил я его с такой силой, что кончик вышел из глаза. Управляющий забился в агонии, оставшийся глаз широко раскрылся, а из горла вырвался сдавленный предсмертный хрип. Я смотрел на его подёргивающееся тело, и сожалел только о том, что не мог убить его ещё несколько раз… Прихватив оружие ублюдка, я также тихо выбрался из усадьбы, и бежал в лес. Несколько дней я шёл подальше от дорог, опасаясь возможных поисков убийцы, благо догадался харчей с собой припасти. Когда же вышел на путь, в тот же день посчастливилось пристать к обозу.

– А где ты с Ратибором познакомился? – поинтересовался Духовлад.

– Так в том же обозе! Он был одним из наёмников, нанятых в охрану. Старший среди наёмников хотел прогнать меня, но Ратибор за меня заступился. Старший сразу же от меня отстал. Я стал сердечно благодарить своего заступника, но тот мне грубо ответил, что ему на меня плевать, а заступился он за меня потому, что не нравится ему старший наёмник, и он ищет ссоры, дабы поломать ему ноги. Я молча проглотил обиду, и всё равно всю дорогу крутился возле Ратибора. Поначалу он то и дело пытался отогнать меня, но через пару дней смирился с моим присутствием, а к концу пути, даже начал со мной разговаривать. Когда обоз добрался до первого же постоялого двора, в каком-то небольшом городишке, Ратибор всё-таки избил старшего наёмника, уже не напрягаясь ради поиска повода, и обоз двинулся дальше, а мы остались. Моему заступнику, всё ещё не нравилось моё присутствие, такой уж он по природе своей – одиночка. Только через пару дней, на тот постоялый двор заявились с дюжину подпитых стражников того городка, и случайно завязали перебранку с Ратибором. Долго он пререкаться с ними не стал, и начал громить их своей секирой. Я тоже ввязался в бой, и заколол парочку. Спастись бегством удалось только человекам трём из той дюжины, мы же быстренько покинули городишко, благо от него до Драгостола было рукой подать. Ратибор, увидев меня в деле, стал приветлив, и всю дорогу хвалил меня за проворность и решительность. С тех пор мы всегда вместе, и относимся друг к другу, как братья: на двоих делим еду, добычу и опасность. Ратибор зарёкся поступать в наём. Сказал, что не хочет больше выполнять приказы всяких дураков и трусов. В Драгостоле, тоже на одном из постоялых дворов, нам снова довелось подраться: кучка наёмников шумно веселилась посреди ночи, спать не давала. Мы их угомонили, правда уже не пуская в ход оружия. На том дворе был и Горан, брат Туров. Он видел, как мы тех наёмников отходили, и после говорил с нами. Предложил следовать с ним в Славноград в одном из обозов, но как его личная охрана. Ратибор стал отнекиваться, но Горан предложил большие деньги, да ещё и половину вперёд дал. У меня денег и вовсе не было, а у Ратибора уже почти закончились, и, рассудив, что предложение, всё-таки стоящее, мы согласились. Ехать нам довелось в его роскошной повозке, а это намного лучше, чем на телеге, соломой притрушенной. Когда же вокруг поднялся шум, и мы поняли, что это разбойный налёт, то хотели было в бой вступить, но Горан сказал оставаться в повозке. Он был спокоен, явно знал, что происходит, но при этом ничего не боялся. Мы смекнули, что неспроста это, решили его послушать. Только когда всё затихло, Горана снаружи позвали по имени, сказали, что всё закончилось. Тут мы уже ясно поняли, что он заодно с разбоями. Горан вышел, долго говорил с Туром, а после тот нам с Ратибором предложил в его отряде остаться. Мы рассудили между собой, что можно и разбойной жизни попробовать. В наёмники или стражники Ратибор всё равно идти зарёкся, а спины за плугом надрывать, чтобы какой-нибудь пухлощёкий управляющий на твоём труде разживался – это дело для бесхребетных мужланов. С тех пор мы здесь, в отряде. Может в быту нашем и не всё гладко, зато все вопросы общим Советом решаются, а не блажью одного полоумного начальника… А там поглядим, что дальше будет…

На несколько минут воцарилось молчание: каждый подумал о том, что может быть дальше. Наконец Вук снова заговорил:

– Я, в общем, чего пришёл… До меня доходили слухи, что ты частенько тренируешься. Мне это дело тоже по душе… как насчёт учебных боёв?

– Я за! – не задумываясь, ответил Духовлад.

– Вот и отлично! Я всё время об этом думал, только пары себе подобрать не мог. Даже Ратибору предлагал, но он боится…

– Боится?! – переспросил Духовлад, не поверив своим ушам.

– Да, – уверенно подтвердил Вук – Говорит: «зашибу ещё…». А силище у него в руках, и вправду немереная…

Они проговорили ещё некоторое время, обсуждая в основном особенности боевой техники: как занимать позицию, как вкладывать в удар силу всего тела, как быстро достать оружие из тела поверженного противника, если его зажало пробитым доспехом, и тому подобное. Не отрываясь от беседы, они не спеша стали возвращаться в лагерь, до которого добрались только во второй половине дня.

***

Закончилась беседа уже в лагере. Договорившись о скорой совместной тренировке, новоиспечённые товарищи наконец расстались, и разошлись каждый в сторону своего сруба. Неподалёку от входа в сруб, в котором теперь жил Духовлад, крутился Всесмысл. Он нервно ходил из стороны в сторону, и оживлённо жестикулируя, рассуждал о чём-то сам с собой. Его губы беззвучно шевелились, а мимика принимала то вопросительный, то утверждающий, то сомневающийся характер. Это зрелище показалось Духовладу настолько комичным, что он не сдержался, и растянул улыбку на всё лицо. Всесмысл наконец заметил его, и, тут же отбросив внутренний диспут, почти побежал к нему навстречу со словами:

– Хвала богам! Куда ты запропастился?! Я уже стал переживать, не случилось ли чего…

Хоть общий облик и повадки беглого богослова вызывали желание расхохотаться, но читающаяся у него на лице, неподдельная тревога, насторожила молодого бойца. Всесмысл представлялся ему человеком, нашедшим покой в смирении с собственным бессилием, и для такой явной тревоги, нужна была воистину серьёзная причина.

– …Тебя и на обеде не было, – продолжал тараторить взволнованный учёный муж – Думал уже идти искать тебя в лесу…

– Сначала я потренировался, а потом разговаривал с Вуком – пожал плечами Духовлад – Ведёшь себя, прям как престарелая нянечка! Случилось что-то серьёзное?

– Не могу точно утверждать, но думаю, что случилось! – ответил Всесмысл, инстинктивно оглядываясь по сторонам, дабы избежать присутствия «лишних ушей» – Сегодня прилетел голубь…

Богослов сделал небольшую паузу, театрально подчёркивая важность момента, а Духовлад весь превратился во внимание.

– Послание Горана необычно, – начал излагать Всесмысл – Говорится в нём, будто наша теперешняя цель – это небольшой обоз, который будет перевозить большие деньги, для нужд Батуриевой дружины. Многочисленной охраны там не будет, но в этой охране будут не наёмники, а дружинники Батурия. Малочисленность отряда, якобы нужна для неприметности обоза. В общем, Горан пишет, чтобы Тур взял с собой в засаду только около сотни разбоев, мол, их с головой хватит. И ещё пишет, что это – как раз та «большая добыча», которую он обещал накануне. А ещё напоминает Туру, что нужно обязательно заманить с собой того, «с кем нужно навсегда закрыть все вопросы». Я думаю, что он имеет в виду Предрага, так как он в воинстве единственный, кто постоянно открыто перечит Туру… Вроде, как возможность ищут избавиться от него…

Духовлад, внимательно слушавший каждое слово и решивший, что собеседник уже выразил суть своей тревоги, пожал плечами, не увидев здесь ничего страшного:

– Да не страшно! Предраг не дурак, и выманить его куда-нибудь без его людей, небось у самого Кривлада не получилось бы!..

– Да переживал бы я так за твоего Предрага?! – нервозно перебил Всесмысл – Тут в другом дело: послание написано необычно! Я Горана подчерк изучил хорошо. Буквы у него всегда ровные, аккуратные. А здесь – вроде и его рукой писано, но толи он спешит сильно, толи рука у него трясётся… И слова, кое-где в тексте так подобраны, как будто Горан под диктовку писал, сам он так никогда речь не строил. Сдаётся мне, Горан стражникам попался, и за счёт нас всех, надеется жизнь себе выторговать…

Задумавшись над словами Всесмысла, Духовлад посмотрел ему в глаза, и спросил:

– Ты Туру о догадках своих рассказывал?

– Да что ты! – учёный доходяга аж отшатнулся – Этот слабоумный бредит братской любовью! Для него Горан самый умный, самый честный, и главное, что его – Тура – любит больше себя самого… Как же! Уверен: этот пройдоха пожертвует Туром при первой же выгодной возможности! (Тут Всесмысл опомнился, осознав, что говорит слишком громко, и дальше стал почти шептать) А нами всеми, и подавно… Тур часто любит упоминать, что Горан даже не пытается узнать, где наш лагерь, чтобы не иметь возможности нас выдать, в случае, если его действительно серьёзно прижмут. Да Горану с этого двойная выгода! Во-первых, его недалёкий братец, видит в этом благородный акт, в ответ на который, оказывает просто-таки слепое доверие! А во-вторых, представим, что Горан знает, где лагерь, и попадается в лапы стражников. Долго ли он сможет хранить свой секрет? Да любой палач-новичок, вытянет из него эти сведения максимум за три ночи! А затем, он уже никому нужен не будет, и его будет ожидать какая-нибудь назидательная, не очень быстрая казнь. А вот если он не знает, где лагерь, но при этом имеет с ним связь, то может легко заманить всё воинство в ловушку. А если будет помогать планировать эту ловушку, осуществлять задуманное, одним словом, проявит рвение и полезность, так ещё и жизнь себе выторговать может. Не говорил я ничего Туру. Он бы всё равно только разозлился. Только тебе сказал, так как ни с кем другим в воинстве я такими мыслями делиться не осмелюсь.

– Я расскажу всё Предрагу – немного подумав, сказал Духовлад – Он человек умный, с ним и решим, как вести себя…

– Только прошу, Духовлад, – взмолился Всесмысл – Обставьте так, чтобы Тур не понял, что это всё с меня началось…

– Не переживай, не выдадим твоего участия… Ладно, пойду. Надо успеть с Предрагом поговорить, пока Совет не начался.

Слегка успокоенный обещанием Духовлада, Всесмысл удалился восвояси, а молодой боец вошёл в сруб, морально настраиваясь на серьёзный разговор со своим атаманом.

В помещении, за длинным столом, по обеим его сторонам, сидело или стояло с три десятка человек. Несколько пар играли в «кости», а остальные их громко и бодро подначивали не скупиться на ставки, и каждый раз бурно подымали на смех проигравшего. Среди них сидел Предраг, который сам никогда не играл, зато всегда наблюдал за подобными мероприятиями. Более или менее наблюдательный взгляд, всегда выделял его в толпе играющих и их болельщиков. Даже в этой толпе беснующихся, азартно кричащих и бранящихся людей, он сохранял спокойствие и сосредоточенность, лишь изредка ухмыляясь чьей-нибудь удачной шутке. Настроение толпы никак не влияло на него, а вот он, при желании, умел создать нужное настроение в любой толпе, в этом Духовлад уже успел убедиться. Молодой боец протиснулся к атаману сквозь толпу, окружавшую стол, и шепнул ему на ухо, что имеет к нему важный и срочный разговор. Предраг тут же поднялся со скамьи, и, так же протиснувшись сквозь толпу обратно, повёл Духовлада в угол, дальний от шумной толпы играющих. Отойдя достаточно, чтобы никто посторонний не услышал их слов, Предраг вопросительно посмотрел на Духовлада, давая понять, что готов его слушать.

– Прилетел голубь от Горана… – начал последний, и несколько замялся, подбирая слова для завязки разговора.

– Я уже и сам догадался. Видел, как засуетились люди Тура, Всесмысла этого звали… На Совете всё узнаем, не стоит попусту ветер гонять.

– Я не «попусту». Мне Всесмысл уже рассказал, о чём там написано.

Предраг, уже было начавший поворачиваться в сторону играющих, снова повернулся лицом к собеседнику. Духовлад обстоятельно передал ему рассказ Всесмысла, упомянув и о намёке на ловушку для него – Предрага – и о подозрении богослова, будто Горан попался в лапы стражников, и о вещах, натолкнувших его на это подозрение.

– Вот, значит, как… – задумчиво протянул Предраг, когда Духовлад окончил свою речь – Братцы решили от меня избавиться, а тот из них, что умный, ещё может и сам в беду угодил… Надо всё обдумать. А ты, малыш, молодец! От тебя, глядишь, не только в бою польза будет… И дружба твоя с беглым попом так кстати пришлась… Мне известно, что ты сегодня с раннего утра в лесу пропадал, а после обеда вернулся оттуда вместе с Вуком, и вроде мило так, по дружески беседовали. А ещё мне известно, что не так давно, был у тебя долгий разговор с Вороном, тоже, вроде как, «по душам». Это хорошо. Люди эти, в нашем воинстве, большим уважением пользуются за силу свою, и боевое умение. При этом, ещё и головы на плечах не зря носят. Слова их много весят, так как «запросто» они ими не раскидываются. Нравишься ты им чем-то, что-то они в тебе видят… Это нам на руку. Меня они на Совете не поддерживают, чувствуют, что я другой породы. Правда и не перечат, в стороне держатся… А вот тебя, могут и поддержать… Проверим: сегодня на Совете, когда Тур скажет своё слово, я промолчу, а возразишь ему ты. Он на тебя сразу рычать начнёт, там и поглядим, как твои новые друзья отреагируют. Ты парень смышлёный, за словом, думаю, в карман не полезешь. Главное – не смущайся Турова гнева. Если другие тебя не поддержат, я уж точно в обиду не дам. Ну ладно. Мне ещё над многим надо голову поломать, а ты отдохни пока. Главное – смотри на Совете не робей!

По-товарищески хлопнув Духовлада по плечу, Предраг вернулся к играющим в кости, и занял за столом своё прежнее место. Духовлад проводил его взглядом, отмечая двоякость своих ощущений. С одной стороны, ему польстили похвалы и доверие Предрага. С другой же стороны, он понимал, что в планах этого атамана, нет места его – Духовлада – чувствам, убеждениям. Предраг отводит ему чётко ограниченную роль, не оставляя в ней места для собственных решений молодого бойца…

***

Вечером все разбои собрались на большой поляне, на окраине лагеря. Над толпой стоял нестройный гул перебранок, смешков, выкриков и хвастливых рассказов. Наконец, перед толпойпоявился Тур, как всегда в такие минуты преисполненный ощущением собственной значимости. Шёл он в сопровождении горстки своих самых доверенных людей, среди которых были Опара и Далибор. Тур встал перед толпой, и величественно поднял правую руку вверх, призывая всех умолкнуть. С сильным раздражением, он отметил про себя, что на толпу это не произвело ни малейшего эффекта: разбойники продолжали галдеть и толкаться. Раньше подобный жест Тура всегда, как минимум, привлекал к нему внимание, теперь же был полностью проигнорирован. Этот недобрый знак давал понять главарю, привыкшему тешить себя иллюзией тотальной гегемонии в воинстве, что авторитет его серьёзно пошатнулся. Несколькими нервными выкриками, Туру, наконец, удалось привлечь к себе внимание.

– Братья мои! – вдохновенно начал свою речь главарь, пытаясь подавить в себе раздражение – Сегодня пришла весть от моего брата: нас ждёт новая добыча!

Над толпой поднялся свист и одобрительные выкрики. Это немного подняло настроение Туру, и он ещё более вдохновенно продолжил:

– Но в этот раз, нашей целью будет не вшивый торговый обоз, а обоз с деньгами для дружины князя Батурия! (По толпе пробежал ропот сомнения) Нет причин для сомнений – это дело нам по силам! Обоз желают провести скрытно, и потому охрана не будет многочисленной: всего около двадцати дружинников. Горан дал мне знать, в каком месте легче всего перехватить добычу…

Тур продолжал пространно говорить о том, какая большая удача – эта наводка Горана – а Духовлад, помня о договоре с Предрагом, готовился сказать своё слово. Он уже знал, о чём скажет, уже подготовил слова, которые должны взять за самое «живое» место самолюбие Тура, и когда тот, наконец, окончил речь, оглядывая своё воинство, дабы оценить произведённый эффект, молодой боец встал во весь рост, чем мгновенно приковал к себе всеобщее внимание. Ему ещё никогда не приходилось говорить перед столь обширной толпой, и волнение давало о себе знать: по спине «пробежали мурашки», и как будто чья-то рука слегка сдавила горло. Переступив через это, он громко и чётко обратился к главарю:

– Ты с такой радостью сообщаешь нам, что в этом обозе будут только деньги, много денег… Но ответь: какой нам от них прок, в этой глуши?

Взгляд Тура зажегся неописуемым гневом. Через слово глотая недостающий воздух и разбрызгивая во все стороны слюни, он накинулся на говорившего с неконтролируемой бранью:

– Ах ты, щенок!.. Да как ты смеешь, скотина?!. Да я тебя… в порошок, мразь!..

В этот момент Духовлад ощутил в себе кое-что новое, неизвестное ранее: много раз в своей жизни, ему доводилось выслушивать в свой адрес брань, в основном перед или совместно с побоями. И «ранее», он легко абстрагировался от этого, не давая скверным словам зацепить себя за душу. Но сейчас в нём вскипела ярость. Он готов был броситься вперёд, и разорвать на части главаря, забыв о его статусе и заслугах. Даже непроизвольно слегка подавшись в сторону Тура, но сумев, всё же, удержать себя, Духовлад приготовился было ответить бранью на брань, но звонкий голос Вука опередил его:

– Почему ты так отвечаешь ему, Тур?! Он – полноценная часть нашего воинства, и сделал то, на что имел полное право: задал тебе вопрос…

– И не безосновательный! – послышалась с другого края толпы лаконичная добавка от Ворона – Как я понимаю, наш Совет и нужен для того, чтобы ты отвечал на наши вопросы, и в нас не зрело сомнение, будто нас ведёт недостойный.

Тур на мгновение замер раскрыв рот, и подавившись собственной руганью. Такой поворот был абсолютной неожиданностью для него. Вук ещё ладно, можно было бы пререкаться: за него только Ратибор железно станет, а вот Ворон… Под началом последнего, самая боеспособная ватага в воинстве, да и нравом он покруче. Здесь одной перебранкой может не обойтись… Туру вдруг стало ясно, что он БОИТСЯ Ворона, но он тут же стал убеждать себя, что это просто его «стратегия». Правда, это слово, он всего несколько раз слышал от Горана, и имел о его смысле весьма размытое понятие. Тот же час сделав вид, будто только что не осыпал оскорблениями Духовлада, Тур нарочито спокойно и холодно ответил:

– Мой брат обещает, что скоро мы выйдем из леса, и тогда накопленные нами деньги, подарят нам новую, прекрасную жизнь…

– Твой брат обещает, что мы выйдем из леса уже не первый год! – раздался чей-то выкрик из толпы – Так, когда же?

– Кто хоть раз может вспомнить случай, когда мой брат не выполнял обещание, или навёл нас на бедный добычей обоз? – решил перейти в наступление Тур – Если бы не он, вам всем просто жрать было бы нечего!

Эти слова произвели некоторый эффект на разбоев: всё-таки, многие признавали важность наводок Горана. Но Духовлада не смутило это замечание, и он, всё так же громко, но теперь более уверенно, ответил:

– А если бы не МЫ?! Была бы у твоего брата такая роскошная повозка?! Одевался бы он, как рунейский вельможа?! Уж он точно себе ни в чём не отказывает! Так что не надо попрекать нас его вкладом в Наше Дело: он выполняет свою часть работы, а мы – свою! Только, он может тратить свою долю добытых денег, а мы – нет! Ну да это полбеды. А вот, как ты думаешь, Тур: как поступит твой братец, если угодит в лапы стражников?! Неужто погибнет в страшных мучениях, но нас не выдаст? Или может сразу сдаст нас с потрохами, надеясь выторговать себе жизнь?..

После этих слов, над сборищем поднялся страшный шум: высказанная Духовладом мысль никогда не обсуждалась в отряде вслух, но в каждой голове, способной вообще рождать какие-нибудь мысли, она периодически появлялась. Люди, преданные Туру, подхватив фанатичную уверенность своего предводителя в честности Горана, с пеной у рта доказывали свою правоту, даже не утруждая себя тем, чтобы вникнуть в аргументацию оппонентов. Последние, в свою очередь, тоже – за редким исключением – не проявляли ни глубины мысли, ни красноречия. Хаос и брань, воцарившиеся над Советом, вот-вот готовы были перерасти в вооружённую потасовку. Во всей этой вакханалии, взгляд Духовлада случайно выхватил из толпы Предрага. Его спокойное, довольно улыбающееся лицо, так поразительно контрастировало с кипящими вокруг страстями, а еле заметный огонёк ликования в глазах, говорил о том, что всё происходит согласно его расчётам. Видимо приметив, что напряжение в толпе дошло до нужного уровня, Предраг попросил кого-то из своих людей подать ему небольшой бочонок. Встав на него ногами, благодаря чему возвысился над всеми, атаман стал громкими возгласами требовать тишины и внимания. Духовлад отметил для себя, что разбои, не зависимо от того, какую точку зрения отстаивали, увидев человека, возвышающегося над ними, послушно замолкали, и готовились внимательно слушать его слова. Относительная тишина наступила достаточно быстро, и Предраг стал вещать спокойным, уверенным голосом:

– Послушайте, братья! Ссора – это совсем не то, что нам сейчас нужно! Тур уверен в честности своего брата, и это природно. Никто из нас не ожидал бы предательства от родного человека. Но большинство в нашем воинстве, опасаются этой последней наводки, и не напрасно. Тур, я хочу предложить тебе выход из сложившейся ситуации: раз твои люди так горячо поддерживают тебя, то они пускай и идут в этот налёт. Мне вот, например, тоже не очень верится, что Горан предатель. Я даже возьму две дюжины своих людей, и пойду с тобой. Уж поверь: засаду я распознаю сразу, и, возможно, спасу тебе жизнь. Если же Малыш ошибся, и наводка честная, то добычу разделят только те, кто участвовал в налёте. Но на случай, если это всё-таки ловушка, остальное воинство уйдёт из лагеря, пока мы не вернёмся. Причём, уйдёт через день после нас, чтобы мы, в случае пленения, даже направления не знали, в котором искать остальных. Вернёмся мы, обязательно по той же дороге, по которой уйдём. Выставьте где угодно на этой дороге скрытый дозор, который будет знать, где вас найти. Если этот дозор увидит, что мы возвращаемся с добычей, и без дружинников «на хвосте», то покажется нам, и проводит к остальным.

Толпа взревела, одобряя предложение Предрага. Окружающие разбои сняли его с бочонка, и стали качать на руках, выкрикивая похвалы за мудрое решение. Тур, скрепя зубами, согласился на предложение соперника. Суть этого предложения, полностью отвечала их с братом целям, но главарю не давало покоя ощущение морального поражения, можно даже сказать разгрома. Проклятый Предраг сумел выставить всё так, чтобы он – Тур – принял это предложение, с видом загнанной в угол, побитой собачонки, уже не отстаивающей свои интересы, но спасающей собственную жизнь. Но ничего, не долго ему осталось… А вот проклятый щенок всё яснее показывает свою поганую личину: ведь это он всё начал! Видать Предраг потихоньку натаскивает его, учит стряпать подленькие делишки! Да ладно, всё не так плохо: старый лис уже почти в капкане, а без него и лисёнку конец!..

***

После Совета, ещё немного пошумев, разбои разбрелись по срубам. В срубе, занимаемом Предрагом и его людьми, царила атмосфера ликования. Все сгрудились вокруг своего атамана, и на все лады воспевали его мудрость. Некоторое время, Предраг удовлетворённо купался в этих льстивых речах, но вскоре подал знак, что сам хочет держать слово:

– Спасибо! Спасибо вам гордые, и свободные люди! Ваше доверие не будет напрасным, ибо всё, что я делаю, я делаю ради вас! Но вы незаслуженно обходите вниманием вклад ещё одного человека! – с этими словами, он отыскал взглядом Духовлада, и стал подзывать его к себе – Малыш, иди сюда, Малыш! Встань рядом со мной…

Почувствовав, как краска смущения залила его лицо, молодой боец, сдержанно улыбаясь, стал пробираться сквозь толпу к атаману. По пути, его то и дело одобрительно похлопывали по плечу и хвалили за остроту слов. Когда же он добрался до Предрага, тот по-отечески положил ему ладони на плечи и, как будто любуясь им, заговорил громко и отчётливо, чтобы слышали все:

– Ты отлично показал себя, мой мальчик! Я не ошибся в тебе. У тебя острый ум, крепкая рука и благородное сердце. Теперь у меня к тебе более ответственное поручение: когда я уйду с Туром, ты останешься старшим, вместо меня. Никто не против?

Толпа ответила дружным, одобрительным возгласом на вопрос своего лидера. Никто из присутствующих не смел ставить под сомнение кандидатуру, утверждённую самим Предрагом. Оценивающе оглядев присутствующих, выражающих единогласное одобрение, атаман снова посмотрел на Духовлада, и с лукавой интонацией пошутил:

– Ты смотри, как тебя поддерживают! Скоро, видать, мне совсем придётся тебе своё место уступить!

Толпа взорвалась наигранным хохотом. Хоть Духовлад и засмеялся вместе со всеми, но что-то его в этой шутке насторожило…

***

В это время в срубе Тура, преобладали иные настроения. Главарь на всё реагировал крайне нервозно, и нескольким разбоям, оказавшимся «не в то время, и не в том месте», уже досталось по звонкой затрещине. Это, всё-таки, помогло Туру немного согнать злость, и Опара, уже выработавший особый нюх на поведение главаря, завёл с ним беседу, надеясь, таким образом, его окончательно успокоить:

– И что будем делать дальше?

– Дальше, действовать будем, по плану Горана. Все эти дураки, так перепугались того, что у этого налёта другой изначальный план. Сразу вообразили себе, будто Горан попался страже… Да у этих тупоголовых, продажных стражников, ума не хватит, чтобы прижать моего брата! Я-то знаю, что всё это устроено для удобной расправы над Предрагом: горстка преданных людей спасти его не смогут. Скажем, что все в налёте погибли, и никто ничего не узнает… А даже если узнают, то что?! Побуянят, и перестанут. Главное, чтобы во время расправы никто не мешал… Этот идиот думает, что защитил себя! Два десятка человек?! Ха! Я уже сейчас вижу, как этого Предрага подводят ко мне, ставят передо мной на колени… Как он шарит по сторонам обречённым взглядом, пытается вымолить себе прощение… А я – вынимаю свой меч, и, глядя ему в глаза, медленно ввожу клинок в его грудь, наслаждаясь тем, как в его перепуганных глазах, затухает огонёк жизни…

Представляя эту вожделенную картину, Тур до хруста сжал кулаки, а его, смотрящие «в никуда», глаза, налились сладостным предвкушением долгожданной мести.

– Эх, и я хотел бы это увидеть! – злорадно подхватил Опара.

– Нет – отрезал Тур – Тебе нужно остаться здесь, с небольшим отрядом верных мне людей. Мало ли, что там задумают Предраг и его люди… Обстановка в воинстве не должна оставаться бесконтрольной. Уверен, что этот щенок, подлизывающий зад Предрагу, останется здесь, и при случае будет нам вредить. Я вижу, Предраг не слабо его подтянул по части подлых выходок…

– Позволь мне сказать, Тур – молвил Далибор, стоявший рядом с Опарой – Когда я только попал в твоё воинство, то проводил много времени с этим Духовладом. Могу с уверенностью сказать тебе, что он крепко снюхался с твоим беглым богословом – Всесмыслом. Уверен, что этот червяк, первым узнавший о содержании послания Горана, сразу побежал к своему дружку, и всё рассказал, а тот уже Предрагу всё передал. После чего они хорошенько продумали, что будут на Совете говорить! От того всё так гладко и вышло у них.

– Вот, значит, как… – нахмурился Тур – Так он мне отплатил за то, что я пригрел его, от смерти спас! Сейчас главная проблема – Предраг. Но когда я вернусь из налёта, и с ним будет покончено, там уж у меня руки и до Всесмысла дойдут! Побеседую я с ним, ох, как побеседую! Долго, обстоятельно… А уж после той беседы, он своему дружку будет рассказывать только то, что НАМ нужно!..

***

На следующее утро, разбойничий стан ожил рано. Всем разбоям следовало готовиться: одним в налёт, другим – на время покинуть лагерь. Опара, как временный заместитель Тура, больше всего переживал за сохранность казны воинства, во время поисков места для новой стоянки. Казна представляла собой немалые средства: в ней хранилась (как всех заверял Тур) часть добычи каждого из разбоев в деньгах, и драгоценностях. Половина, правда, предназначалась Горану, но остальная часть мёртвым грузом оседала в сундуках Тура. Не смотря на постоянные напоминания главаря, что казна воинства богата, и скоро сравнится с сокровищницей Батурия (что, по его мнению, должно было подчеркнуть его собственный административный талант), в разбойной среде, это не вызывало особого энтузиазма, так как тратить деньги в лесной глуши было негде. Обычно казна покоилась в специально вырытом погребе, под срубом который занимали Тур и его люди. Теперь же, по понятным причинам, её следовало взять с собой.

Сборы Тура и Предрага, проходили достаточно легко и быстро, по причине стандартности задачи, и отработанности действий, при её выполнении: каждый из разбоев, уже неоднократно бывал в налётах, и знал, что ему может понадобиться.

По-другому дела обстояли у тех, кто должен был покинуть лагерь на неопределённый срок, а может быть и навсегда. Многие, подобно престарелым хозяюшкам, видели необходимое практически во всём, на что падал их глаз. Между подобными индивидами то и дело разгорались ожесточённые споры на предмет размещения своей поклажи на телегах, из-за чего в лагере стоял страшный галдёж.

Духовладу до этого дела не было. Привыкнув в жизни довольствоваться малым, он не желал обременять себя вещами, без которых вполне мог обойтись. Даже теперь, когда его социальный статус так сильно изменился, и появилась возможность желать, добывать, и копить, молодой боец вовсе не стремился отдаться этим сомнительным благам. В то же время, в отличие от подавляющего большинства подобных случаев, Духовлад не пытался казаться адептом некоего культа аскетизма, и не смотрел с высокомерным осуждением на тех, кто погряз в обратном.

На следующее утро, Тур и Предраг увели людей в засаду, а через день после них, из лагеря, в противоположном направлении, ушли все остальные разбойники, которым ещё следовало найти подходящее место для временной стоянки.

***

Тур и Предраг, уже несколько дней находились в засаде, ожидая появления обоза. Путь, по которому должен был пройти обоз, не был крупным торговым трактом. Узкая дорога в чаще леса, практически всю ширину которой займёт одна телега. Это дополнительно убеждало Тура, что в вопросе безопасности этого обоза, сделана ставка на скрытность.

Среди людей Предрага, наблюдалась повышенная нервозность. Здесь, вдалеке от остального воинства, очень остро ощущалось их численное меньшинство, по сравнению с людьми Тура, которые то и дело бросали косые, злобные взгляды в сторону кучки «политических противников», держащейся особняком. В эти несколько дней, моральное напряжение в отряде постоянно росло, и большинство людей Предрага молили всех богов, которых только могли вспомнить, чтобы поскорее пришёл проклятый обоз, дабы все могли выпустить пар, предаваясь свирепому грабежу. Сам Предраг казался абсолютно спокойным, как будто выше упомянутой проблемы просто не существовало. Это, возможно, было главным фактором, удерживающим его людей от полного срыва.

Тур запретил пока трогать Предрага, и его сторонников. Он решил покончить с соперником в присутствии Горана, но в ожидании часа возмездия он развлекался, наблюдая за людьми Предрага, шарахающимися от каждого звериного крика, доносящегося из чащи. И вот, наконец, послышался топот приближающихся всадников. Один из них, начав спешиваться, пока лошадь ещё не полностью остановилась, взволнованно огласил:

– Приближаются! Они приближаются! Занимайте свои места, готовьтесь к бою!..

– Сколько там дружинников? – выскочив на тропу, спросил у него Тур с излишней деловитостью, сразу бросающейся в глаза.

– Думаю, меньше четверти нашего отряда – не очень уверенно ответил разведчик.

– Сколько телег? – не унимался Тур, явно недовольный неточным ответом.

Несколько секунд, разведчик молча таращился на него, думая о том, что главарь должен был быть в курсе того, что, кроме Всесмысла, в воинстве считать никто не умеет. Но видя, как тот заведён, и зная, что в таком состоянии Тур рассудительностью не отличается (как, впрочем, в любом состоянии), но зато скор на рукоприкладство, разведчик нашёлся:

– Намного меньше, чем обычно…

– Толку от тебя… – презрительно прошипел Тур – Ты хоть Горанову телегу видел?

– Вроде да…

– А ну, пошёл… – психанул Тур, и отправил разведчика занимать место в засаде, с помощью звонкой затрещины.

Предраг со своими людьми, находился неподалёку, и слышал этот невнятный доклад. Его люди повернулись к нему, ожидая его выводов.

– Похоже, всё в порядке. Занимайте места… – мягко и уверенно сказал Предраг, и его последователи послушно разбрелись по кустам, не смея поставить под сомнение слова своего мудрого атамана.

Прошло несколько часов томительного ожидания, и сквозь просветы в листве, показались первые подводы обоза. Притаившись, разбойники наблюдали, как мимо них размерено проползала цепочка телег, между каждой из которых, ехал конный дружинник.

Размер обоза действительно был намного меньше привычного, и охрана была немногочисленной. Обоз полностью растянулся на всю длину засады, и лесную тишину разорвал визг разбойничьего рога. Издавая дикие вопли, разбои разом бросились на свою цель со всех сторон. Но столь привычного эффекта неожиданного нападения, разбои не получили, а вот то, что произошло, вогнало большинство из них в губительный ступор. Как только прозвучал разбойничий клич, с телег мигом слетели тенты, и с каждой из них, на волну нападавших, ринулось с дюжину дружинников, и, вторя разбойничьему рогу, раздался сигнал рога из обоза. Этот сигнал, был намного более глубоким и зычным и, без сомнения, разошёлся на многие километры в лесной тишине. Для обученных дружинников, принимавших участие во многих боевых действиях, разбои не стали сложными противниками: их неровный строй, таял на глазах. Те немногочисленные из разбоев, что не впали в оцепенение, или не стали оказывать неуверенного сопротивления, кинулись в чащу, надеясь спастись бегством. Их нехитрый план, был на корню разрушен парой десятков конников, которые изначально казались единственной охраной обоза: лес был не настолько плотным, чтобы пеший мог тягаться с всадником, за счёт маневренности. Поэтому настигали их быстро, и беспощадно изрубали.

Среди разбоев был только один человек, для которого эта контратака не стала неожиданностью. Предраг, с первых же секунд боя ловко укрывшийся за спинами своих людей, быстро проскользил взглядом, по видимой части обоза. Увидев, как с одной из телег спрыгнул человек, короткими жестами и командами организовывающий действия дружинников, он бросился к нему со всех ног. Умудрившись проскочить мимо нескольких дружинников, уже занятых, к счастью, кем-то из разбоев, атаман бросил свой меч к ногам командира, и, подняв руки открытыми ладонями вперёд, громко закричал, пытаясь пересилить шум боя:

– Я сдаюсь! Здесь не весь отряд, я помогу найти остальных!..

– Стой! – крикнул тот дружиннику, уже подскочившему, было, к Предрагу с занесённым мечом, и, переступив через оружие атамана, грубо сгрёб его за шиворот мощной рукой – Пойдёшь со мной!

Процедив это сквозь зубы своему пленнику, он бесцеремонно потащил его за собой. Предраг, не поспевая за быстро идущим дружинником, неуклюже семенил ногами, то и дело спотыкаясь.

Из повозки Горана, находившейся примерно в центре обоза, вылез Волибор. Опытным взглядом осмотрев происходящее вокруг, он сразу понял, что бой скоро окончится, и приближающееся подкрепление уже ни к чему. При планировании этой операции, после долгого обсуждения в кругу своих сотников, он вынес решение укрыть в обозе только две сотни пеших воинов, а две дюжины всадников, сделать «видимой» охраной. Горан, после ночи в пыточной камере Кременца, клялся ему, что сумеет выманить всего лишь небольшой отряд, справиться с которым будет легко, а несколько пленных из этого отряда, приведут дружинников прямо в лагерь ничего не подозревающих разбоев. Такой вариант очень нравился Волибору, так как его люди, в этом случае, подвергались наименьшей опасности. Но опытный вояка хорошо усвоил, что в подобных делах всё может пойти не так, как замышлялось. По его стратегическим расчётам, вариантов развития событий, было два. Удачный: если разбои действительно явятся в количестве около сотни, тогда двух сотен опытных воинов, укрывшихся в обозе, вполне хватит для уничтожения противника. Неудачным развитие событий, считалось бы в случае, если разбои, всё же, устроили засаду всем своим отрядом, либо (что было наименее вероятно) даже в меньшинстве оказали бы жёсткое, хорошо организованное сопротивление. В этом случае, согласно плану Волибора, дружинники заняли бы оборону на телегах. В нескольких километрах позади обоза, должны были идти три сотни всадников, которые по сигналу (звук рога), должны были поспешить на помощь. Такое расстояние, они преодолели бы за считанные минуты, и долго самим сдерживать неприятеля, в обозе не пришлось бы. Уже за ними, подошли бы оставшиеся пять сотен пеших дружинников. Сам Волибор, решил идти в обозе, чтобы лично контролировать ситуацию с самого начала. Кроме того, он считал, что несёт основную ответственность, за верность стратегических решений, и потому своё место видел на самом опасном участке.

Но разбои даже не пытались держать строй, или слаженно атаковать всей силой. Каждый думал только о себе, и невнятные очаги их сопротивления, гасли на глазах. Волибор спрятал в ножны меч, оказавшийся ненужным. К нему уже спешил один из его сотников – Добрыня – таща за шиворот кого-то из разбоев. Подойдя к тысячному, он с силой надавил на плечо пленника, вынуждая того пасть на колени. Волибор сразу заметил, что пленный разбойник податлив, и оказывать сопротивление не намерен.

– Этот сдался, – объяснил Добрыня тысячному – Сказал, что может привести нас к остальным.

Волибор ещё раз внимательно посмотрел на лицо пленника: крайне взволнован, но следов панического страха нет. Похоже, действует осознанно, возможно, по заранее продуманному плану. Умные глаза, лицевые мышцы развиты плохо… Скорее всего, не видал в жизни ни тяжёлой работы, ни упорных тренировок… Наверное из тех, кто считает себя всех умнее… Волибор не любил таких людей, так как натерпелся от их породы вволю: всё окружение Батурия сплошь состояло из подобных типов. Не признают ничего, кроме собственной выгоды. А может так и надо?.. Волибору захотелось подёргать этого пленника за нервы, и он безразличным голосом спросил:

– Как твоё имя?

– Предраг. Я был одним из атаманов, я помогу найти остальных…

– А с чего ты взял, Предраг, что нам нужны остальные?

Пот выступил на лбу Предрага, а спину обжёг холод. Мысли в его голове, полетели с сумасшедшей скоростью: «Просчитался?!. Они не станут охотится за остальными?!! Тогда нечего предложить взамен, за свою жизнь!.. Стоп! Если этим занялась дружина Батурия, то уж точно задача у них уничтожить нас «под корень», чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. И казна! Казна Тура!.. Даже если им не нужно уничтожать всех, то ради такой добычи, они согласятся преследовать оставшихся разбоев!..». Всего на одно мгновение смятение показалось на лице Предрага, но здравый рассудок, тут же вернул его сбитое с толку сознание под свой жёсткий контроль.

Тем временем расправа (по-другому это назвать было сложно) над разбойниками окончилась. Дружинники вели в сторону тысячного с дюжину пленённых, подраненных разбоев, покалывая их копьями для ускорения и острастки. Среди них был и Тур, пытающийся испуганно держаться в середине. Знаком им приказали остановиться недалеко от Волибора, занятого пока допросом Предрага.

Послышался нарастающий топот, и на узкой тропе, показалась колонна всадников. Сотник, ведущий колонну, сразу уразумев, что всё уже кончено, махнул рукой следующему за ним всаднику, который передал этот жест дальше по колонне. Колонна остановилась, всадники спешились, и завели лошадей в чащу, дабы дать дорогу, идущему следом пешему строю.

– Так что ты мне скажешь, Предраг? – вернулся к разговору, немного отвлёкшийся было Волибор.

– Скажу, что ты и сам захочешь искать оставшихся. Казна, скопленная нами за все прошлые налёты, более чем богата, чтобы быть наградой за такой несложный труд.

Волибор снова испытывающе посмотрел на Предрага: пройдоха знает своё дело! Послушать, хотя бы, как сбалансирована его интонация: говорит уверенно, но мягко, убеждающе. Явно будучи уверен, что без него не обойдутся, не пытается этим бравировать… Есть у него что-то ещё…

– А с чего ты взял, что именно тебя мы оставим в помощь? – спросил Волибор, и кивнул в сторону остальных пленников – Любой из них приведёт нас в лагерь. Напуганы они побольше твоего, значит и стараться будут получше.

На душе у атамана стало спокойнее: выпытывает, значит, тысячный, чем он – Предраг – может быть ему полезен. А раз дело к такому разговору, то здесь атаман убедит в чём надо хоть самого Кривлада!

– Верный способ испортить любое дело, это заставить дурака стараться! – ухмыльнулся Предраг – В лагере никого нет. Было подозрение у нас, что этот обоз – засада. И я в этом был уверен. По дороге в наш лагерь, будет стоять скрытый дозор, и если они увидят дружинников, то принесут остальным весть, что в лагерь возвращаться нельзя. Тогда вам уже не скоро удастся выйти на их след, так как они покинули лагерь позже нас. Единственный способ, это заманить их в другую ловушку, но ни у кого из ваших пленников, кроме меня, не хватит ума гладко всё обставить. Не веришь мне, поговори с кем-нибудь из них, и сам всё поймёшь.

Волибор нахмурился. Этот разбойник действительно всё просчитал заранее. В уме и самообладании ему не откажешь. Придётся серьёзно рассмотреть его предложение. Отметив это, тысячный продолжил допрос:

– Ты среди них главный?

– Нет, не я. Вон тот, в кольчуге, что за остальными пытается укрыться. Тур его имя – с готовностью отозвался Предраг, указывая пальцем на бывшего главаря.

– Если ты самый умный, чего ж он тогда самый главный? – засомневался Волибор.

– Да просто он – брат Горана. Наводчика, который к вам первым попался. От него зависела наша добыча, от того и приходилось этого дурака в главарях терпеть. Но теперь, будь уверен, все за мной пойдут.

– И чего это тебе захотелось всех своих товарищей под удар подставить? – презрительно усмехнулся тысячный.

– Да стадо тупых баранов это, а не товарищи! – сплюнул Предраг – Не хочу я с ними всю жизнь по лесам скрываться!

– А чего ты хочешь за свою помощь?

– Хочу, чтобы ты выговорил мне прощение. И от нашей казны некоторую часть. А остальное, ты со своими сотниками разделишь. Князю вашему, или ещё кому, о ней ведь докладывать не обязательно – твёрдо ответил атаман, глядя Волибору прямо в глаза.

Тот, немного подумав, ответил, тоже не отводя взгляда:

– Думаю, что твоя помощь убедит князя оставить тебе жизнь, если помощь твоя действительно окажется настолько полезной, как ты обещаешь. А насчёт вашей казны… Пусть окажется сначала в наших руках, а там посмотрим.

В группе пленных разбоев, находился один из людей Предрага. Он заметил, что его атаман, похоже, сумел о чём-то договориться с дружинниками, и обрадовавшись, решился несмело напомнить о себе:

– Эй, Предраг! Я здесь!..

Стоявший рядом дружинник, незамедлительно стукнул его древком копья по голове за подобную дерзость. Но Предраг услышал, и обернулся. Оглядев кучку бывших соратников, он снова повернулся к Волибору и проговорил, вовсе не стесняясь, что разбои слышат его:

– С этими нужно покончить сразу! Если кто-нибудь из них умудрится сбежать и добраться до остальных, то меня на куски порубят!

Тысячный прекрасно понимал, что пленный атаман прав. Правда, волновала его не безопасность Предрага, а угроза провала западни для оставшихся разбоев. Он захотел убедиться, что Предраг окончательно и бесповоротно готов отступиться от разбойников.

– Я хочу, чтобы ты убил одного из них, в присутствии остальных, пока они ещё живы – бесстрастно ответил он атаману.

– Я могу выбрать? – спросил тот.

Тысячный утвердительно кивнул головой. Предраг указал пальцем на Тура, всё ещё пытавшегося по-детски спрятаться за чужими спинами:

– Давайте этого… главаря.

Двое дружинников, заломили Туру руки за спину и, подведя к Предрагу, поставили перед ним на колени. Волибор подал убийце нож, и тот, взяв свою жертву за волосы, посмотрел ей в глаза взглядом, излучавшим глумливое превосходство. В ответ, глядя глазами, полными страха, Тур жалобно выдохнул, позабыв столь привычную для себя гордость:

– Пощади…

Ответив на это злорадной усмешкой, Предраг медленно перерезал ему горло. Дружинники отпустили руки жертвы, и тело, всхлипывая и захлёбываясь кровью, ещё несколько мгновений корчилось у ног своего палача. Волибор молча кивнул головой дружинникам, окружавшим остальных пленников, и те стали беспощадно колоть их копьями, не обращая внимания на стенания и мольбы. Когда дело было сделано, Волибор указал на Предрага:

– Уведите его пока. Мне нужно обдумать его предложение. И глаз с него не спускайте!

Теперь твёрдо уверенный в том, что Предрагу обратной дороги нет, тысячный занялся другими делами. Сперва, он осведомился у своих сотников о потерях. Оказалось, что убитых среди дружинников нет, а раненых всего около двух десятков. Также он попросил, найти ему меч Тура.

Через час подошли и пешие дружинники. Единственным всадником среди них был Виктор – сынок Главного Советника Феофана, назначенный Батурием в помощники тысячного. Виктор с важным видом подъехал к Волибору и осведомился таким тоном, будто тысячный уже он:

– Ну как всё прошло?

Вокруг Волибора стали собираться сотники, тяжёлыми взглядами оценивая заносчивого молокососа.

– Передовой отряд разбойников разбили. Осталось только выйти на остальных – спокойно ответил тысячный, не желая ожесточать своего преемника, дабы он не срывался на дружинниках после того, как примет тысячу под своё начало.

– Известно ли место нахождения лагеря? Когда мы выступаем? – деловито продолжил Виктор.

– В лагере никого нет. Разбои предполагали, что возможна засада…

– Я же говорил, что нужно заманить в эту ловушку всех! – нервно завопил сын советника.

Это была правда: Виктор настаивал, чтобы в послании Горана, предлагалось пойти в налёт всему разбойному отряду, но Волибор, желая избежать возможных потерь среди своих людей, решил спланировать так, чтобы основную часть разбоев застать врасплох. Виктор же продолжал визжать:

– Неужели справиться с горсткой разбойников, это настолько сложная задача?!.

Тут не выдержал сотник Добрыня, и гневно возразил зарвавшемуся мальчишке:

– Чего ж ты на коне, а к бою только с пешими пришёл?! Как горлопанить на весь лес, так ты скорый, а как в бой, так ты последним приплёлся!

Взгляд юнца вспыхнул гневом, и он яростно процедил сквозь зубы:

– Да как ты смеешь?! Я остался с главными силами только потому, что хоть кому-нибудь нужно поддерживать среди них дисциплину, о которой вы все, похоже, никогда и не слышали!

Сказав это, он резким движением развернул коня, и пустился вскачь, едва не сбив нескольких дружинников.

– Зря ты так. Скоро его над вами вместо меня поставят. Он тогда тебе это вспомнит… – проговорил Волибор, глядя в след Виктору.

– Да пошёл он! – с презрением сплюнув, ответил Добрыня – В первом же бою зарублю его своей рукой. Небось, ещё зад сам себе подтереть не умеет, а уже тысячей командовать собрался…

Волибор дал распоряжение сотникам, готовиться к ночлегу. Через некоторое время он увидел, как слуга Виктора ускакал в сторону Кременца. Тысячный сразу понял, к чему это: он, со своей тысячей, выступит только завтра, да ещё и идти из-за пеших дружинников будет намного медленнее. Так что слуга будет в ставке Батурия на несколько дней раньше, и передаст папаше-советнику, весть о новой неудаче Волибора. А тот уж накрутит князя, как следует… Тысячного вдруг охватила злоба, к этому змеиному семейству. Он припомнил, что в одном дне пути от Кременца, находится пасека, и большая медоварня, принадлежащие Феофану. Он – Волибор – ещё успеет напоследок плюнуть в рожи, этих высокомерных ублюдков!

Приказав привести к нему Предрага, он дал ему ориентир медоварни Феофана. Договорились так: Волибор держит свою тысячу в Кременце, а Предраг приводит оставшихся разбоев на медоварню. Охрана там небольшая, так что захватят они её без труда, и на радостях по любому перепьются. А ночью, Предраг сбежит в Кременец, и даст знать Волибору, что разбои в ловушке. А пока те из запоя выйдут, так Волиборова тысяча успеет пять раз с ними покончить.

– Думаю, всё сработает, как надо! – подытожил Предраг – Главное, чтоб мне удалось убедить их, что я и в бою побывал, и в плен не попался…

Волибор молча поднялся, взял его за левый локоть и, резко выхватив нож, точным ударом, пробил мягкие ткани на плече атамана, не задев кость. Вскрикнув от неожиданной боли, Предраг с ужасом уставился на тысячного, не понимая, что происходит. Тот, обтерев и спрятав нож, сказал Добрыне, который тоже присутствовал при разговоре:

– Отведи его к цирюльнику, пусть рану ему перевяжет. Только так, чтоб смотрелось криво, будто он сам, на скорую руку это сделал. Но, при этом, чтоб кровью не истёк… Вроде как в бою ранили, от того и сбежал.

– Правильно, это правильно… – пролепетал Предраг, прерывающимся от боли голосом, прикрывая второй рукой, кровоточащий разрез…