Читать книгу Сброд - Константин Квашин - Страница 14

Радовеж был подвержен немилосердному разорению. Войска Белого Края так и не пришли на помощь Павлу. Последний, в принципе, был готов к подобному развитию событий, и успел стянуть в свою ставку значительные силы из числа стражи подвластных городков и городишек. Численность защитников Радовежа, всё равно была вшестеро меньшей, по сравнению с дружиной Батурия, но, учитывая оборонительную позицию за стенами хорошо укреплённого города, являлась вполне приличной. Всё указывало на необходимость длительной осады, изнуряющей силы обоих сторон. Но осады не случилось, так как, едва войска Батурия подошли под стены и стали разбивать лагерь, в среде радовежской знати, тут же образовалась значительная группировка, весьма впечатлённая увиденным воочию полчищем Батурия, и обличившая Павла в подлом предательстве благородного князя. Их ничуть не смущал тот факт, что совсем недавно они сами с радостью поддерживали идею выхода из состава Чёрного Края, и на каждом застолье говорили дерзкие тосты, прочившие Павлу лёгкую победу. Остальные, кто может быть и стал бы добросовестно держать осаду, но не решился преградить дорогу агрессивному большинству, поддержали мятеж. Павла схватили, а перед дружиной Батурия, открыли ворота.

Радовежская знать, напрасно рассчитывала на милость в награду за сдачу города. Наградой ей стали дыбы, плети палачей, и колья для голов. Город был отдан на поругание дружине. Особенно свирепствовали две тысячи угличей, возглавляемых лично Алексеем, следы от побоев на лице которого, после недавнего визита в Радовеж, окончательно не сошли до сих пор. На главной площади города, поставили два трона, один для Батурия, другой – для его сына Гавриила. Рядом с ними расположилась личная охрана князя: четыре сотни отлично подготовленных бойцов, все как один, снаряжённые полным, тяжёлым ливтонским доспехом, с выгравированным на груди вепрем. В точно таком же доспехе был и сам Батурий, а вот доспех его сына (по капризному требованию последнего), был некстати обильно, даже наляписто, отделан золотом, но владельцу очень нравился.

Напротив тронов, вкопали большой кол, на который усадили Павла. Бывший Смотрящий стонал, то и дело исходя судорогами, медленно насаживаясь глубже на кол, под давлением собственного веса. Батурию привели двух малолетних сыновей истязаемого, и князь по очереди перерезал горло обоим, на глазах умирающего в мучениях отца. Оба детских трупика, положили у основания кола, на котором «восседал» бывший Радовежский Смотрящий. Потом, между колом и тронами, установили плаху, на которой одного за другим, обезглавили знатных радовежцев из окружения Павла, только что предавших своего Смотрящего. Когда их подтаскивали к плахе, большинство из них упиралось, слёзно требуя справедливости, ставя себе в безоговорочную заслугу то, что схватили предателя, и сдали город. На это Батурий грубо отвечал, что они должны были сделать это ещё до того, как князь вышел с дружиной из Кременца, бросая фразу, вроде: «Слишком поздно вспомнили, кто ваш настоящий хозяин!». Князя вообще не интересовала судьба этих паразитов, мнящих себя более ценными людьми, лишь на основании знатного происхождения, а вот возможность путём жестокой расправы подавить в других вассалах даже мысли о неповиновении, была ему вполне по душе, полностью отвечая его видению управления своим краем.

Наконец, самые знатные радовежцы закончились, и к княжьим тронам подвели дочь Павла, Уладу, бывшую невесту Гавриила. Её взгляд скользнул по мучающемуся отцу, трупам братьев, и обратился к князю. Ни один мускул не дрогнул на её прекрасном лице, лишь слёзы лились из глаз. Батурий, не отрывая от неё взгляда, обратился к сыну:

– Вот, Гавриил, та девушка, в руке которой, тебе отказал её отец. Да ещё и таким способом, как будто сватался к нему последний из крестьянских сынов. Теперь же, думаю, его благословление необязательно, но разве ровня она тебе теперь? Достойна ли пойти с тобой под венец?

– Нет! – надменно прошипел Гавриил – Пусть этой презренной дочери подлого предателя, перережут горло так же, как её братьям, а тело положат рядом с ними, у ног отца!

– Не горячись, сын мой, – мягко проговорил Батурий, но под мягкостью в его интонации, чувствовался злорадный подвох – Правитель должен уметь не только быть суровым, но и проявлять милосердие. Ведь нет вины этого дитя в том, что разум её отца помутился от тщеславия. Мы оставим ей жизнь. Более того, до конца своей жизни, она будет жить в Кременце, где я лично смогу проследить за тем, чтобы жизнь её протекала… стабильно. Конечно, теперь она сама должна будет кормить себя, но я придумал ей занятие, достойное дочери такого отца: она будет чистить отхожие места в моей крепости. Видишь, девочка, не смотря на твоё поганое происхождение, мы великодушно дарим тебе жизнь, и ты увидишь ещё много прекрасных вёсен.

– Я молю всех богов только о том, чтобы своими глазами увидеть твою смерть – ответила князю Улада ровным голосом, не меняясь в лице.

Батурий усмехнулся: высокомерная гордость ребёнка, избалованного богатыми и влиятельными родителями. Ей, небось, и пощёчины никогда получать не приходилось… это даже хорошо. Тем более ужасными, покажутся ей оставшиеся годы её жизни. Пусть и Павел успеет перед смертью подумать об этом как следует. Князь повернулся к командующему своей личной охраны, и спросил:

– Готово? Пусть кто-нибудь сходит, узнает.

Тот кивнул, и дал соответствующее распоряжение одному из подчинённых, который, в свою очередь, куда-то быстро скрылся.

Батурий смотрел в глаза Уладе. В них отражалось великое горе, терзавшее сейчас её душу, и ещё решимость, некая твёрдая решимость. Князь снова усмехнулся, в шутку интересуясь про себя: а что будет отражаться в её глазах, через несколько минут?

Отосланный с поручением боец вернулся через несколько минут, неся в руках раскаленное добела клеймо на железном пруте. Двое телохранителей князя, подступили к девушке, с обеих сторон заломив ей руки за спину, и, крепко схватив за волосы на затылке, задрали голову жертвы подбородком вверх, с силой удерживая в таком положении. Клеймо неспеша приближалось к лицу Улады, как будто упиваясь ужасом ожидания девушки, которая могла, разве что зажмурить глаза. Спустя мгновение, раскалённое железо, впилось в нежную кожу на левой щеке несчастной, и над площадью раздался пронзительный девичий визг, который, впрочем, почти сразу смолк: Улада лишилась чувств. Когда клеймо отстало от щеки, на ней красовался силуэт головы вепря. Такая отметина, украшала круп каждой лошади в конюшнях князя Батурия.

***

Очередной поворот лесного тракта, наконец, открыл взору Предрага стены Кременца. До крепости оставалось ещё около километра, от того, просматривающаяся отсюда целиком, она казалась особенно величественной. Сердце Предрага затрепетало: если бы удалось убедить людей князя в своей полезности, и остаться служить при дворе, чьим-нибудь вторым, третьим, пятым советником… Советником пятого советника… Да неважно! Бывший разбойный атаман готов был начать с самого малого, лишь бы зацепиться. А уж в своём расчётливом уме, он не сомневался: со временем, он сумеет занять высокое и почётное место, более ему подобающее, нежили «лавры» вожака, своры немытых лесных чуханов. Под наплывом этих воодушевляющих мыслей, даже отступило невероятное утомление, ещё пару минут назад насильно смыкавшее веки через каждые сто метров пути, из-за чего Предраг несколько раз едва не свалился с лошади. Но теперь он взбодрился, как будто окунулся в холодный ручей, и даже слегка подстегнул поводом лошадь, приказывая быстрее нести его навстречу судьбе.

Немного недоезжая до крепости, Предраг обратил внимание, на расположившийся у дороги стояк. Кишевшая в нём публика, несколько насторожила Предрага, так как очень сильно напоминала ему недавних подчинённых. Грязные, одетые в обноски, вооружённые чем попало люди, провожали его хмурыми, недобрыми взглядами, впрочем, не препятствуя передвижению бывшего главаря. И вдруг, среди этих отбросов, Предраг увидел Волибора, подводящего под уздцы коня к дороге. Когда он поравнялся с тысячным, тот уже вскочил в седло.

– Где твои люди?! – с ходу, взволнованно спросил Предраг.

– Вот – спокойно ответил Волибор, обводя окружающих рассеянным взглядом.

Внутри у Предрага всё похолодело. Мало того, что это были не дружинники, так их ещё была явно не тысяча!

– Что происходит?! – засуетился бывший главарь – Почему у тебя так мало людей?!

– В Радовеже восстание. Батурию в походе понадобилась вся дружина, а мне оставили ополченцев, чтобы я мог завершить порученное дело. В любом случае, тебя это не касается. Ты ведь привёл разбоев на медоварню?

– Всё, как договаривались! – закивал Предраг – Привёл, напоил. Перепились так, что позасыпали там, где пили! Думаю, оправятся не раньше, чем через неделю! А если и раньше, то им будет, кем заняться!

– Хорошо, ты свою часть работы выполнил. Сколько ты добирался сюда на лошади?

– Ехал я не спеша, примерно пол суток.

– Значит с пешими, нам добираться придётся сутки. Ладно, выступаем ночью, чтобы быть у медоварни на рассвете следующего дня. Пусть все ложатся отдыхать, а я пока провожу в крепость нашего помощника – это Волибор сказал, стоявшим поблизости «неуставным вождям» ополченцев.

Сделав знак Предрагу следовать за ним, тысячный потрусил к воротам крепости, а обескураженный переменами лазутчик, послушно последовал его указанию.

– Думаете, он действительно собирается разделить с нами казну разбоев? – спросил один из подпольных главарей ополченцев у трёх своих коллег, глядя вслед удаляющимся всадникам.

–Нет, не собирается – ответил тот, который выглядел старше и опытнее остальных – Всё это неспроста, он явно что-то задумал. «Мне много не надо…». Мой дед говорил: человек, которому «много не надо», всегда хочет получить всё… Он в опале у самого князя, так что никто не станет плакать и искать виноватых, если завтра он погибнет в бою…

Остальные «вожди», молча закивали, соглашаясь с ходом мыслей товарища.

Тем временем, Волибор с Предрагом подъехали к крепостным воротам. Эта часть фортификационного строения, под стать массивным стенам, впечатляла своей мощью, и неприступным видом. Ворота были выполнены в виде башни, в основании которой имелась просторная арка, с округлым сводом. Портал самих ворот, был несколько уже и ниже остальной арки, благодаря чему, массивные дубовые створки, щедро обитые железом, сейчас могли быть распахнуты внутрь. Чтобы закрыть или открыть такие ворота, понадобилось бы с десяток человек минимум. Для экстренного же перекрытия доступа в замок, в самом начале арки, сразу за условной линией, на которой смыкались створки ворот, под сводом виднелся самый краешек мощной ге́рсы⁴, скалящейся рядом острых железных наконечников. Очевидно, в самой башне, находился некий механизм, приводящий в действие эту крепкую решётку. Перед открытыми воротами, на часах стояли двое стражников. Точнее сидели. При приближении всадников, один из стражей поднялся, и преградил им путь, слегка наклонив в их сторону копьё.

– Чего надо?! Отвечай, ну! – грубо спросил он, хотя явно узнал Волибора.

– Это тот самый человек, который оказал большую услугу Чёрному Краю. Тот, кому хочет выразить благодарность лично светлейший князь Батурий, приказавший так же, выделить покои в замке для этого героя, где тот сможет со всеми удобствами, дождаться возвращения князя из похода – кивнув взгляд в сторону спутника, ответил Волибор таким тоном, как будто не заметил пренебрежительной интонации в свой адрес.

– Сейчас уточню – буркнул страж, и скрылся во дворе замка.

Оставшийся часовой, не проявлял ни малейшего интереса к пришельцам, сосредоточенно пытаясь выковырять пальцем засохшие сопли из самых глубин своего носа. Предраг занервничал. В первую очередь от того, что ему казалось, будто из-за мешочков с золотом, выкраденных из казны воинства перед бегством, слишком заметно топорщится рубаха. Он очень сильно переживал, что кто-нибудь узнает о его «выходном пособии», и решит на него позариться. Вторым поводом для нервозности, было некое нехорошее предчувствие. Предраг, как человек простого происхождения, никогда ранее не бывал ни в придворной среде, ни даже в около придворной. Теперь ему казалось, что в своём представлении, он их несколько идеализировал. Пока он не видел вокруг ни всеобщего благородства, ни вежливости, правильно оттенённой чувством собственного достоинства, но зато хамства, Предраг узрел здесь ничуть не меньше, нежили в среде его недавних подчинённых. Даже морды здешних обитателей, ничем не отличались от разбойничьих.

Часовой вернулся вместе с начальником стражи. Тот уже был в курсе распоряжений князя, и, скользнув надменным взглядом по Волибору, на Предрага посмотрел вполне благосклонно, сказав ему:

– Прошу Вас, проезжайте. Вас проводят в ваши покои, и помогут расположиться.

Стражник, ходивший за начальством, взял лошадь Предрага под уздцы, и повёл во двор замка сквозь длинную арку ворот. Хот суть краткой речи начальника стражи была вполне приветлива, тон его был холодным и неприятным. Предраг, начиная нервничать ещё сильнее, оглянулся на Волибора, оставшегося за порталом ворот, и поймал на себе его взгляд. Он так и не понял, что именно напугало его во взгляде тысячного, но у Предрага сложилось устойчивое впечатление, будто именно так на кого-то смотрят в последний раз. Тревога волной озноба прокатилась по всему телу бывшего разбойного главаря. Будь Предраг бойцом по сути своей, он бы сейчас рванул поводья из рук поводыря, резко развернул лошадь обратно, в сторону выхода из проклятой арки, прорвался бы сквозь единственного часового, оставшегося у ворот, а там… Но бойцом Предраг не был. А потому, продолжил покорно труситься на горбу лошадки, ведомой крепкой рукой стражника в сторону «покоев», выделенных по личному велению князя «человеку, оказавшему большую услугу Чёрному Краю».

***

Привести разбоев в более или менее приемлемое состояние, удалось только во второй половине дня. Многие перенесли похмелье крайне тяжело. В толпах представителей «медвежьего воинства», собравшихся на Совет, пульсировал нестройный гул негодующих ворчаний: всем очень не нравилось, что попойка была настолько бесцеремонно прервана, и люди возмущённо выражали надежду, что не напрасно. Духовлад, как человек, с чьей «лёгкой руки» и начался весь сыр-бор, был безапелляционно уполномочен лично объяснить собравшимся, что именно случилось. Молодой боец, не имеющий большого опыта выступлений перед большим количеством людей, поначалу говорил неуверенно, не очень внятно, из-за чего послышалось несколько выкриков из толпы, усиленных бранью, и содержащих сообщение о том, что оратора плохо слышно. Это заставило Духовлада разозлиться на самого себя, и он немедленно преобразился. Голос его стал звонким, интонация уверенной, слова выговаривались чётко. Благодаря общению и учебным занятиям с Всесмыслом, молодой боец легко, без затруднений выражал свои мысли, и лаконично выстраивал предложения. Он повёл рассказ обо всём по порядку: о том, что Предраг исчез, о догадках насчёт его предательства ещё в том налёте, когда убили Тура. Постепенно он дошёл до предполагаемого плана беглого главаря, ввести своё воинство в глубокий запой, и в таком беспомощном виде отдать на растерзание дружинникам. Закончил он свою речь тем, что выразил уверенность в необходимости как можно скорее занять оборону, и сделать всё, чтобы дать отпор первому натиску дружинников, после чего с ними можно будет начать переговоры.

Речь Духовлада, произвела в рядах разбоев невиданный переполох: одни впадали в истерику, крича, что дни «медвежьего воинства» сочтены. Другие придерживались мнения, что всё это похмельный вымысел перепуганного сопляка. Третьи же, требовали продолжения попойки, и уже в ходе неё предлагали выносить решения. В ходе всеобщего галдежа, железно подтвердился факт пропажи Предрага, в результате чего, нервозность и истеричность охватывали всё больший процент собравшихся. В суматохе, сквозь бушующую страстями толпу, к Духовладу пробрался Опара, который стал гневно обличать парня перед разбоями:

– Я же говорил вам всем, что этот Предраг – лжец и предатель, но вы мне не верили! Этот щенок – его доверенное лицо! Ведь все помнят, как Педраг во время попойки говорил об этом через каждые десять минут! (По толпе прокатилась волна подтверждающих возгласов: уж это запомнили все, даже самые упившиеся) Они за одно, и нужно как следует прижать этого щенка, чтоб он раскрыл нам планы своего покровителя!

Духовлад с негодованием услышал, как толпа с готовностью поддержала это предложение. Теперь он сам себе казался полным идиотом. Молодой боец мог уйти вместе с Вороном, прихватив ещё и казну, которой бы никто не хватился ещё с неделю, оставив всё это пьяное быдло здесь, как отвлекающий фактор, который задержал бы дружинников, и позволил бы оторваться от преследования. Вместо этого он, как полоумный, впился в идею остаться здесь, дабы не отдать этот скот на убой, да ещё и Ворона убедил остаться. Не так давно, последний рассказывал Духовладу, что иногда у него возникает желание достать меч, и пойти молча рубить всех в этом воинстве направо и налево. Так вот сейчас, молодой боец его отлично понимал, так как в полной мере ощутил аналогичное побуждение. Сам же Ворон, уже пробирался к небольшому пространству, не занятому толпой, где сцепились злыми взглядами Духовлад и Опара. Встав между ними, атаман сначала повернулся к парню, глядя на него с ироничной улыбкой, как бы говоря: «Ну что, дурачок, теперь видишь, ради кого старался?», а после обратился со своим словом к толпе:

– Вы что ж, дальше собственного носа ничего не видите?! Это Малыш поднял тревогу, заметив отсутствие Предрага! Это Малыш убедил меня и моих людей собрать Совет, и если бы не он, то мы бы до сих пор пребывали в пьяном угаре! А то, что Предраг через каждые пять минут изливал похвалы Малышу, называя его своим главным помощником, доверенным лицом, так это для того, чтобы в случае обнаружения его пропажи, вы все набросились на парня, и зря теряли время, выпытывая у него то, чего он не знает!

Люди Ворона громко приветствовали речь своего атамана, и под их тяжёлыми взглядами, большинство остального воинства, тоже стало выражать благосклонность к поступку Духовлада. Ворон повернулся к Опаре, и громко, с насмешкой поинтересовался:

– Ты, Опара, предлагал «надавить» на Малыша… Так может попробуешь надавить, один на один?

Опара посмотрел на взбугрившиеся жгуты крепких мышц на предплечье правой руки Духовлада, которой он крепко сжал рукоять своего меча, и сбивчиво затараторил, уводя в сторону взгляд:

– Негоже перед важной битвой ссоры между собой затевать! А вообще, у нас и поважнее дела есть: мы-то, получается, без главаря остались! Надо решить, кто нас теперь поведёт.

– А у тебя уже, пади, и варианты имеются? – всё так же улыбаясь, спросил его Ворон.

У Опары сладко засосало под ложечкой: близится час его главенства в воинстве! А кого ещё захотят видеть главарём? Ворона? Ратибора? Вука? Так ведь эти даже на прошлых выборах отказались, а тогда ситуация была не такая опасная, и, следовательно, ответственная. При теперешнем раскладе оно им и подавно не надо! Больше никого из достаточно опытных и уважаемых разбоев (именно к таковым, Опара относил и себя), на ум не приходило. В сознании безраздельно властвовало предвкушение давно заслуженного признания: в том, что именно он сегодня станет главарём, Опара даже не сомневался. Растворившись в этих приятных ожиданиях, он уже даже не думал о щекотливом положении, в котором оказалось «медвежье воинство», как не думал и о том, что выводить его из этого положения – задача именно главаря. Но сразу рваться к желанному положению, показалось Опаре неприличным, и он решил сначала предложить вакантное место другим людям, которые, по его расчётам, в любом случае должны были от него отказаться.

– Конечно, имеются! – подтвердил, наконец, Опара – Вот ты, Ворон, очень подходящий вариант!

– Ну, уж нет! – возразил тот – Я по три раза повторять не привык! Мои люди меня с одного взгляда понимают, а вот с остальными, у меня подобного взаимопонимания не предвидится. А так как нервничать напрасно я не люблю, то срываться на всех буду жёстко. Короче, мне и без этого счастья хорошо…

– Тогда Ратибор или Вук, пусть возглавят воинство – предложил Опара, про себя с радостью отмечая, что всё идёт по плану.

– Да чего вы ко мне привязались?! – вспылил Ратибор со своего места – То Предраг, теперь ты! Отстаньте уже со своим главенством! Каждый должен сам за себя отвечать! Мне командиры не нужны, и я никому сопли вытирать не собираюсь!

Вук так же отказался, сославшись на недостаток времени.

– Ну, тогда я даже и не знаю… – протянул Опара, прикидываясь растерянным, и как бы выпрашивая приглашение на место главаря у собравшихся.

Стоявший рядом Ворон, смерил его взглядом, сквозь снисходительную улыбку, и сказал так громко, чтобы всё сборище могло его хорошо услышать:

– Сдаётся мне, ты и сам не против нас повести…

– Ну, – начал Опара, делая вид, будто ранее эта мысль даже не приходила ему в голову – Не знаю, что и сказать… Ситуация сложная, но если воинство настаивает…

– Да кто настаивает?! – воскликнул Ворон, удивляясь ничем не подкреплённой самоуверенности Опары – Кому ты нужен?! Если бы Малыш не поднял тревогу, ты бы уже снова пьяным валялся! Лично я думаю так: пусть Малыш и будет главарём! Во-первых, он показал, что наблюдателен и сообразителен, а для главаря это поважнее, чем личная ратная доблесть. А во-вторых, это его дружок Предраг всё заварил, так что будет справедливо, если Малыш это всё и расхлёбывать будет!

Толпа разродилась гулом одобрения: большинству не столько пришлось по сердцу предложение Ворона, сколько хотелось выразить согласие с мнением столь сильного и уважаемого человека. Вообще разбои, в большинстве своём, не особо вникали в суть вопросов, разбираемых на Совете. Они предпочитали полагаться на позицию человека, каким-то образом сумевшего завоевать их симпатию. Они всячески его поддерживали, когда тот держал слово на Совете, но при очень большом перевесе в сторонниках, абсолютно не стеснялись менять свою сторону в одно мгновение. Оттого сейчас практически всё воинство, требовало от Духовлада стать во главе, и решить столь некстати обрушившиеся проблемы.

Молодой боец пребывал в шоковом состоянии. При всём его умении воспринимать происходящее без потрясений, в этом случае даже он обомлел. Он понимал, какая колоссальная ответственность на него ложится, и абсолютно не был уверен в своих силах и опыте. Что ему теперь нужно делать?! Хотя бы, с чего начать?!

Напротив него, стоял такой же обомлевший Опара, тоже не способный поверить в случившееся. Его снова обошли на пути главенства в воинстве, когда он уже был в одном шаге от цели! И кто?! Зарвавшийся молокосос?! Опара всегда плохо относился к Духовладу, но сейчас ненависть к нему, просто пропитала всё его естество. Он обвинял парня во всём, злился на него. Опара нарочно игнорировал тот факт, что это Ворон предложил Духовлада на место главаря, и именно благодаря поддержке этого атамана, такого неопытного кандидата и поддержало воинство. Просто злиться на Духовлада, ему нравилось больше, чем злиться на Ворона, которого он серьёзно побаивался. И теперь он в сердцах клялся сам себе, что никогда не смирится с верховенством этого выскочки, и будет вредить ему везде, где сможет.

Духовлад ощущал огромное моральное давление, чувствовал на себе сотни взглядов, ожидающих от него чётких решений, причём действенных. Ему было невыносимо тяжело справляться с этим ощущением, и его ум, судорожно пытался отыскать некий отвлекающий манёвр. И тут он вспомнил, что один из бараков, был до отказа забит местными работниками.

– Здесь есть барак с работниками – твёрдо, громко и уверенно заявил Духовлад разбоям – Нужно допросить их, они могут знать что-нибудь важное.

Молодой боец прекрасно отдавал себе отчёт, что забитые рабочие, возможно не помнят даже своих имён, а не то, что «могут знать что-то важное», но сейчас ему необходимо было сдвинуться с места, хотя б на время уйти из-под сотен напрягающих взглядов.

Духовлад твёрдым шагом двинулся к нужному бараку. Некоторая часть разбоев, в числе которых находились и Ворон, и Вук с Ратибором, занялись собственными делами, посчитав, видимо, что сделали достаточно, вверив судьбу воинства в надёжные руки, и абсолютно не интересуясь поисками выхода из сложившейся ситуации. Но большая часть, с любопытством последовала за новым главарём, изредка с грустью оглядываясь на «склад готовой продукции», до сих пор охраняемый людьми Ворона. Опара тоже остался на месте, с ненавистью глядя в след удаляющейся толпе. Вокруг него сгрудились его немногочисленные последователи, коллективно эмитируя взгляд своего атамана. Далибор, чтобы показать Опаре свою лояльность, презрительно процедил, имея в виду Духовлада:

– Всё-таки пробрался на тёпленькое местечко, блюдолиз!

– Это ненадолго! – надменно пообещал Опара, больше успокаивая самого себя – Это «тёпленькое местечко», подразумевает наличие некоторых качеств и навыков. Этот глупый, надменный выскочка, ничем таким не отличается. Пусть пока порадуется, но вскоре это высокое положение станет его склепом!

Ворота со скрипом открылись, впуская во чрево барака дневной свет и свежий воздух. Сбившиеся в кучу работяги, щурили привыкшие к полутьме глаза, и от страха сильнее прижимались друг к другу. Ежедневная тяжёлая работа, перемежающаяся с побоями, больше имеющими профилактический, нежели заслуженный характер, напрочь лишили эти существа воли, надежд, собственного мнения… Да всего, что делает человека живым. Они уже не ждали от жизни ничего хорошего, и самое лучшее, что могло быть для них – это стабильность, отсутствие перемен. Пусть будет плохо, но стабильно плохо, потому что жизнь чётко приучила их: для них перемены, могут быть только к худшему.

Духовлад осмотрел этот трясущийся от страха комок людей, и громко, чётко к ним обратился, пытаясь успокоить:

– Мы не причиним вам зла. Всё что нам нужно от вас – это сведения. Кто-нибудь знает, располагаются ли по близости войска? Медоварню охранял только отряд наёмников, перебитый нами? Не ждали ли они в ближайшее время подкрепления? Отвечайте, не бойтесь, наказать вас за это уже никто не сможет!

Ответа не последовало. Только десятки перепуганных взглядов прилипли к Духовладу, которому на мгновение показалось, что даже по земле передаётся ощутимая дрожь от этого клубка, пропитанного ужасом. Молодой боец несколько растерялся, не в силах придумать, как заставить этих людей поверить, что им больше никто не желает зла.

Сквозь ряды разбоев, перегородивших выход из барака, с любопытством толпившихся за спиной нового главаря, протиснулся Мстивой. Он поравнялся с парнем, и, не отрывая взгляда от кубла крестьян, поучительно сказал ему:

– Нет, Малыш, с ними не так надо (После этого бывший сотник вытащил из-за пояса нож, и железным, угрожающим тоном обратился к работникам). Сейчас я буду резать вас одного за другим, пока среди вас не найдётся человек, умеющий разговаривать!

Сказав это, он уверенно шагнул к толпе испуганных людей, и схватил за шиворот первого попавшегося. Не сдержавшись, тот издал крик, который подхватили ещё несколько голосов, но с места никто не двинулся. Мстивой, стал не спеша заносить над жертвой руку с ножом, от чего сама жертва обречённо зажмурилась.

– Подождите… – послышался неуверенный голос из толпы работников.

– Что? – переспросил Мстивой, пытаясь разглядеть, кто говорил.

– Я не уверен, но… – вновь промямлил голос, владелец которого уже явно сожалел о том, что открыл рот.

Теперь Мстивой заметил говорившего и, бросив первую жертву (которая тут же, упав на колени, принялась благодарить Ису за чудесное избавление), пробрался к желающему оказать содействие. Вытащив его за шиворот из толпы, и поставив перед Духовладом, бывший сотник сказал:

– Говори всё, что знаешь, о чём слышал, о чём догадываешься. Повторяю: говори всё, а мы уже разберёмся.

Работник с ужасом бегал взглядом по разбойничьим мордам, толпящимся позади Духовлада. Мимика его говорила о том, что он едва сдерживается, чтобы не расплакаться. Сосредоточиться он здесь явно не мог, и всё повторял:

– Я не уверен… Точно не знаю… Может, я что-то путаю…

Мстивой снова взял его за шиворот, и поволок к выходу, бросив Духовладу:

– Допросим его в другом месте. Здесь он себе скорее язык откусит.

Духовлад молча последовал за сотником. Пропустив их сквозь свои ряды, разбои двинулись было следом за ними, подстрекаемые любопытством, но Мстивой остановил их, повернувшись, и решительно отрезав:

– Для того, чтобы этот человек заговорил, его нужно допросить наедине. После, ваш главарь обо всём вам расскажет. Лучше пока снова заприте барак, чтобы работники не разбежались.

Послышались возгласы разочарования. Некоторые разбои, откровенно выражали недовольство тем, что «этот приблудный» позволяет себе командовать, но молчаливое одобрение присутствующего здесь главаря, заставляло их ограничиться невнятными возмущениями.

Мстивой повёл работника к бараку, в котором находился склад с готовым мёдом. Троица людей Ворона, всё ещё охранявших склад, насторожилась при приближении бывшего сотника, который, подойдя, попросил одного из стражей вынести ковш мёда.

– Атаман велел мёда никому не давать – категорически возразил тот, рефлекторно положив ладонь на рукоять меча.

– Это для него – кивнул Мстивой, на перепуганного работника – Поможет развязать ему язык. Нам всем нужно, чтобы он заговорил.

Страж, сомневаясь, вопросительно посмотрел на своих товарищей, но те сделали вид, будто их это не касается, мол: сам заговорил, сам и разбирайся. Тогда растерявшийся часовой, перевёл взгляд на Духовлада, который тут же одобрительно кивнул, благословляя мелкое нарушения распоряжения Ворона. Страж нырнул в глубину склада, и вернулся с объёмным ковшом, полным хмельного напитка. Взяв ковш из его рук, Мстивой сразу протянул его работнику:

– Пей! (Тот взял ковш в руки, всё ещё размышляя, как ему поступить, и сотник повторил с явной угрозой) Пей! Не заставляй заливать в тебя силой!

Тот, зажмурившись, припал к сосуду. Из-за спешки, по обоим уголкам его рта, побежали ручейки.

– Пей аккуратно! Или заставлю с земли слизывать! – пообещал сотник.

Работяга стал пить медленнее, и больше не проливал напиток. Боясь оторваться, он так и допил всё без остановки. Отобрав у него ковш и вернув его часовому, Мстивой повёл рабочего к одному из жилых бараков. Духовлад снова зашагал следом, сетуя на то, что со стороны его поведение (безмолвное преследование Мстивоя и его «языка») выглядит глуповато.

В бараке шарились несколько разбоев, в отсутствии возможности напиться, обыскивавших трупы охранников, до сих пор валявшихся повсюду неупокоенными. Мстивой грубо приказал им убраться, и те, недовольно бурча что-то себе под нос, поплелись на выход. Работник широко раскрытыми глазами смотрел на тела охранников, покрытые ужасными ранами. Они так и застыли в нелепых позах, а на их лицах, запечатлились ужасные предсмертные гримасы. Несчастный работяга был полностью поглощён зрелищем, забыв о том, для чего его сюда привели, но Мстивой быстро ему об этом напомнил, с помощью звонкой пощёчины, от которой тот вздрогнул так, как будто проснулся от кошмарного сна, и клипая глазами уставился на сотника.

– Ну, давай, рассказывай, в чём ты там так неуверен – сказал ему Мстивой, сверля суровым взглядом.

Отсутствие большого количества (живых) людей, и принятый на душу мёд, несколько успокоили «языка», и он стал излагать, благоразумно решив больше не раздражать собеседников пустой информацией о своих многочисленных сомнениях:

– Недели две назад, мимо нашей медоварни проходило войско. Большое войско, много дружинников. Они два дня простояли здесь, рядом, на отдыхе. С дюжину наших, отправили помогать им обустраивать лагерь. В общем, как помогать… Мы то, получается, всё и сделали, а они только ругались да подгоняли (по выражению лица Мстивоя, он понял, что жалоба его не вызвала ни капли сочувствия, и вспомнив о только что полученной пощёчине, от которой до сих пор горела щека, быстренько вернулся к сути). Так я, значит, тоже работал в их лагере. В общем, удалось мне подслушать разговор двух дружинников, думаю не простых, сотников наверное. Как я понял из разговора, это была дружина из Сталевлада, шла она к Кременцу, чтобы соединиться с остальными войсками Чёрного Края…

– Это что?! На нас со всего края дружину стянули?! – воскликнул Духовлад, почувствовав, как мороз прокатился по коже.

– Да ты что?! Нет!.. Наверное… – ответил сотник, которого тоже слегка покоробило от подобной мысли.

– Я, конечно, не уверен, – продолжил работник – Но они говорили, что вся дружина Батурия, пойдёт на Радовеж. Вроде как Смотрящий тамошний, бунт против князя нашего поднял, от того Батурий и собрал всю дружину, чтоб идти порядок, значит, наводить. Ну а как можно-то, поперёк власти княжеской идти? За такое даже всемилостивый Иса не простит…

– А чья это медоварня? – насторожившись, спросил сотник.

– Так известно! Светлейшего Княжьего Советника Феофана! – ответил работяга, искренне удивляясь, что кто-то может этого не знать.

– Это та, до которой от Кременца рукой подать? – уточнил Мстивой.

– Так известно! – мужик вновь удивился невежеству разбоев – Один день пути будет, ну может чуть больше. Я несколько раз бывал в крепости Светлейшего Князя – мёд в его погреба доставлял. И свежий, и хмельной. Величава, крепость-то, мощна!

Мстивой задумался. Через несколько минут, проведённых в тишине, он сказал Духовладу, как будто распоряжаясь:

– Возьми этого работягу, веди его на улицу. Там, уверен, ещё толпятся твои любопытствующие подчиненные. Скажешь им, чтоб выгоняли и остальных работников. Пусть те выносят трупы из бараков. Все трупы. Пусть выносят, и складывают в одном месте во дворе. Потом возвращайся, обсудить кое-что надо.

Духовлад взял мужика под руку, и молча пошёл с ним во двор. Происходящее начинало ужасно его раздражать: сотник, из-за которого, фактически, парню и пришлось принять главенство, вёл себя так, как будто он здесь главный. С одной стороны, молодой боец никогда не стремился к власти, но с другой, раз уж он мимо воли получил высокое положение, ему хотелось, чтоб с этим считались.

Подведя работника к любопытствующей толпе разбоев, действительно ещё ожидающих повествования о развитии событий, Духовлад собрался было выполнить то, о чём просил (или, всё-таки, приказал?!) Мстивой. В этот момент, молодой боец столкнулся с неожиданной сложностью: ему никогда в жизни не доводилось командовать, и он понятия не имел, как это делается. Оглядев людей, внимательно ожидающих его распоряжений, он неуверенно, слегка запинаясь, проговорил:

– Возьмите этого… И остальных рабочих… Пусть вытаскивают трупы из бараков… И пусть складывают их здесь, во дворе, один возле другого…

– А что удалось узнать? – послышалось из толпы.

– Пока ещё ничего не ясно… Сейчас… Мы решим… Я потом всё объясню…

Сказав это, Духовлад резко обернулся, и пошёл обратно к тому бараку, где его ожидал Мстивой. Молодой боец стыдился того, как неуверенно он говорил с людьми, в глазах которых обязан был казаться эталоном непоколебимости и ясного ума. Стыдился, и злился на себя.

Разбои смотрели в след своему новому главарю, в полголоса пренебрежительно о нём отзываясь, но спустя несколько минут, всё же отправились выполнять его распоряжение.

Вернувшись в барак, и подойдя к Мстивою, сидящему на одном из лежаков, парень тут же ему заявил:

– Мне всё это не нравится!

– А я наоборот, думаю, что всё для нас складывается удачно – задумчиво ответил сотник – Если в Радовеже восстание…

– Я не о Радовеже! – нервно перебил его Духовлад – Я о том, что происходит ЗДЕСЬ! С твоей подачи я очутился в главарях, и теперь должен расхлёбывать то, что заварил мой предшественник, а если не получится, тогда за всё спросят с меня! А ты спрятался за моей спиной, и бессовестно мною помыкаешь, обстряпывая какие-то свои делишки! Думаешь, что я буду это просто так терпеть?!

– Думаю будешь – ответил Мстивой, абсолютно спокойно глядя в глаза разрываемому возмущением парню – Во-первых, если у тебя «не получится расхлебать то, что заварил твой предшественник», то спрашивать будет уже не кому, и не с кого. Во-вторых, «мои делишки» состоят в том, чтобы спасти собственную жизнь, а заодно твою, да ещё пары-сотни здешних голодранцев. Но, возможно, я слишком самонадеян, и ты сам знаешь, что нужно делать. Что ж, тогда действуй, я не буду тебе мешать.

Духовлад сел на лежак напротив сотника, и молча на него уставился. Сейчас он ощутил, насколько раздражённым, несобранным, сделали его сегодняшние события. Такое состояние было для него непривычным, так же, как и вызванные им, импульсивные реакции. Обратив на это внимание, молодой боец стал понемногу успокаиваться. Как бы там ни было, но Мстивой выглядел спокойно и сосредоточенно, а значит знал, что делать. Удачным был его план или нет – это уже второстепенный вопрос, но сотник мог предложить хоть ЧТО-НИБУДЬ, в отличие от всех остальных в воинстве, включая и нового главаря. Кроме того, должность сотника в дружине, предполагала некоторые тактические и стратегические навыки в управлении достаточно большим количеством бойцов. Духовлад понял, что сейчас его самым разумным поступком, будет довериться опытному вояке. Как будто прочитав его мысли, сотник, всё так же спокойно, без насмешливых или уничижающих ноток, вновь обратился к парню:

– Ну что, успокоился? Если в серьёзных делах будешь давать волю чувствам, будешь всё только портить. Помни, что ты теперь возглавляешь воинство – каким бы оно ни было – все бойцы которого, будут перенимать твои эмоции. Если ты раздражителен – то и они будут кидаться друг на друга по мелочам; ты проявляешь неуверенность – и они побегут с поля боя при первом серьёзном натиске. Если же ты будешь храбр и решителен в бою, они не посмеют отступить от тебя. И главное, всегда говори своё слово последним, выслушав сперва всех атаманов: твоё согласие с ними – это одно дело, но проявление внимания к ним, завоюет тебе их признательность.

Молодой боец внимательно выслушал наставление, и спокойно спросил, как будто минуту назад не раздувал яростно ноздри, и не метал молнии из глаз:

– А как нужно отдавать распоряжения? Каким тоном?

– Это ты должен отыскать сам. Будешь пытаться повторять за кем-то – прослывёшь шутом, и серьёзно твои воины, тебя воспринимать не будут. Лучше говорить спокойно и уверенно. Не громко, так, чтобы тебя было хорошо слышно только в полной тишине. Это приучит твоих людей молча внимать твоим словам. Если кто-нибудь из них, по какой бы то ни было причине, перебил тебя, не пытайся его перекричать, заставить умолкнуть. Разум такого человека, подчинён нахлынувшим эмоциям, а ты, как человек более высокого положения, пререкаясь с несдержанным человеком, дашь повод остальным усомниться в твоих качествах. Ты должен просто спокойно дождаться, когда человек выразит свою мысль, и эмоции в нём ослабнут, а уже после этого пристыди его перед присутствующими, указав, например, что такое поведение больше подобает женщине. Подобный приём особенно пригодится, если тебе нечего возразить по сути его претензий.

– Но, раз мне нечего возразить, значит человек прав. Разве не нужно тогда его поддержать?

– Не всегда – ответил Мстивой, еле заметно улыбаясь – Ты – обладатель Последнего Слова, и на тебе будет лежать ответственность за шаги, предпринимаемые всеми нами. Зачастую создаётся впечатление, что человек прав, только потому, что в своих рассуждениях, он принял во внимание только одну сторону проблемы. А этих сторон может быть и две, и три, и пять… Это может быть сделано как не специально, ввиду невежества или скудоумия, так и нарочно, дабы выставить тебя в невыгодном свете в глазах твоих людей. Твоя же задача, оценивать проблемы со всех сторон, не позволяя своим людям делать ограниченные, предвзятые выводы. И ещё, насчёт людей, смеющих тебе перечить. Ты должен чётко разделять их на тех, кто недоволен каким-то конкретным твоим решением, и на тех, кто в принципе недоволен тобой, как лидером. Последние – это твои опаснейшие враги. Опаснейшие, потому что с ними нельзя решить вопрос в открытом бою. Чтобы ты не делал, они всегда будут недовольны, и всегда будут настраивать твоих людей против тебя. Недооценивать таких людей нельзя, так как изначальная их позиция очень удобна: ты, как вождь, расставляешь приоритеты, и принимаешь решение пожертвовать чем-то, ради расширения возможностей в другом направлении. Твой план сработает, но все воспримут успех, как должное, не задумываясь, благодаря чему он был достигнут. А вот люди – твои враги, внутри твоего же воинства – будут обращать всеобщее внимание на вещи, которыми ты пожертвовал, выставляя их не как необходимые потери, а как доказательства твоей нерадивости, как лидера.

– Но ведь я смогу объяснить им, и всем остальным, почему я поступил так, а не иначе. Тогда все будут понимать, ради чего я пошёл на определённые жертвы.

Бывший сотник помотал головой, обозначая наивность Духовлада в этом вопросе, и терпеливо пояснил:

– Этим людям ненужна правда. Они не будут пытаться высказать всё тебе в глаза. Их задача – это монотонно жужжать на ухо твоим людям. Неделями, месяцами, годами… сколько потребуется. В твоём присутствии они будут молчать, могут даже казаться приветливыми и добродушными, а тем временем, отношение твоих людей к тебе, будет становиться всё хуже день ото дня. Ты должен научиться безошибочно и быстро определять подобных людей в своём окружении, и безжалостно с ними разделываться.

– Разделываться?! – переспросил Духовлад.

– Именно разделываться, и именно беспощадно! – уверенно подтвердил сотник – И здесь начинаются главные сложности: так как это не обычные враги, ты не можешь просто отдать своим людям приказ перебить их. В этом случае, твоим противникам даже легче будет убедить всех, что ты можешь наброситься на любого, кто тебе не нравится, и потому опасен для всех. Здесь действовать нужно коварно, с выдумкой, так же, как и твои противники. И запомни: внешнего врага, ты можешь пощадить, например, чтоб обложить его данью. Но с внутренними врагами, разделываться нужно жёстко, и без сомнений, так как этот враг, всегда будет находиться у тебя за спиной.

Духовладу всё меньше начинало нравиться его теперешнее социальное положение. Похоже, в этом мире без лжи и лицемерия нигде не обойтись… Но сейчас были и более близкие, опасные проблемы, с которыми срочно следовало что-либо решать.

– Что будем делать с облавой дружинников? – спросил он Мстивоя.

– Готовиться будем. Если в Радовеже и вправду восстание, то нам тогда крупно повезло: за нами либо вообще никто не придёт, либо отряд будет немногочисленным. Раньше я здесь не был, но про эту медоварню слыхал, от неё до Кременца рукой подать. Если и есть отряд дружинников, оставленный, чтобы перебить нас по наводке Предрага, то ждут они его именно в крепости: там и крыша над головой, и склады с провиантом рядом. А главное, к Кременцу ведёт широкая, прямая дорога, так что наш бывший главарь, не заблудится, со своей важной вестью. Ну, разве что, в противоположную сторону поедет, на Сталевлад… Но для этого совсем тупым нужно быть. Короче, если ни в эту, ни в следующую ночь нападения не последует, то можно с лёгким сердцем сниматься отсюда, не ожидая удара в спину. Насчёт подготовки к отражению нападения, план следующий – запоминай внимательно, для всех остальных это будет ТВОЙ план – мы делимся на примерно равные части, по числу жилых бараков для охраны. Таких бараков всего четыре. В каждом мы разместим одну из частей нашего «воинства», приставив к ней того, кто сможет вдохновить людей своим примером во время боя. Для трёх бараков, командирами станем ты, я и Ворон. А с четвёртым будут сложности. Ратибор бы отлично справился с этим, но убедить его попробовать, это очень сложная задача. В дружине я встречал подобных людей: когда войдёт во вкус, так ему хоть тысячу под начало подавай, хоть воеводой всего края делай – с радостью возьмётся, и главное справится! А вот попробовать себя в роли лидера в первый раз, невероятно тяжело заставить. Какому-нибудь пустоголовому дураку, вроде Тура, только дай возможность покомандовать, он с радостью начнёт сыпать распоряжениями, не продумывая последствия, которые те могут вызвать, сваливая в итоге вину на тех, кто «неправильно выполнял их приказы». А такие люди, как Ратибор, просто не хотят связываться с ответственностью за других. Вук же, слишком увлечён вопросом самосовершенствования, для того, чтобы влезать в такую рутину, как руководство недалёкими людьми. Ты, вроде как, в последнее время сблизился с Вуком, так вот, твоя задача, убедить его на пару с Ртибором, возглавить оборону в четвёртом бараке. То есть, через Вука, на которого, я полагаю, ты теперь имеешь некоторое влияние, ты должен убедить Ратибора принять командование.

Это уже совсем не понравилось Духовладу: манипулировать человеком, которого считаешь другом, пусть даже из благих побуждений…

– Я так не могу – заявил молодой боец – Вук – мой товарищ, и я не хочу распоряжаться им в своих собственных интересах! Да и не смогу я лгать, юлить, глядя ему в глаза.

Мстивой впился стальным, холодным взглядом в глаза парня и, отчеканивая слова, заговорил:

– Ты не понимаешь, как изменилась теперь твоя жизнь. Ты стал во главе крупной группы людей. Отныне, тебе лучше отказаться от многих вещей, доступных другим людям. Я советую тебе навсегда забыть такие слова как «друг», «товарищ». Теперь у тебя могут быть только «соратники» – люди, с которыми ты делаешь ОДНО ДЕЛО! Они твоя новая семья. Семья, построенная не на голом доверии, а на чётком понимании каждым своей конкретной задачи в Общем Деле, и на искреннем старании в её выполнении. Тебе вовсе необязательно лгать, и даже юлить. Ты должен УБЕДИТЬ его, а выполнит он твою волю сознательно, или будучи обманутым, это важно только для твоей совести.

– Я не хочу больше быть главарём! – снова вспылил Духовлад – Хочу снова быть обычным разбойником!

– Всю жизнь быть «обычным разбойником», это вершина твоих потребностей?! Теперь ты можешь стать только «мёртвым обычным разбойником» – сотник толи пошутил, толи сказал вполне серьёзно – Тех, кто был наверху, пусть даже самую малость, безжалостно истребляют те, кто занимает их место. Это закон. Сделать это будет несложно: просто правильно и вовремя обвинить тебя во всех бедах, и не мешать взбешённой толпе.

Духовлад всё чётче ощущал себя в ловушке. Внезапно, его естество пропитала некая апатия ко всему происходящему. Он не хотел больше сопротивляться Судьбе. Пусть будет, как будет, лишь бы всё поскорее закончилось.

– Но почему я? – спросил он уже как-то риторически, не ожидая ответа.

Мстивой, как будто почувствовав ментальное изменение в Духовладе, стал монотонно бубнить ему, толи разъясняя, толи успокаивая, толи усыпляя его бдительность:

– Ну а кто ещё? Я же говорил тебе: Ворон зациклен на своих людях; Вук – на себе; Ратибор – на своей неуверенности. Конечно, твоё место с радостью займёт Опара, но уж поверь, от этого станет хуже всем, и тебе в первую очередь. К тому же, у тебя есть очень ценная для лидера черта: ты не ослеплён самомнением и самолюбием, а значит, будешь прислушиваться к мнению своих людей! Но помни: твоя задача самому понимать их потребности, а не слепо потакать их желаниям. Видишь ли, зачастую люди сами не знают, что им в действительности нужно. Кстати, вернёмся немного назад: что ты думаешь об Опаре?

– Да не думаю я об этом Опаре! – пожал плечами молодой боец.

– Теперь ты должен думать обо всех людях в твоём воинстве. Этот парнишка, что всё время крутится возле него, Далибор кажется, ты ведь вместе с ним здесь оказался? Какие между вами отношения?

– Уже никаких. Одно время мне казалось, что я нашёл себе брата, но он как-то быстро отвернулся от меня. Ну, это его дело…

– Я заострил на этом внимание, потому что это действительно важно – сказал Мстивой, снова поймав взгляд молодого бойца – Эти люди и их окружение – твои злейшие враги. Тебе следует избавиться от них, как можно скорее. Я просто хочу спросить: готов ли ты лишить жизни человека, которого считал братом?

– Да он просто вздорный мальчишка, выросший в достатке, под неусыпной родительской опекой! Он ничем навредить не сможет, у него на то ни опыта, ни фантазии нет! – воскликнул Духовлад, и сам испугался своего внутреннего желания защитить Далибора.

– Я вижу, что вредить, как минимум, можно просто прикрывшись им: лично против тебя, похоже, это крепкий щит. Просто подумай об этих людях, как следует, посмотри за ними, прислушайся к их речам. И не пытайся обманывать себя. Поверь, если случится возможность с тобой разделаться, у этого Далибора рука не дрогнет.

В барак вошли работники, и под присмотром нескольких разбоев, стали выносить на улицу трупы охранников. Мстивой хлопнул парня по плечу, и подытожил:

– Идём, снова соберём людей на Совет. Расскажешь им всё, что нам удалось узнать, а потом объяснишь суть нашего плана. Только на счёт четвёртого барака, где должен командовать Ратибор, пока не говори ничего, сначала Вука уговори. Когда объявишь, что я буду командовать в одном из бараков, передашь мне слово. Только прошу: не надо больше мямлить. Возьми себя в руки, и говори твёрдо! Помни, что держишь слово перед людьми, чьё почтение к тебе, должно быть безоговорочным!

Минут через десять, разбои снова сбились в кучу, приглушённо гудящую посреди двора, с волнением ожидая слова своего нового главаря. Духовлад, как следует накрутивший себя насчёт уверенной интонации, деловито оглядел разбоев, и начал свою речь:

– Братья! У меня для вас хорошая новость: в Радовеже восстание, а это значит, что, либо за нами вообще никто не придёт, либо силы противника будут незначительны!

Возглас радостного облегчения прокатился по собранию разбоев, но тут же из толпы раздался вопрос, который снова заставил всех напрячься:

– Но ведь это дружинники – опытные воины. Даже если их будет равное нам количество, мы вряд ли сможем победить!

– Наша задача не победить, – уверенно ответил Духовлад – А неожиданно и жёстко сломить их первый натиск! Для этого нужна мощная и решительная встречная атака. Мы разделимся на четыре части, по числу бараков для охраны. Если противник и нападёт, то глубокой ночью, или в предрассветный час. Они рассчитывают, что мы перепились до беспамятства, и это наша большая удача: они будут ошеломлены мощным ответным ударом, и, скорее всего, предпочтут вступить в переговоры с нами. Казна у нас богата, так что есть возможность откупиться, и уйти в Белый Край. Повторяю: возможно, что нападения вообще не будет. Мы находимся приблизительно в одном дне пути от Кременца, а отряд, которому поручено нас уничтожить, скорее всего, ожидает сообщения от Предрага именно там. Если ни в эту, ни в следующую ночь, нападения не последует, значит вся дружина ушла на Радовеж, и мы можем спокойно уходить без боя, не опасаясь получить удар в спину. Теперь о том, как мы займём оборону. В одном бараке, расположится Ворон со своими людьми. Во втором я, и около сотни человек. В третьем бараке, старшим будет Мстивой. Вы все поняли, о ком я говорю: это беглый сотник батуриевой дружины. Этот человек обладает бесценными знаниями о повадках нашего противника, а таким опытом, мы не имеем права пренебрегать. Пусть теперь он скажет слово.

Молодой боец уступил своё место сотнику. По уверенному тону и жёсткому голосу чувствовалось, что подобные выступления перед большой группой людей, для последнего дело привычное. Речь его лилась ровно, воспринималась убедительно и давалась говорившему с видимой лёгкостью:

– Сегодня мне придётся возглавить часть вашего воинства. Я сделаю это не ради гордыни или корыстолюбия, а по причине острой необходимости. Разве многие здесь могут похвастать опытом участия в боях, хотя бы равным моему? Нас ждёт суровое испытание, но оно нам вполне по силам…

Пока Мстивой толкал свою речь, Духовлад пробрался сквозь толпу к Ворону, и обратился к нему в полголоса:

– У меня к тебе есть просьба (атаман кивком головы показал, что готов её выслушать). Меня беспокоит Опара. Боюсь, чтобы он со своими людьми чего не выкинул. Пока мы здесь, на медоварне, пусть они побудут в твоём бараке.

– Что ж, потерплю. С ним, вроде как, людей дюжины полторы осталось, неудобство они нам вряд ли доставят. Пускай себе живут.

– Ну, так пригласи его, ладно? Тебе-то, он отказать не сможет! – подмигнул молодой боец.

Лукавая улыбка Ворона, обнажила место, где должны были находиться его передние зубы:

– Ты, Малыш, совсем всё дело на меня свалил. Ты что, боишься его, что ли?! Ладно, сделаю. Не переживай.

Посчитав этот вопрос закрытым, молодой боец стал дальше пробираться сквозь толпу в поисках Вука. Отыскав, Духовлад отошёл с ним подальше от шумного сборища. Немного помявшись, новый главарь стал излагать суть своего дела:

– Вук, мне нужна твоя помощь. В четвёртом бараке нет предводителя, и я уверен, что для нас всех было бы лучше, если бы этим занялся Ратибор.

– Ну, так чего ты от меня хочешь? – удивился Вук – Иди, и с ним разговаривай. Конечно, я тоже уверен, что справился бы он превосходно, только его на такое дело силком не затащишь. Как он любит говорить: не люблю, когда мной командуют, да и сам командовать не люблю.

– Возможно, не любит, потому что не пробовал – как будто рассуждая сам с собой, предположил Духовлад – Было бы хорошо, если бы кто-то из старых друзей, уговорил его всё-таки попробовать…

Вук с улыбкой посмотрел в глаза новоявленного главаря. Духовлад не выдержал его взгляда, и, стушевавшись, отвернулся:

– Ладно, извини. Попробую сам с ним поговорить…

– Можешь даже не пытаться. Только настроение ему испортишь. А ты, я смотрю, первый день в главарях, а уже интрижки плетёшь?! Да не красней, шучу я! В общем, мысль твоя верная: лучше него вряд ли кто справится. Ему и командовать то не надо. Ратибор просто скажет, что сделать нужно, и я хочу посмотреть на того, кто не сделает. Я помогу тебе. Скажу ему, что ты меня попросил возглавить барак, а я уже попрошу его просто помочь. В общем, не переживай за наш барак, там будет порядок.

Духовлад поблагодарил соратника за понимание и поддержку, после чего они вернулись к месту Совета. Мстивой всё ещё продолжал говорить. Он говорил о том, что ночью внутри бараков, у окон, нужно выставлять караулы, которые должны очень часто сменяться, чтобы часовые не позасыпали. Главным объектом внимания часовых, должны стать ворота, которые специально не станут закрывать, дабы утвердить противника в уверенности, будто разбои перепились до полной бессознательности. Под конец речи, Мстивой явил присутствующим свою идею, ради которой он и велел работникам стаскивать трупы охранников в одно место. Под всеобщим неподдельным вниманием, он выбрал несколько десятков тел, закостеневших в наиболее естественных положениях и ещё не поддавшихся тлену. Приказав работникам закапывать остальных мертвецов за бараками, бывший сотник объяснил разбоям, что сбирается разместить отобранные трупы на лежаках в первых рядах при входе, в каждом бараке. Когда дружинники войдут в помещение, в любом случае начнут резать ближайших из спящих, и пока их клинки будут разить мёртвую плоть, разбои сами неожиданно ринуться на них.

Большинство разбоев были воодушевлены речью Мстивоя, и прониклись к нему искренней симпатией. Его выдумка с телами охранников, тоже вызвала всеобщее одобрение, а кто-то из толпы предложил даже слегка полить трупы забродившим мёдом, дабы перебить неприятный запах, который, возможно, скоро от них появится. Разбои заметно приободрились, и растерянность в их рассуждениях, всё чаще уступала место воинственности.

Опара был крайне встревожен происходящим. Он не доверял даже новому главарю, а беглого сотника, так свободно раздающего теперь распоряжения, вообще батогами прогнал бы подальше. Но только он собрался возгласом негодования обратить внимание воинства на себя, как на его плечо, с громким хлопком, легла крепкая ладонь. Обернувшись, Опара увидел Ворона, выдавливающего из себя приветливую улыбку:

– Здорова, Опара, друг ненаглядный! Имею желание пригласить тебя и твоих людей, на ночлег в наш барак. А то, как-то нехорошо получается: столько времени мы с тобой в одном воинстве, а по душам, так ни разу и не разговаривали!

Тон Ворона был вполне дружелюбен, но холодный взгляд, категорически не советовал пренебрегать гостеприимством, и Опара, сглотнув слюну, с благодарностью принял приглашение. А тем временем, по всей медоварне уже начиналась подготовка к засаде.