Читать книгу Сброд - Константин Квашин - Страница 18

Ночь в крепости прошла спокойно. У ворот, довольно часто сменяясь, стояли люди Ворона. На них можно было положиться, и за этот участок Духовлад был спокоен. Тоже самое касалось и винного погреба. Да и остальные разбои, утомлённые переходом и боем со стражей, завалились спать мёртвым сном, так что создавать проблемы было некому. А вот к самому Духовладу, сон долго не шёл. Он думал о предстоящих событиях, которые либо обеспечат воинству пожизненный достаток, либо обернутся для всех лютой смертью. Духовлад предпочёл развивать мысли в сторону благоприятного исхода, и стал думать о том, куда поедет со своими деньгами, когда все опасности будут позади. Осесть где-нибудь в Белом Крае? Вернуться в Славноград? Хотя, велика ли разница с большими то деньжищами? Купить дом. Свой собственный, большой дом! Завести семью… В этот момент, Духовладу вспомнилась молодая девушка из толпы слуг, что случайно натолкнулась на него сегодня, когда он разговаривал с Ратибором. Её испуганно (но, при этом так мило) округлившиеся глаза… Красивые губы, с которых слетел еле слышный возглас… Как торопливо она вновь затерялась в толпе чернорабочих… Всё это вновь и вновь всплывало в памяти молодого главаря, наполняя всё его естество неким нежным умиротворением. Она казалась такой слабой, нуждающейся в защите, и Духовладу захотелось предоставить ей эту защиту, оставшись возле этой девушки навсегда. Может быть, завтра повезёт снова её увидеть? Разморенный внезапно нахлынувшей нежностью, Духовлад в первый раз за долгие годы заснул улыбаясь.

Утро для главаря, началось с полного обхода крепости. На башне, возвышающейся над воротами, был установлен дополнительный дозор, задача которого состояла в подаче сигнала при первом же появлении дружины Батурия на горизонте. Афанасий уверял, что обычно дружина двигается довольно медленно, и с того мгновения, как она едва покажется, до того, как первые ряды пересекут линию ворот Кременца, пройдёт чуть ли не час. Расстояние действительно было приличным, и даже если управляющий преувеличивал, то времени занять свои места в засаде, у разбоев было предостаточно.

Проходя по двору крепости, от башни ворот к главному зданию, слева от него Духовлад увидел группу слуг, которые вчера занимались выносом мёртвых тел. Работа, очевидно, была окончена, так как чернорабочие стояли сбившись в кучу, и смиренно ожидали дальнейших распоряжений. Рядом стоял Афанасий, и оглядывал результаты их труда. Трупы были «разсортированы» на три части. Больше всего было стражей крепости. Высокородные господа, перебитые в зале совета, составляли вторую по величине кучу. Главной отличительной особенностью этой кучки было то, что практически на всех трупах, её составлявших, из одежды осталось лишь исподнее бельё. Остальные предметы их роскошных туалетов, украшали теперь различные части тел колоритных голодранцев, при подборе своих новых нарядов, не особо отягощавших себя вопросами цветовой и стилистической гармонии. Третью часть, числом всего-то чуть больше двух десятков, составляли погибшие разбои.

Афанасий стоял у той кучи, на которую были свалены мёртвые вельможи, и пристально смотрел на один из трупов, глубоко погрузившись в размышления. Духовлад подошёл к нему, и тоже взглянул на тело. Лицо несчастного было искажено ужасом, глаза выпучены от предсмертных страданий, а из уголка приоткрытого рта к уху, вела струйка запёкшейся крови. На его туловище, виднелись четыре колотые раны.

– Твой друг? – поинтересовался молодой боец, скорее, чтоб завязать разговор, чем из-за реального интереса.

– Здесь не бывает друзей – безразлично отозвался управляющий, отвлёкшись от размышлений – Его звали Феофан, он был Главным Советником Батурия.

– Ты так на него смотришь, как будто он тебе не безразличен – объяснил своё предположение Духовлад.

– Простой интерес… Этого человека, погубили его же собственные интриги, когда он, казалось бы, уже достиг желаемого – философски заключил Афанасий.

– Да?! – притворно удивился главарь – А я думал, что его погубило чьё-то копьё, четырежды проткнувшее его тело…

– «Чьё-то копьё» – это всего лишь разящий перст судьбы! – отозвался управляющий, и объяснил своё видение – Человек, который привёл вас сюда – Волибор – имел под своим началом тысячу дружинников. И его дружинники любили его, как родного отца. Но Волибор – человек простого происхождения, а остальная военная элита, да и прочие высокородные господа, сильно раздражались его присутствием в своих рядах. Все они были более озабочены тщеславной гордостью, по поводу своего знатного происхождения, чем заботами о процветании Чёрного Края. Каждый раз, пока Волибор отсутствовал, выполняя очередное поручение князя, они, словно сговорившись, всячески чернили его в глазах Батурия, и тот, идя у них на поводу, стал сам затравливать тысячного, честно выполнявшего свои обязанности. Когда же избалованный, недалёкий сынок Феофана – Виктор – с горем пополам возмужал, заботливый папаша решил пристроить своего отпрыска на какую-нибудь высокую должность. Место Волибора было самым удобным, так как к тому времени недовольство Батурия этим тысячным было уже просто критическим. Я лично пару раз был свидетелем того, как Феофан настраивал князя против Волибора, посредством чего, для начала, впихнул сыночка в помощники тысячного. Когда, после первой облавы на ваше… Воинство, Волибору удалось уничтожить лишь небольшую его часть, Батурий просто вскипел от злости. Он сразу назначил Виктора на место Волибора, а того вообще хотел бросить в темницу. Феофан же, как будто бы вступился за опального тысячного, упросив князя дать тому последнюю возможность, отрядив для него пару сотен ополченцев. Ополченцы – совсем не важная замена дружинникам, да и числом намного меньше. Со стороны казалось, будто главный советник сочувствует Волибору, но на самом деле, думаю, он хотел, чтоб тот сгинул, выполняя это задание. Тогда бы его сыночку, никогда б не сумевшему добиться такого положения своими силами, уже никто не сумел бы помешать укрепиться на должности. Но Волибор, видимо понимая, что с таким отрядом успеха не добьётся, вступил с вами в сговор, и привёл в Кременец. И вот теперь Феофан, как и многие другие, почитавшие себя за образец светлого ума, лежит здесь, сражённый разбойничьей рукой. И я твёрдо уверен, что выступи Волибор на вас с тысячей своих дружинников, отбиться вам, было бы не суждено, а все эти господа, до сих пор расхаживали бы по просторным залам Кременца, гордясь своей значимостью и происхождением. И ещё о Волиборе: он честный человек. Я вижу, как он терзается сомнениями, думает, что поступил неправильно. Не делай ему зла. Если сумеешь убедить его помогать вам и впредь, он принесёт вам много пользы, помяни моё слово!

Духовлад ничего не ответил, но Афанасий ответа и не ждал. Он видел, что сказанные слова были восприняты молодым главарём, и заставили его задуматься. Дабы избежать неловкой паузы, управляющий резко поменял тему разговора:

– Так что делать с телами?

– В крепости есть место, где их можно было бы зарыть? – осведомился главарь.

– За главным зданием есть небольшой сад, разве что там…

– Вполне подойдёт.

– Как хоронить ваших погибших? – уточнил управляющий.

– Хорони всех вместе, в одной яме. И господ, и стражу, и наших.

– Это не моё дело – бесцветно заявил Афанасий – Но остальные Ваши люди, могут быть недовольны таким отношением к своим погибшим товарищам.

Духовлад посмотрел в глаза управляющему, и ответил ему его же словами:

– Здесь не бывает товарищей. Если бы таковые были у этих несчастных, то они бы уже сами занялись погребением своих близких. Валите всех в одну яму, нет сейчас времени на церемонии. К тому же, представь, какая честь для выходцев из крестьянских семей, гнить бок о бок с высокородными господами!

– Как будет угодно – ответил Афанасий, не проявив никакой реакции на неуместную иронию.

Покончив с этим вопросом, Духовлад продолжил обход. Несколько раз ему навстречу выходили группы из нескольких слуг, следовавших к местам выполнения своих обязанностей. Молодой боец невольно искал среди них взглядом ту девушку, о которой думал перед сном, и наконец увидел её. В её глазах, которые она вновь отвела, снова блеснули испуг и смущение, а её ножки, торопливо семеня, унесли свою хозяйку прочь. Духовлад, улыбаясь, провёл её взглядом, выказывая своё расположение. Настроение молодого главаря улучшилось, что серьёзно облегчило моральный груз от предстоящего испытания. Когда же главарь добрался до жилых помещений прислуги, то застал здесь небольшое представление, находящееся в самом разгаре. Ратибор, так и не остывший от желания расстаться со своими волосами, видать, едва проснувшись отыскал брадобрея, обслужившего вчера Духовлада, и теперь тот брил ему голову прямо на улице. Наблюдала за этим довольно большая толпа разбоев, терзаемых любопытством. Молчан хоть и заметно нервничал, но по сравнению со вчерашним ужасом, будучи охваченный которым он обрил главаря, теперешнее его состояние являлось сущим пустяком. Теперь руки вели бритву ровно, да и вообще дело спорилось гораздо быстрее. Наблюдавшие хранили молчание, следя за каждым движением мастера.

Наконец дело было сделано. Ратибор встал, и полапав свою гладкую макушку, довольно похлопал брадобрея по плечу, после чего на словах поблагодарил за отличную работу, и велел в случае, если кто из разбоев обидит Молчана, немедленно найти его – Ратибора – и, не стесняясь об этом рассказать. После обретения столь мощной протекции, в лице рыжебородого здоровяка, брадобрей явно очень воспрял духом. Разбои, следившие за действом, увидев, что мастер освободился, стали наперебой просить, чтоб тот обрил и их, но делали это как могли вежливо, памятуя о Ратиборовом заступничестве. Кто-то оценил практичность такой «причёски», кто-то просто хотел подражать могучему Ратибору. Как бы то ни было, желающих обрить голову было более чем предостаточно.

Духовлад задержался здесь, с интересом наблюдая за происходящим. Хоть брадобрей и получил столь мощную защиту, что мог бы сейчас спокойно послать подальше всех желающих обриться, ничуть не опасаясь ответного сквернословия, а не то что рукоприкладства, но, видимо, будучи человеком мягкосердечным, не умеющим отказывать доброму слову, взялся-таки за удовлетворение страждущих. Но спустя пару десяткв обслуженных голов, в его облике стали проявляться признаки усталости, как моральной, так и физической. Тут из числа разбоев выделилось несколько предприимчивых особ, быстро смекнувших, что такое дело, как бритьё чужих голов, может стать теперь в воинстве весьма популярным. А если что-то является популярным, его обязательно нужно сделать доходным. Хитрецы вежливо предложили Молчану помощь на следующих условиях: тот выдаёт им инструмент, показывает, что и как делать, и просто будет следить за своими подмастерьями, сложив руки на груди. Брадобрея это вполне устроило, и он тут же провёл урок, для желающих овладеть его навыками. Ученики, вроде бы всё усвоившие, в итоге получили от Молчана по бритве, и приступили к полировке своего мастерства. Один из них очень быстро потерял интерес к своему новому занятию… вместе с сознанием. Бедолага умудрился довольно сильно порезать одного из своих товарищей, и тот, возмущённый таким вопиющим непрофессионализмом, вскочив, с рёвом заехал «мастеру» кулаком в челюсть. «Мастер» отправился в полёт в одном направлении, а используемый им инструмент в другом. Над неумехой с пару минут поржали всей толпой, и забыли о нём. Следующий неопытный брадобрей, заканчивавший работу неудачника, делал это весьма аккуратно и тщательно, будучи отлично мотивирован участью предшественника.

Духовлад с улыбкой наблюдал за пёстрой и суетной толкотнёй, быстро обрастающей всё новыми выбритыми макушками, становясь, благодаря этому, более однородной. Повинуясь неизвестному внутреннему порыву, молодой боец повернул голову и снова увидел столь глянувшуюся ему прежде девушку. Та проходила всего-то метрах в двадцати, тоже глядя на него. Заметив, что объект пристального изучения так же на неё уставился, она снова стыдливо спрятала взгляд и ускорила шаг. Духовлад снова с улыбкой проводил её взглядом, пока та не скрылась за главным зданием крепости. По телу вновь прокатилась нежная, тёплая волна. Его влекло к этой девушке… Хотелось хотя бы просто побыть рядом, поговорить… Его увлекли за собой мечты… Пригрезилось, будто они одни в этой крепости… Нет никакого Медвежьего Воинства, нет ни князя Батурия, ни его дружины… Кругом покой, и весь мир только для них… Они сидят во внутреннем парке Кременца, и неторопливо беседуют… Она улыбается, но всё ещё смущённо прячет взгляд, лишь изредка поднимая на него свои большие, красивые глаза, тут же снова отводит их, заливаясь румянцем… Духовлад помотал головой, отгоняя сладостное наваждение: нет, сейчас не время. Сначала нужно избавиться от угрозы. Потом у него будут деньги, будет возможность уехать куда угодно… Он заговорит с ней только тогда, ведь ТОГДА ему будет что предложить ей… Такая красивая девушка, достойна самого лучшего!

Около четверти часа в сознании Духовлада шла борьба между тем, о чём хочется думать, и тем, о чём думать следует. Наконец мысли успокоились, снова склонившись в пользу второго, и главарь даже снова отвлёкся на оживлённую сутолоку среди разбоев, столь жаждущих изменения своего внешнего вида… Как вдруг, из главного здания раздался истошный женский визг. Духовлад встрепенулся, и стремглав бросился на крик. Сердце его почти что выпрыгивало из груди, так как он был твёрдо уверен в том, кому именно принадлежит этот крик. Большинство разбоев, так же услышавших визг, только на мгновение повернули головы в сторону главного здания, и тут же вернулись к более насущным занятиям. Но некоторые, всё же поспешили за главарём, более движимые любопытством, чем переживанием за участь надрывающегося человека.

***

С самого утра Сбыслава была в заботах. Правда, заботы эти не имели ничего общего с заботами остальной прислуги крепости. Целью её стараний, являлся поиск молодого главаря, дабы напомнить ему о себе, промелькнув где-то неподалёку. При этом, слишком много расхаживать по крепости, заглядывая в каждый закоулок, ей тоже вовсе не хотелось. Сбыслава поймала на себе уже немало жадных взглядов ужасных, чумазых оборванцев, во власти ватаги которых теперь находился Кременец. Но у неё была цель, и если на пути к этой цели она подвергнется некой нежелательной форме насилия… Что ж, это всего лишь издержки. Не убьют же её, в конце концов! Это может даже помочь, если правильно преподнести себя, как жертву. Последняя мысль задержалась в её сознании, показавшись незаконченной, и она стала понемногу её развивать. Молодому главарю явно импонировал образ испуганной скромницы, так удачно выбранный Сбыславой. Подобный мужской психотип был хорошо известен обольстительнице: такие мужи отличаются навязчивым желанием защитить объект своей симпатии, одарить чем-то действительно ценным, быть постоянно физически полезным для него. Значит, нужно предоставить ему такую возможность! Возможность защитить?.. Для начала это как раз то, что надо. А от кого приятнее всего защищать? Конечно же от того, кого и так ненавидишь! От врага уж точно никто не будет выслушивать оправданий… Сбыслава сама себе хищно улыбнулась: роли распределены, дело за подходящей сценой…

Действуя по своему отработанному методу – перемещение по двору крепости от одной группы занятых делом работников, к другой – Сбыслава отправилась на поиски своего просчитанного избранника. Снова её сопровождали косые осуждающие взгляды чернорабочих, рядом с которыми она начинала отираться, и снова она никак не реагировала на них, отмечая про себя, как приятно иметь дело с перепуганными недоумками, которые не станут подымать шум из-за её поведения, поддаваясь страху тоже подвергнуться наказанию. А вдруг?! Так, за компанию, чтоб неповадно было!

Следуя вместе с одной из таких групп, она, наконец, прошла рядом с объектом своих стараний, изобразив «дежурное» смущение, но при этом следя уголком глаза за главарём. По радости на его лице, Сбыслава поняла: он её помнил, и желал видеть. Обольстительница ликовала. Такая лёгкая победа… Хотя нет, ещё не победа. Впереди ещё самое ответственное дело, и она продолжила курсировать по крепости, в поисках последнего действующего лица своего замысла.

На это тоже не пришлось потратить много времени. Человек с обожжённым лицом, которого она искала (тот самый, что так дерзко пререкался с молодым главарём), находился сейчас неподалёку от бывших бараков стражи. Он сидел в окружении десятка людей, бойко им что-то растолковывая, оживлённо при этом жестикулируя. Создавалось впечатление, что его серьёзно «понесло», и закончит он свой горячий монолог не скоро. Сбыслава решила вернуться к жилым помещениям для прислуги, на подходе к которым, она в последний раз видела главаря разбоев.

Когда девушка добралась туда, то обнаружила массовый сеанс бритья, за которым с интересом наблюдал «виновник» её трудов. Не было заметно, чтоб он собирался идти куда-нибудь ещё, и Сбыслава решила, что звёзды встали, как нужно. Именно сейчас она осуществит задуманное, ждать не имеет смысла! Ещё раз «случайно» подвернувшись главарю, дабы убедиться, что тот не утратил специфического интереса к её персоне (взгляд Духовлада подтвердил, что сомнения напрасны), Сбыслава так быстро, насколько позволяли её хитроумные манёвры при передвижении по крепости, вернулась обратно к баракам стражи. Человек с обожжённым лицом, всё ещё читал горячую проповедь своим последователям. Проходя метрах в пятнадцати от сборища так, чтоб её видел лишь оратор, а рассевшиеся перед ним разбои располагались к ней спиной, Сбыслава остановилась, и томным взглядом уставилась на изуродованного атамана.

Опара, как раз нащупавший ораторский кураж, поймал на себе этот взгляд, и едва не поперхнулся собственными словами. Изуродованный ещё в раннем детстве, он никогда не пользовался благосклонностью противоположного пола. Возможно, именно из-за этого и имел столь скверный характер. В плане половых связей, ему приходилось довольствоваться изнасилованиями во время налётов, и сам себя он убеждал, что этого вполне достаточно. Но стоило красивой девушке подать темный намёк, что он интересен ей как мужчина, Опара тут же потерял голову. Чтобы прийти к выводу, что здесь что-то не так, не нужно было обладать большим умом, но проблема Опары состояла в том, что он сам рад был обмануться.

Торопливо «свернув» свою пропаганду, с помощью нескольких предложений, высказанных достаточно сбивчиво, да и между собой не особо связанных по смыслу, Опара, обойдя своих изумлённых последователей, поспешил за удаляющейся Сбыславой. Проводившие его недоумевающими взглядами сторонники, увидев объект преследований своего вождя, стали одобрительно усмехаться, и отпускать льстивые комментарии, адресованные «постельным» возможностям Опары, мол, сейчас он ей задаст! Если бы среди сторонников этого, никем не признанного атамана были люди, способные мыслить, чьи жизненные интересы шли бы дальше еды, сна и удовлетворения естественных потребностей, то они бы задумались, стоит ли следовать за лидером, способным бросить всё, ради обольстительно улыбнувшейся ему девки. Но, так как его сторонники отличались недальновидностью и крайней несамостоятельностью, им это наоборот показалось положительным проявлением, роднящим их лидера с ними.

Сбыслава пошла в сторону главного здания, периодически томно оглядываясь, а за ней, словно привязанный, плёлся Опара, разве что не вываливший язык, чтоб совсем уж походить на весеннего кобеля. Его не интересовало ни куда его ведут, ни сколько будет длиться путь. Ему вполне хватало ЗНАТЬ, ЧТО его ТАМ ждёт.

Обольстительница знала крепость как свои пять пальцев, и найти укромное, но легкодоступное место, для неё не представляло большой проблемы. Она поднялась по ступеням крыльца главного здания, переходящему в подобие длинного балкона, и пошла вдоль череды дверей. Дойдя до глубокой, укромной ниши в стене, Сбыслава скрылась в ней, бросив последний вожделенный взгляд на своего преследователя. Тот, спустя несколько секунд, тоже нырнул в полумрак ниши, облизывая пересохшие от волнения губы. Опара суетно, дрожащими руками, задрал подол её платья, и уже стал развязывать пояс, поддерживающий его штаны. Сбыслава, вроде бы сначала нежно обнявшая его обеими руками, внезапно стала истерично кричать, но Опара, до крайности разгорячённый первобытным желанием, не обратил на это никакого внимания, продолжая свои «приятные хлопоты».

***

Духовлад как будто взлетел на длинный балкон главного здания, почти не касаясь ступеней. Любопытствующие разбои, следовавшие за ним, едва поспевали. Молодой боец сломя голову бежал на непрекращающийся визг. Добежав, наконец, до ниши в стене, из которой и доносился резавший ухо звук, главарь запустил в неё руку, и извлёк оттуда за шиворот недоумевающего Опару, штаны которого уже были спущены по колено. Последнее обстоятельство не давало шагнуть полноценно, и ему приходилось часто семенить, угрожающе при этом потрясая оголённым и возбуждённым половым жезлом. Извлёкши насильника на свет божий, Духовлад хотел было свернуть ему челюсть кулаком, но в последний момент передумал… И уже в полёте расправив кулак, впечатал Опаре сочную оплеуху. От мощного удара, неудачливого любовника понесло в сторону, и часто переставляемые им ноги, предательски спутанные спущенными штанами, едва смогли выполнить свою функцию, с трудом удержав тело в положении «стоя». Тут же из ниши выскользнула Сбыслава и, одёрнув подол, с «искренним» плачем бросилась на грудь главаря. Она прижалась к нему своей грудью настолько сильно, что Духовлад почувствовал, как у него в штанах стало что-то оживать. Спешившие за главарём разбои видели всё, и уже шушукались между собой, делясь впечатлениями. Опара, разражённый праведным гневом из-за такого бесцеремонного к себе отношения, сумбурно хватался то за штаны, то за рукоять меча, как будто не мог решить: привести себя в порядок, а потом уже требовать сатисфакции, или броситься в драку так, как есть. Главарь же, заметив его воинственные порывы, деликатно отстранил от себя девушку и, выхватив меч, хищно оскалился. Опара, узрев, что противник без сомнения готов принять бой, мгновенно опомнился. Инстинкт самосохранения заботливо напомнил ему, что сам он никогда не имел репутации грозного бойца, а вот главарь уже успел прославиться, как ловкий рубака. Оставив в покое меч, Опара подтянул на место штаны, и возмущённым тоном увёл конфликт от плоскости физической, в плоскость дипломатии:

– Ты что себе позволяешь, щенок?! Руку на меня поднял!

После такой затрещины, для любого достойного мужа, не было другого выхода, кроме как немедленно броситься в бой, и потому эта возмущённая претензия со стороны выглядела невероятно жалко. Безусловно, это оценили и присутствующие разбои.

– Это ты, я вижу, решил, что можешь позволить себе больше остальных – леденящим тоном отчеканил Духовлад, презрительно глядя на противника – Было решено, и доведено до всех: насилия прислуге крепости не чинить!

– Насилия?! – негодующе переспросил Опара – Да эта девка сама хотела!

– Ну да, на всю крепость было слышно, как она «сама хотела»! – усмехнулся в ответ главарь. Среди собравшихся свидетелей, тоже послышались смешки. Они явно симпатизировали молодому бойцу.

Лишь в это мгновение осознав, как всё произошедшее выглядит со стороны, взбешённый бессилием Опара взревел, указывая пальцем на Сбыславу:

– Подставила! Она меня подставила! Эта шлюха заодно с подлым щенком!

– Знаешь Опара, – спокойно, но твёрдо заявил молодой боец – Мне уже порядком надоело твоё пустозвонство. Мы свободные люди, и вправе говорить всё, что вздумается. Но за сказанное нужно отвечать. Скажешь ещё слово, и будешь отвечать… в поединке.

Понимая, на каких тонких гранях сейчас балансирует, Опара молча покинул сцену своего позора. Проходя сквозь толпу разбоев, сбежавшихся на визг, и теперь молча провожавших его насмешливыми взглядами, неудачливый любовник сгорал от стыда. Он ненавидел всех: подлую девку, выскочку-главаря, глазевших со всех сторон свидетелей… Опара был далёк от того, чтоб успокоиться, холодным рассудком оценить сложившуюся ситуацию, и действовать далее по средствам взвешенных выводов. Вместо этого, в душе он рвал и метал, грозясь отомстить всем. Как именно? Об этом он сейчас тоже не думал. Всё его естество было пропитано бурлящими негативными эмоциями, которым суждено было стать шаткой основой его дальнейших действий.

Духовлад молча проводил противника тяжёлым взглядом. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что упустил отличную возможность разделаться с внутренним врагом. А тем временем «спасённая» девушка, с новой силой залилась горькими слезами, припав к его груди.

Собравшиеся разбои, понимая, что далее динамичных событий ждать бессмысленно, стали расходиться по всем углам Кременца, неся с собой новость о произошедшем инциденте, разумеется, каждым по-своему улучшенную.

В итоге спаситель и спасённая, остались наедине.

– Как твоё имя? – поинтересовался главарь успокаивающим тоном.

– Сбыслава – всё ещё всхлипывая, отозвалась та.

– Меня зовут Духовлад. Этот человек сделал тебе что-то плохое? – спросил молодой боец, попутно понимая глупость своего вопроса.

– Нет, не успел… Но если бы не ты… – Сбыслава снова разразилась стенаниями.

Чувствуя себя неуютно, молодой боец попросил девушку успокоиться, и собрался оставить её, сославшись на важные дела. Но та ещё громче пустилась в плач, причитая о том, что ужасно боится. Отделаться от неё Духовладу удалось, только лишь пообещав, что он проведёт её до жилых помещений прислуги, и впредь обязательно будет навещать.

***

К вечеру слух о новой перебранке между Опарой и Духовладом, уже расползся по всему Медвежьему Воинству. Настроения в непостоянной среде лесных грабителей изменились на диаметрально противоположные вчерашним. Если всего лишь сутки назад, большинство голодранцев осуждало план засады на князя, то теперь все, практически поголовно, поддерживали эту идею. Среди разбоев ходили рассуждения следующего характера: если нам удалось захватить медоварню, перебив сотни охранников, удалось на той же медоварне отбиться от людей Батурия, устроивших облаву (невежественные оборванцы, о разнице между дружинниками и ополченцами, разумеется, не ведали), да ещё и крепость князя захватили почти без потерь, так неужто не перебьём мы пару дюжин телохранителей Батурия?! Иногда дело доходило до откровенного бахвальства, с призывом встретить дружину вообще в «чистом поле», но таких, оторвавшихся от действительности «стратегов», быстро заставляли замолчать, коллективно поднимая насмех.

У такой резкой смены настроений, была и ещё одна причина: человеком, олицетворявшим призыв «разделить добычу и уйти», был Опара, но теперь его никто всерьёз не воспринимал. Несколько десятков свидетелей неудачного спаривания непризнанного атамана, передали увиденное в самых ярких красках, особо скрупулёзно описывая эпизод с оплеухой. Акцент делался на трусливом поведении Опары, оставившего упомянутый эпизод без внятного ответа, а за подобным лидером не желали следовать даже голодранцы из Медвежьего Воинства.

Сам Опара, разумеется, в кругу сторонников рассказывал свою версию случившегося, в которой Духовлад напал на него сзади, а ударив, быстро отбежал. Когда же оскорблённый Опара ринулся на подлого обидчика, дабы восстановить свою поруганную честь, между ними уже выросла стена, из сторонников действующего главаря, которые просто не дали до него добраться. Сторонники Опары вполне поверили (или сделали вид) в то, что дело было именно так, как рассказывал их лидер. В особенности в это поверил Далибор. Он ничуть не сомневался в том, что Духовлад способен на такую манеру поведения, более того, считал, что она полностью в его духе, и действовать по-другому тот просто не способен.

Теперь Опара и его сторонники, совсем выделились в отдельную группу внутри Воинства. Они держались кучно, ни с кем не общаясь, ненавидя всех, будучи презираемы всеми. Но сам Опара отнюдь не «опускал руки» в борьбе за место главаря. Да, да! Ему ни на мгновение не пришла в голову мысль, что его позиции безнадёжны! Он считал, что большинство разбоев просто обмануты подлым щенком, а его священная обязанность состоит в том, чтоб открыть им глаза на правду. И почвой, надёжной основой для его заблуждений, служила группка дураков, окружавших его, и соглашавшихся с каждым его словом, почитая Опару за образец светлого ума. Теперь же «образец светлого ума», сидя в окружении злящихся на весь мир сторонников, в полголоса прояснял им план дальнейших действий.

– Они думают, что распустив по всему воинству грязные слухи обо мне, смогут заставить меня сдаться – голос Опары звучал уверенно, даже с некой насмешкой, что вдохновляло его недалёких последователей – Как бы не так! Скорее всего князь, не подозревающий о засаде, действительно сгинет в ловушке, но дружина то никуда не денется! Крепость осадят так, что даже мышь не проскочит. Стены Кременца считаются неприступными, так что дружинники за напрасной гибелью лезть на них не станут. Будут брать измором. Посидим взаперти день, другой, неделю, месяц… Сами увидите, как на проклятого щенка всё Воинство вызверится! Все, даже те, кто сейчас горой за него стоит. А мы это дело ускорим: с этого дня, ни в каких выдумках молокососа мы участвовать не будем! Все его распоряжения будем игнорировать! А когда начнётся осада, когда с каждым днём число недовольных этим выскочкой будет расти, мы станем той силой, к которой они смогут примкнуть. Мы будем становиться всё сильнее и сильнее, и вскоре задавим этого недоноска!

– А как же дружина? – спросил один из слушавших – Осаду они-то не снимут.

– Дружина? – переспросил Опара. По всему было видно, что в своих стратегических расчётах, он до этого этапа ещё не доходил – Так им тоже осаду не сладко держать будет! Постоят, постоят, остынут, и сами будут мечтать, чтоб всё побыстрей закончилось. Переговоры с ними проведём. Скажем, будто щенок это всё затеял, и выдадим им его на смерть лютую… И ещё тех, кто с ним до последнего оставаться будет. А себе свободный выход выпросим…

– А добыча? – не унимался беспокойный слушатель.

– Добыча? – снова впал в ступор Опара, раздражённый этими несвоевременными вопросами – Как дойдёт дело до добычи, решим что-нибудь! Нечего впереди телеги бежать! Со щенком разберёмся, а там всё само собой наладится!