Читать книгу Сброд - Константин Квашин - Страница 6

Духовлад покрылся холодным потом. Он растерялся, не мог решить, что делать. Немного подождав, человек снова заговорил:

– Мои люди хотят спать. Если вместо этого им придется тебя искать, то они будут очень злыми, когда найдут, и тебе не поздоровится. Повторяю: я не буду сдавать тебя городской страже. Выходи, не бойся. Если стражники вернуться до того, как я тебя спрячу, то я ничем не смогу тебе помочь.

Навскидку оценив сложившуюся ситуацию, Духовлад решил довериться человеку, который только что обманул его преследователей. Он выбрался из-под телеги и встал во весь рост. Во дворе находилось несколько десятков человек с факелами. Только у одного факела в руках не было. Это был мужчина лет сорока пяти, с гордой осанкой и седыми волосами. Увидев Духовлада, он быстро пошёл к одному из строений, расположенных на територии двора, махнув незваному гостю рукой, мол «следуй за мной». Духовлад сразу сделал вывод, что этот человек здесь главный, и послушно зашагал в его сторону, обходя телеги. Человек дошёл до двери, отворил её, первым пропустил в помещение Духовлада, одного наёмника с факелом и, войдя следом за ними, закрыл дверь на засов. Факел осветил небольшое помещение, в котором располагались только несколько сундуков, пару стульев и стол, беспорядочно засыпанный какими-то книгами и свитками. Седеющий человек не спеша подошёл к столу, и опёрся на него своим задом, развернувшись лицом к Духовладу. Сложив руки на груди, он обратился к беглецу, глядя прямо в глаза:

– Меня зовут Здебор. Я – хозяин торгового обоза. Никогда не верил этим псам из городской стражи! Они в любом городе одинаковы, а я человек торговый и знаю, о чём говорю. Только почувствуют в тебе слабость, так выжмут из тебя всё, до последнего гроша, а как дело доходит до бандитов или воров, так их и днём с огнём не сыскать! Я уверен, что тебе пришлось отбивать у них честно заработанное имущество, а то и вовсе защищать свою жизнь! Так ведь?

Он внимательно смотрел на Духовлада, пытаясь определить, какой эффект произвели его слова. Духовлад несколько растерялся, обнаружив понимание и сочувствие в незнакомом человеке, и простецки закивал головой, подтверждая правильность догадки собеседника. Удовлетворённый этим, Здебор продолжил:

– Я полностью на твоей стороне, парень, и хочу помочь тебе выбраться из города. Мой обоз будет готов отправиться в путь через несколько дней, и я могу взять тебя с собой. Но я не могу сделать этого… бесплатно. У тебя есть деньги?

Духовлад молча протянул свои последние два золотых, всё это время зажатые в его руке.

– Этого мало, слишком большой риск. Нужно хотя бы пять… – посетовал Здебор, рассматривая деньги на своей ладони, но, спустя мгновение, как будто решился – Эх, ладно. Поедешь с нами, а если что, будешь посильно помогать нам в пути. Идёт?

Духовлад снова закивал головой, радуясь нежданному везению.

– Вот и славно – заключил Здебор, и распорядился, обращаясь к наёмнику, безучастно наблюдавшему за происходящим – Отведи нашего гостя к остальным работникам, там он будет в безопасности.

Наёмник кивком головы приказал Духовладу следовать за ним. Когда они вышли во двор, там уже никого не было. Наёмник зашагал в сторону невысокого здания, скорее всего служившего складом, а Духовлад, не отставая следовал за ним. Ему хотелось поскорее скрыться в помещении: вдруг стражники всё-таки вернутся…

Наёмник остановился возле массивной деревянной двери. Духовлада насторожило то, что дверь эта была заперта на железный засов снаружи. Наёмник со скрежетом отодвинул засов и открыл дверь. Факел в его руке, осветил тесный каменный свод и ступеньки узкого прохода, круто ведущего в подвал. Духовлад остановился на пороге, и хотел было что-то спросить у наёмника, но тот грубо втолкнул его внутрь, быстро захлопнул за ним дверь и задвинул засов. От толчка Духовлад, спотыкаясь, засеменил по ступенькам, в полной темноте пытаясь восстановить равновесие. Наконец он остановился, резко выставив в стороны руки, упёршись ладонями в стенки прохода, ощутимо повредив на них при этом кожу. Он замер в этом положении, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Через некоторое время он стал еле-еле различать очертания ступеней и невысокого портала, к которому они вели. Аккуратно спустившись по ступенькам, Духовлад оказался в небольшом полуподвальном помещении, до низкого потолка которого он, при желании, мог бы дотянуться рукой. Скудным источником света, служило зарешёченное окошко под самым потолком, которое было так мало, что в него вряд ли пролезла бы голова взрослого человека, даже не будь там решётки. Сквозь это окошко, свет полной, чистой луны, обозначил неясными, мутно-голубоватыми контурами несколько силуэтов на полу, пришедших в движение при приближении Духовлада. Тишину нарушил недовольный голос из тёмного угла:

– Кто тут ещё?

– Меня отправил сюда Здебор, хозяин обоза – ответил Духовлад – Сказал, что я буду спать здесь.

– Ну, вот ещё! – вновь возмутился голос – Где ж ты тут ляжешь?! Нам самим тут дышать нечем!

Духовлад не ответил. Застыв на месте, он ожидал развития разговора, внутренне готовясь к возможной потасовке. Его напрягало то, что он не мог определить точное количество людей в комнате. Но обстановку разрядил задорный, молодой голос из другого угла:

– Эй, новенький! Не слушай этого старого свинопаса. Он только зубы скалить умеет, а как пинка отвесишь, так притихнет и в угол забьётся. Давай, иди сюда, разместимся, как-нибудь.

Ободрённый приглашением Духовлад, стал на ощупь пробираться в сторону гостеприимного представителя местного сообщества. «Старый свинопас» ещё недовольно пробубнил что-то непонятное и смиренно затих. Добравшись, наконец, до человека, так кстати проявившего к нему радушие, Духовлад улёгся рядом с ним на каменный пол, слегка притрушенный соломой, которая не особо спасала от его жёсткости и холода. Человек сразу обратился к нему тоном, в котором чувствовалась тоска по общению:

– Меня зовут Далибор, родом из Златоврата. Я в этом обозе уже три месяца корячусь. А ты сюда как попал?

– Я – Духовлад. Родом отсюда, из Славнограда. То, как я сюда попал, история длинная. Я благодарен тебе за доброту, и обязательно расскажу о себе, но завтра. У меня был очень тяжёлый день, и я хотел бы отдохнуть. Прости.

– Понятно, чего уж… – с досадой, но без обиды ответил Далибор – Завтра, так завтра. Только, раз уж тебя сюда определили, то сегодняшний день у тебя не последний из тяжёлых. На, вот, укройся.

Сказав это, он накинул на Духовлада часть мешковины, которой был укрыт сам.

– Да не надо, спасибо – смутился Духовлад.

– Укройся, укройся, – настоял Далибор – Не то под утро совсем околеешь.

Духовлад всё же последовал совету, и натянул на себя, выделенную ему часть мешковины. Несмотря на невероятную усталость, от которой у него гудели руки и ноги, сон к нему никак не шёл. Его тревожили мысли, одна за другой возникающие в голове: вся арена теперь будет считать его трусом, Чернек на каждом углу будет рассказывать, будто так нагнал страху на Духовлада, что тот ночью сбежал из города. Но больше всего его беспокоило, что подумает о нём Военег. Каким позором он покроет своего наставника, не явившись на поединок. Всю ночь напролёт эти мысли терзали Духовлада, отгоняя сон. Заснуть он смог, только когда первые лучи солнца, ещё не показавшегося из-за горизонта, стали проникать в подвал свозь узенькое окошко под потолком.

Проснулся Духовлад от противного, скрипучего голоса, разорвавшего тишину в тесном помещении:

– Хватит дрыхнуть, лентяи, обоз сам по себе не соберётся!

Открыв глаза, он увидел человека, которому принадлежал этот отвратительный голос. Это был безобразно толстый мужчина, около тридцати пяти лет от роду, с гладко выбритой головой и маленькой, козлиной бородкой. На нём была надета просторная льняная рубаха, вместо штанов – кожаная юбка по колено, а на ногах – кожаные рунейские сандалии. В руках он держал две пары кандалов, а его маленькие, «поросячьи» глазки злобно сверлили по очереди каждого из работников. За спиной толстяка, молча стоял внушительных размеров наёмник, разминавший кулаки в надежде, что кто-нибудь осмелится проявить непослушание. Теперь, когда утренний свет хоть как-то освещал подвал, с трудом прорываясь сквозь узкое, зарешёченное окошко, Духовлад мог рассмотреть присутствующих здесь людей. Кроме него, толстяка и наёмника, в подвале находились ещё четыре человека. Далибор, находившийся рядом с Духовладом (тот, который ночью пригласил его расположиться рядом, и поделился своей мешковиной), выглядел изнеможённым, но непокорным, из-под лобья зло глядя на толстяка. Судя по одежде и трусливым повадкам, остальные трое были из крестьян: двое тоже молодые, а третьему уже явно было за сорок. Эти, быстро и суетно покинули подвал, с готовностью выполняя распоряжение толстяка. Последний, проводив их злорадным, взглядом, повернулся к Далибору и, сделав саркастично-обрадованное выражение лица, заговорил так, будто только что его заметил:

– Далиборушка, свет моей жизни! Как тебе спалось? Как твои ноженьки бархатные, подзажили? А я тебе твоё любимое украшение принёс – при последних словах, он поиграл кандалами в руке.

Духовлад перевёл взгляд на босые ноги Далибора, и увидел страшные раны на щиколотках, взявшиеся свежей коркой, очевидное последствие ношения кандалов. Ничего не ответив толстяку, Далибор с угрюмым видом подождал, пока тот пристроил оковы на его ногах, после чего встал, и не спеша направился к лестнице, стараясь ступать аккуратно, что бы поменьше тревожить заживающие раны. Толстяк следил за ним с явной ненавистью в глазах и, как только тот миновал его, сильно толкнул в спину обеими руками. От неожиданного толчка, Далибор быстро засеменил ногами, дабы удержать равновесие, но короткая цепь кандалов не давала ему возможности сделать достаточно широкий для этого шаг, и он упал, упёршись руками в каменные ступени. Из-под кандалов тут же показалась кровь, и Далибор, оглянувшись, бросил на обидчика взгляд полный презрения. Этот взгляд так взбесил толстяка, что тот кинулся на Далибора с нечленораздельными проклятиями, сменяющимися каким-то поросячьим визгом, и буквально вытолкал его наверх пинками и ударами по спине цепью от вторых кандалов, всё ещё зажатых в руке. Остановившись в дверях, толстяк не стал далее преследовать свою жертву, но выглянув на улицу, криком дал кому-то распоряжение не спускать с Далибора глаз, и не давать ему продохнуть. Тяжело пыхтя от короткой, но явно непривычной для него активности, толстяк вновь спустился вниз по ступеням, и, встав прямо перед Духовладом, устремил на него тяжёлый, брезгливо-изучающий взгляд. Духовлад молчал, сидя перед ним на полу, ожидая его действий. Молодой боец уже понял, что Здебор, хозяин обоза, вовсе не был поборником справедливости, решившим помочь парню, несправедливо обиженному городской стражей. Он просто решил пополнить ряды своих работников бесплатной силой, носитель которой не станет возмущаться, опасаясь передачи себя в руки стражников.

– Значит ты у нас новый работник? – задумчиво протянул толстяк, некоторое время посверлив Духовлада взглядом.

– Хозяин обоза сказал мне…

Духовлад начал было объяснение, но толстяк оборвал его, отвесив тяжёлую пощёчину. Наёмник у него за спиной оскалил зубы в улыбке, явно находя эту сцену забавной.

– Хозяин обоза?! – презрительно зашипел в ответ толстяк – Ты бы ещё вспомнил Ису и его небесных ангелов! С этого дня я твой хозяин! Нет, я – твой Бог! Теперь только я буду решать, накормить тебя в конце рабочего дня, или приказать избить палками. Так что твоя главная забота отныне – делать всё для того, чтобы я остался тобой доволен! Тебе понятно это?!

– Да, господин – не мешкая ответил Духовлад. Он уже был готов к такому с собой обращению, и не собирался оказывать сопротивление, положительного исхода которого, он сейчас никак не видел. Чего сейчас этим можно было добиться, так только ярлыка «ретивый» и повышенного внимания к себе со стороны наёмников, дополняемого побоями по любому поводу. Сначала нужно узнать местную расстановку сил, рассмотреть возможные варианты действий, а до тех пор уверить всех в полной своей покорности.

– Ну вот, разумный, оказывается, парень! – заключил толстяк, присев, надевая кандалы на ноги Духовлада, и через плечо обращаясь к наёмнику – А Здебор стращал, мол, осторожно с ним, он двух стражников зарезал… Небось те пьяные были в усмерть или вообще спали, а этот на них разжиться решил… Так ведь было? Да, парень?

Духовлад закивал головой, подтверждая справедливость догадки толстяка. Тот растянул довольную улыбку, гордясь собственной проницательностью и с трудом поднялся, окончив с кандалами, напутствуя нового работника:

– Смотри мне! Если не будешь меня злить, ещё и неплохо заживёшь. Пробудишь во мне доверие, так и без цепей бегать будешь. Давай, ступай трудиться… Отрабатывай своё спасение, хе-хе…

Духовлад послушно поднялся, и направился к выходу так быстро, как только позволяла длинна цепи на кандалах. За ним последовал широко улыбающийся толстяк, а уже за ним наёмник. От быстрого и лёгкого «усмирения» нового работника, настроение тучного обладателя кожаной юбки заметно повысилось, и он потерял интерес к садизму, чем несколько расстроил сопровождавшего его наёмника, так и не успевшего на ком-либо «поразмять кости».

Оказавшись во дворе, Духовлад получил от толстяка короткие, но предельно точные инструкции. Суть их сводилась к двум пунктам: не пытаться сбежать и беспрекословно выполнять его (толстяка) распоряжения. Сама работа не требовала специальных знаний или даже какой-либо сообразительности: на большое количество телег, стоящих во дворе, нужно было уложить товары, как хранящиеся в складах постоялого двора, так и периодически подвозимые к нему на других телегах. Укладывались товары в порядке, определяемом лысым толстяком, периодически заглядывающим для этого в какую-то большую книгу, и что-то в ней отмечающим. Указания его были достаточно чёткими, и работа шла спокойно, но беспрерывно. В обозе было полно наёмников, которые явно только и ждали каких-либо проступков от работников, дабы разбавить своё унылое безделье обоснованным рукоприкладством. Духовлад прикинул, что шансы на побег были бы очень малы, не будь на нём даже кандалов. Наёмники сразу приметили нового работника, и некоторое время Духовлад просто кожей ощущал повышенное к себе внимание. Но, спустя часа два, Духовладу стали уделять внимания не больше, чем всем остальным работникам, не видя в нём ничего, кроме усердия и исполнительности. Заметив это, Духовлад сразу же подстроился работать поближе к Далибору, собираясь в общении закрепить завязавшееся у них положительное знакомство и, за одно, получить определённые сведения из уст человека, уже находившегося в обозе некоторое время. Далибор вновь подтвердил догадки Духовлада о его словоохотливости, и с радостью рассказывал обо всём, что знал, видел, и даже о том, о чём подозревал и догадывался. Для начала Духовлад хотел побольше узнать о ближайшем окружении, и спросил у Далибора об остальных трёх работниках:

– Да так, забитые крестьяне из глубинки – начал повествование Далибор – Здебор нанял их в какой-то деревушке, пообещал сказочные для них деньги. Те уши развесили, и уже три года с обозом бесплатно катаются.

– А бежать они не пробовали? Кандалов то на них не надевают – спросил, рассуждая, Духовлад.

– Нет кандалов крепче глупости и жадности! – с философским видом изрёк Далибор – С каждым переходом денег, которые должен им Здебор, становится всё больше и больше. Я слышал пару раз, как они вечерами, после работы, шушукаются, подсчитывают, сколько уже заработали… Мечтают, будто сразу, как с ними рассчитаются, осядут в каком-нибудь крупном городе, торговлей займутся. Этот пройдоха Здебор своё дело знает! На наёмников он денег не жалеет, а вот работяги у него бесплатно горбатятся. То у него времени нет рассчитаться, то он уже все деньги в залог товара оставил, хе-хе. Ему уже выгоднее этих крестьян где-нибудь по дороге в лесу прикопать, новых «нанять», и им голову морочить.

– Ты, как я понимаю, здесь тоже задарма спину гнёшь?

– Ну конечно! – подтвердил Далиибор, и стал ностальгически себя укорять – Эх, всё легкомыслие моё… А ведь мог бы сейчас у отца в подсобниках не спеша мастерства набираться, в достатке и спокойствии. Отец мой, самый знатный резчик по кости во всём Белом Крае! Секрет мастерства его в особом внимании к мелким деталям: над каждой, едва глазу видимой, мелочью коптится. И на каждой поделке мелочей таких делает великое множество, а вместе они всё изделие вроде как оживляют. Что сделать не возьмётся – хоть рукоять на мече, хоть винный рог, хоть ларец – взгляда не отведёшь, красота такая! И никогда две одинаковые вещи не делает, ни за какие деньги. Вся знать Златоврата к нему с поклоном здоровается, за каждую безделушку вдвойне озолотят. А я всё нагуляться не мог, всё думал успеется ещё… Ой, дурак…

Что бы отвлечь своего собеседника от тоскливых воспоминаний, Духовлад решил вернуть разговор в русло происходящего в обозе:

– А, толстяк этот, с головой выбритой, кто здесь? Вроде как он тебя особым вниманием отмечает.

Далибор ехидно заулыбался и стал, смакуя, рассказывать:

– Зовут его Сбыня. Но имени этого он страшно стыдится, и потому врёт всем, что зовут его Себастьян, на рунейский манер. Он вообще страшный охотник до всего рунейского. Да хоть посмотреть во что одет: сандалии, юбка эта… Кстати: знаешь почему он юбку носит? (Духовлад отрицательно помотал головой) Да просто ляжки его, жирнющие, так при ходьбе друг об друга трутся, что любых штанов ему более чем на неделю не хватает!

Далибор был явно очень доволен тем, что ему удалось поделиться с кем-то пикантной подробностью о своём недруге, хоть как-то того унижающей. Духовлад усмехнулся и предположил, лукаво покосившись на собеседника:

– Да ты о нём такие личные вещи рассказываешь, что можно подумать, будто он твой родственник…

Выражение лица Далибора приняло ещё более значимый характер, как-бы обещая изречь весьма важное и невероятное повествование:

– Ну, слава богам, кровь у нас разная. А причина, по которой я так сведущ в его личных вопросах, та же самая, по которой он проявляет ко мне особое внимание. Сам он тоже из Златоврата, и дом его находится на одной улице с домом моего отца. Детей у Сбыни нет, а вот жена есть, особа хоть и в годах, но так моложава, приятна лицом и пышна формами, что глаз не отвести. Сбыня дома всего один месяц в году бывает, остальное время в обозе, да и (со слов супруги его) когда доходит до любовных утех, он в этом деле весьма неуклюж и маловынослив. Так что мается, бедная красавица, считай круглый год без крепкого мужского… плеча. Так вот, прохожу как-то мимо их дома, а она из калитки выглядывает, и просит, мол, не поможешь ли дров наколоть слабой женщине? Я и согласился помочь по-соседски, да в такой раж вошёл, что не заметил, как смеркаться стало. Наколол ей дров – на пол зимы хватило-бы. Она меня, значит, похвалила, но без ужина отпускать отказалась. Ну, поужинал я, а там и заночевал. Ух и жаркая же она баба! Только под утро дала уснуть. С той поры, только Сбыня в обоз, как я у неё уже. Так почти год было, да, видать, кто-то из соседей это заприметил и Сбыне доложил. Супруге своей он, небось, ничего говорить не стал, она крутого нрава барышня: чуть что, может и кочергой по горбу не поскупиться! В общем, он вроде как в обоз уехал, а я же сразу к ней, через задний двор. Не иду, а лечу, весь желанием пылаю, ни про что другое не думаю, ничего кругом не вижу. Вдруг как налетело человек пять из-за сарайчика, и давай лупить меня, куда попало. В общем, я даже понять ничего не успел, а уже чувств лишился. Очнулся я уже в обозе, связанный. Видать молодчики Сбынины меня долго охаживали, так как места живого на мне не было. С тех пор тружусь здесь, под неусыпным взором оскорблённого толстяка, ежедневно оказывающего мне ощутимые знаки «особого расположения». А ты как здесь оказался?

Духовлад пересказал Далибору всё, что случилось с ним вчера, не пытаясь что-либо скрыть или приукрасить, начиная с того, как встретил двух стражников, пытавшихся его ограбить. Когда он закончил рассказ, на устах Далибора поигрывала кривая улыбка. Духовлад, несколько смутившись, решил, что собеседник сомневается в искренности рассказа, и с претензией, но без злобы спросил:

–Ты что, мне не веришь?!

– Да мне твой рассказ, что правда, что вымысел – в одну цену будет. А смешно мне от того, что ты так быстро незнакомому человеку поверил. Здебор увидал, что тебе ни бежать некуда, ни жаловаться некому, да и наплёл тебе благородных речей, мол, сам городскую стражу не любит. Да ещё и деньги все отобрал… «Два золотых маловато, вот если бы пять…». Было бы у тебя пять, запросил бы десять. Да за два золотых, тебя любой обозник из города у себя на горбу вывезет!

На это Духовлад высказал свои сомнения:

– Но ведь он тоже рискует. Если в его обозе во время досмотра при проезде через городские ворота найдут преступника, неприятностей он не оберётся.

Далибор, снисходительно улыбаясь наивности собеседника, с видом престарелого мудреца, ответил:

– Во-первых: судя по твоему рассказу, те стражники, что гнались за тобой, видели тебя только ночью и с расстояния, следовательно, лица они разглядеть не могли, а те двое, которые могли – сейчас перед богами оправдываются. А во-вторых: стража в любом городе, с любыми обозами поступает одинаково. Либо хозяин обоза выплачивает названную сумму и проезжает без всякого досмотра, либо под видом досмотра ему весь обоз с ног на голову переворачивают, да ещё и что-то сломают, что-то украдут… Так что Здебор откупаться будет независимо от того, есть у него в обозе преступник или нет.

Осознавая, что Далибор скорее всего прав, Духовлад тоже усмехнулся собственной наивности. С другой стороны, он понимал, что убежать из обоза, кишевшего наёмниками, у него вряд ли получилось бы, и воспротивься он предложению Здебора, его бы просто скрутили, и отдали стражникам на расправу. Развивать диалог в этом направлении Духовлад не стал. Выразив согласие с доводами собеседника, он продолжил выведывать у него всё, что тот успел заметить за всё время пребывания в обозе. Далибор, истосковавшийся по общению за последние три месяца, с радостью продолжил делиться результатами своих наблюдений.

Так прошло время до полудня. Сбыня приволок пять старых, щербатых глиняных мисок, небольшой котелок плохо проваренного овса, из которого торчала одна большая, грубо выделанная деревянная ложка, и, оскаливши толстую морду в отвратительной, ехидной улыбке, задорно прокричал работникам:

– Эй, дармоеды! Столы накрыты, садитесь пировать!

Находившиеся рядом наёмники злорадно заржали, бросая в сторону работников презрительные взгляды. Их ржание усилилось, когда трое крестьян стремглав бросились к котелку, спотыкаясь, и отталкивая друг друга. Духовлад с Далибором, скованные кандалами, тоже не спеша выдвинулись в сторону «накрытых столов». Грубо растолкав двоих своих односельчан, старший крестьянин первым ухватился за ложку, и с важным видом наполнил свою миску овсом до самых краёв (что было явно больше пятой части дымившейся в котелке каши). Более того, после этого он забрал с собой единственную ложку, и усевшись на один из мешков неподалёку, стал с её помощью поглощать свою порцию кушанья, имея при этом крайне важный вид. Остальные двое крестьян, наклоняя котелок, отсыпали себе примерно по четверти от того, что осталось и, присев рядом со своим предводителем, стали жадно посёрбывать из своих мисок. В глазах Далибора сверкнуло негодование и, сжав кулаки, он зло процедил сквозь зубы:

– Опять он общую ложку забрал! Ну, я ему сейчас…

– Я пойду – придержав его за руку, сказал Духовлад.

Миновав котелок, он продолжил движение в сторону крестьян. Двое младших, с тревогой поглядывали то на приближающегося Духовлада, то друг на друга. А старший, продолжал надменным взгляядом смотреть «вникуда», неспеша пережёвывая овёс, как будто происходящее его вовсе не касалось. Духовлад молча остановился прямо над ним, не моргая, сверля тяжёлым взглядом. Старший, не вставая, повернул к нему лицо, развязно жующее с открытым ртом, и надменным взглядом как бы спросил: «Чего пришёл? Чего мешаешь?». Как только крестьянин повернулся к нему, Духовлад левой рукой схватился за ложку, и потянул на себя. Ухватившись за ложку обеими руками, крестьянин, явно не ожидавший такого резкого перехода к силовому противостоянию, стал тянуть её обратно к себе, бурно выражая нечленораздельное возмущение ртом, под завязку забитым кашей. Духовлад тут же коротко и хлёстко ударил его в кадык ребром правой ладони. Сразу отпустив ложку, крестьянин, сипя и задыхаясь, ухватился руками за горло, а из открытого рта стала вываливаться недопережёванная пища. Стоявшая у него на коленях миска также вывернулась на землю от резких движений. Духовлад схватил крестьянина за клок волос на макушке, рывком повернул его голову лицом к себе, и снова не моргая уставился в его глаза. Не найдя во взгляде крестьянина ничего, кроме ужаса и смятения, он, всё так же молча, показал ему ложку в своей левой руке и, оставив его, направился обратно к котелку с кашей. Едва Духовлад отошёл пару шагов, младшие крестьяне, то и дело кидая ему в след опасливые взгляды, быстренько подняли с земли миску своего патриарха, и, отложив в неё каждый по части от своей порции, смиренно поставили рядом со своим старшим, который всё ещё сипел и кривился от боли, держась руками за горло.

Далибор был восхищён произошедшим, а именно быстротой и лёгкостью расправы. Наглый захват общей ложки, являлся обычным действием старшего крестьянина во время обеда, считавшего, по-видимому, это своим священным правом. Импульсивный Далибор уже не раз устраивал склоки с ним по этому поводу, не редко доходившие до потасовок. Но в тех случаях, оппоненты подолгу обкладывали друг друга бранью, а если и переходили к силовому разрешению вопроса, то схватившись, долго валялись по земле, не нанося друг другу существенного урона. На этот шум всегда сбегались наёмники, более движимые возможностью насовать провинившимся работникам пинков и затрещин, чем желанием навести порядок. После такого исхода каждый мог считать себя победившим, и никто не собирался менять манеру поведения. Теперь же беспомощность старого наглеца перед Духовладом была очевидна и бесспорна. Вернувшись к котелку с овсом, возле которого его ожидал сияющий Далибор, Духовлад стал неспешно накладывать кашу в кривую глиняную миску.

– Ну, ты его… Ну, ты дал… Ну, ты молодец… – никак не мог выдать что-либо вразумительное Далибор.

– Да перестань, – несколько смущённо прервал его Духовлад – Велика победа! Он же не воин.

– Ну, всё равно! Ты так быстро с ним разобрался, что даже наёмники сбежаться не успели! Молодец!

Духовлад отложил себе примерно половину оставшегося и передал ложку Далибору. Тот выгреб в свою миску остаток и с недоумением посмотрел на большую, грубо выделанную ложку, явно слишком громоздкую для использования по прямому назначению:

– Да как он ею ест?! Её и в руках то держать неудобно, не то, что в рот засовывать!

– Для него, думаю, дело не в удобстве, – ответил Духовлад – Скорее знак превосходства. Он так пытается показать, что он главный среди нас.

– Вот ублюдок! – заключил Далибор, небрежно бросив ложку в пустой котелок, и смерив презрительным взглядом сбившихся в кучку крестьян.

– Да оставь ты в покое несчастных глупцов! – улыбаясь, успокаивал его Духовлад – Они пленники своего невежества, живущие сиюминутной выгодой. Они не умеют видеть людей: готовы облизывать пятки роскошно разодетому ожиревшему лентяю, при этом с презрением плюнут в сторону скромно одетого мудреца. Лучше себя самого, дурака никто не накажет!

Далибор начал раздражаться попустительством собеседника:

– Что значит оставить в покое?! Да ему спуску давать нельзя ни за какую мелочь! Оглянуться не успеешь, как на голову вылезет!

– Так что же теперь, это ничтожество врагом всей своей жизни сделать?! – уже откровенно смеялся Духовлад – Или предлагаешь убить его, получить море побоев от наёмников, а после ещё и за него работать? Я уверен, что после сегодняшнего, он ещё долго будет вести себя хорошо. Ненужно заострять на нём внимание. Победа над ничтожеством будет ничтожной.

Далибору нечего было возразить на это, и он просто насупился и замолчал, выражая этим детским поступком категорическое несогласие с собеседником. Духовлад тоже замолчал, решив дать новоявленному товарищу, время успокоится самостоятельно.

Вскоре появился Сбыня, дав понять с помощью отборной брани, что время на отдых и приём пищи подошло к концу. Работа закипела снова. Далибор всё время молчал, имея мрачный и задумчивый вид. Теперь, когда он увидел, как Духовлад осадил наглеца, его терзало негодование: почему тот ведёт себя так покладисто?! Ведь по уверенности движений было видно, что он знаком с боевыми приёмами, и в свете этого рассказ о том, будто он зарубил двух стражников, казался вполне правдоподобным. Но как человек, обладающий подобными навыками, может позволять так с собой обращаться?! Далибор никак не мог понять этого. Он был убеждён, что будь у него подобные навыки, всем бы пришлось с ним считаться. Духовлад тоже не пытался заговорить с ним. Изображая усердие в труде, он изучал обстановку в обозе: сейчас больше всего его интересовали наёмники. Среди них он заметил совсем немного людей, создававших впечатление бывалых бойцов. Каждый из этих людей держался особняком, сидя где-нибудь на солнышке с задумчивым видом, как-бы не интересуясь происходящим вокруг, тем ни менее нужные вещи от их внимания не ускользали. Подавляющее же большинство наёмников были обычными деревенскими мордоворотами, просто решившими, что созданы для чего-то более важного, чем выпас скота и сбор урожая. Они то и дело слонялись по двору, выпятив грудь, шагая широко и вальяжно, неся на лице, до приторности фальшивую, несуразную их быдловатой внешности, маску пафосного пренебрежения. Для придания дополнительной важности себе, они всё время прикрикивали на работников (практически всегда безосновательно), угрожая наказать за медлительность.

Когда солнце стало клониться к закату, работников загнали обратно в подвал, разрешив перед этим утолить жажду из корыта для пойки вьючного скота, и выдав по куску несвежего хлеба, дабы те хоть немного утолили голод. От тяжёлой работы всё тело Духовлада гудело, но он с детства был привычен к такому состоянию, и поэтому усталость его не сильно беспокоила. Дожевав хлеб, он, почти не спавший прошлой ночью и так сильно утомлённый сегодняшней работой, мгновенно уснул.

Утром Сбыня снова спустился в подвал в сопровождении громадного наёмника. Утомлённые работники спали так крепко, что звук шагов на лестнице никого не разбудил. Он уже хотел, как обычно, заорать во всё горло, и потешиться смятением на их сонных лицах, как вдруг его внимание привлекло стоящее в углу, наполовину наполненное, отхожее ведро. Он тут-же перевёл взгляд на мирно спящего Далибора, и его толстое лицо перекосила злобная усмешка. Взяв в руки ведро, он выплеснул его содержимое на юного недруга. Тот, вскрикнув от неожиданности, резко сел на полу, пытаясь спросонья понять, что произошло. От этого вскрика проснулись и остальные работники, тоже глядя на происходящее сонными глазами и ничего не понимая. Спустя мгновение, разглядев в Сбыниных руках опустевшее ведро, узнав запах вокруг себя и осознав, что случилось, Далибор с гневным криком вскочил, собираясь кинуться с кулаками на нагло смеющегося толстяка, но его перехватил наёмник, брезгливо оттолкнув ногой обратно. Неудержав равновесие, Далибор вновь грохнулся на спину, а тут же подскочивший к нему наёмник ещё дважды сильно ударил его пяткой в лоб, очевидно брезгуя трогать руками. От этих ударов, затылок несчастного звонко бился о каменный пол. После второго удара его тело обмякло, а из носа по щеке на пол заструилась кровь. Наёмник отступил от тела на шаг, и посмотрел на Сбыню, ожидая дальнейших распоряжений. Толстяк равнодушно глядел на обездвиженное тело, явно пытаясь определить, жив ещё парень или нет. Но через несколько секунд, приходящий в себя Далибор дёрнулся всем телом и глухо застонал.

– Живой… Значит, пойдёт работать – заключил Сбыня, присев, чтобы надеть кандалы на ноги избитого парня.

– Может лучше его здесь закрыть. Поваляется, отойдёт… А то сдохнет ещё… – предложил наёмник.

– Ничего, эта мразь живучая, небось и молотом кузнечным не добьёшь! – отмахнулся толстяк.

Наёмник равнодушно пожал плечами. Закончив с кандалами Далибора, Сбыня приступил к Духовладу.

– А ну, выметайтесь работать! – скомандовал толстяк, закончив своё дело.

Духовлад встал, помог подняться Далибору и, поддерживая его, стал подыматься по лестнице. Когда они оказались на улице, Далибор мягко отстранил его от себя со словами:

– Не держи меня, я сам справлюсь. Ещё тебе достанется, да и мне добавить могут.

– Резких движений не делай и ношу выбирай полегче. Я буду рядом, если что – ответил Духовлад, отпуская шатающегося товарища.

Снова начался тяжёлый трудовой день. Как и обещал, Духовлад старался держаться поближе к Далибору. Тот держался вполне сносно, и насчёт него Духовлад со временем немного успокоился. Вдруг во дворе появился Здебор, хозяин обоза. По мере возможности, Духовлад старался следить за ним, не отвлекаясь от работы, дабы не привлечь к себе лишнего внимания со стороны скучающих наёмников. К Здебору то и дело приходили разные люди, очевидно торговцы, собиравшиеся перевозить свои товары в его обозе. С одними старый прохвост был приветлив, к другим холоден, а с третьими и вовсе вёл себя грубо и пренебрежительно. Духовлад решил, что зависело это от количества товара купца, который тот собирался везти в обозе, а, следовательно, и размера оплаты за то Здебору. Всё это не вызывало особого интереса, пока на постоялый двор не вошёл человек, очень резко выделявшийся в этой среде. Этот человек имел стройное телосложение и благородную осанку. Каждый его шаг был преисполнен внутреннего достоинства, отнюдь не казавшегося напускным и фальшивым. Он носил длинные, слегка вьющиеся волосы, аккуратным водопадом ниспадающие на плечи и ювелирно подстриженные усы и бороду. Одет он был в просторный халат рунейского покроя, полы которого едва не касались земли, из дорогой, ярко переливающейся ткани бордового цвета. При ходьбе из-под полы халата, показывались явно очень дорогие, изящные рунейские сандалии из тонких полосок чёрной и коричневой кожи, причудливо сплетавшихся в красивые узоры. Едва завидев его, Здебор почти побежал к нему навстречу, бросив всё на свете. Добравшись до дорогого гостя, старый пройдоха стал подобострастно раскланиваться перед ним, глуповато при этом улыбаясь. Тот ответил ему сдержанным кивком головы, явно подчёркивая разницу в статусе. Человек, не спеша, размеренным шагом продвигался вглубь двора, заложив руки за спину, а хозяин обоза бегал вокруг него, оживлённо жестикулируя и пытаясь обратить его внимание то на какой-то товар на телегах, то на кого-то из наёмников, то на мощных, тяговых лошадей, находящихся в стойле, в дальнем углу двора. Незнакомец продолжал медленно продвигаться в глубь двора, то и дело переводя безучастный взгляд по направлению, указываемому суетящимся Здебором. Последний продолжал скользить взглядом по своему хозяйству в поисках вещей и явлений, которые могли-бы завладеть вниманием дорогого гостя. Вдруг его взгляд задержался на Духовладе, и он тут же стал что-то тараторить незнакомцу в рунейском халате, указывая пальцем в сторону своего нового работника. В течение рассказа Здебора, стало заметно, что незнакомец заинтересовался, и некоторое время, остановившись, пристально разглядывал Духовлада с расстояния. Духовлад покрылся холодным потом. Кто этот человек? Что рассказывает ему Здебор? Вдруг он имеет отношение к городской страже? Эти мысли сменяли друг друга в мгновение ока. Последняя мысль была весьма сомнительной, иначе Здебор подставлял бы себя, как человек, укрывающий убийцу. Но может он не рассказывал об убийстве стражников? Тогда о чём? О том, что Духовлад усердный работник и доверчивый дурак? Такое вряд ли заинтересовало бы серьёзного человека. Теряясь в догадках, Духовлад продолжал краем глаза следить за незнакомцем и хозяином обоза. Когда последний закончил говорить, человек в рунейском халате что-то сказал Здебору, после чего тот стал удаляться от него спиной вперёд, и подобострастно кланяясь, всё с той же глуповатой улыбкой на лице. Незнакомец же продолжил неспешную прогулку по его хозяйству, потеряв, похоже, интерес к персоне Духовлада. Молодой боец отвлёкся на внезапный громогласный поток брани из уст хозяина обоза, который обнаружил одного из наёмников спящим под телегой. Общий смысл гневной тирады сводился к тому, что Здебор платит ему деньги вовсе не за это, и если ещё раз повторится что-либо подобное, то горе наёмнику всыплют плетей и вышвырнут из обоза без оплаты. Несчастный соня краснел и мялся, словно юнец, которого застали за рукоблудием, а остальные наёмники тыкали в его сторону пальцами, и скалили в гнусавых улыбках рты, зачастую лишённые доброй части зубов. Последив за этим недолгим актом воспитания, Духовлад решил снова уделить внимание человеку в рунейском халате, но когда повернул голову в том направлении, где видел его в последний раз, обнаружил того стоящим прямо перед ним. Незнакомец молча сверлил его проницательным, изучающим взглядом. Духовлад даже слегка вздрогнул от неожиданности, но взяв себя в руки, попытался просто его обойти, уткнув взгляд себе под ноги.

– Постой, – обратился к нему человек в халате – Я хочу поговорить с тобой.

– Я простой работник, господин. Не думаю, что смогу Вам чем-то помочь. Поговорите лучше с хозяином обоза… – попытался разыграть карту обделённого умом работяги Духовлад, но собеседник настойчиво его перебил.

– Если я захочу поговорить с хозяином обоза, то пойду и поговорю с ним без твоего разрешения. Сейчас я хочу поговорить с тобой. Положи пока этот мешок на землю.

Духовлад очень хотел избежать этого разговора, и потому продолжил искать отговорки:

– Я должен работать, а если буду стоять, то меня накажут…

– Возможно, но тебя накажут гораздо суровее, если я просто попрошу об этом Здебора. Уверен, что он даже о причинах спрашивать не станет.

Осознав, что избежать разговора не получится, молодой боец с тяжёлым вздохом положил мешок на землю и выпрямился перед незнакомцем, демонстрируя готовность к разговору. Тот благосклонной улыбкой оценил понятливость парня, и уже хотел что-то спросить, как вдруг их прервали самым бесцеремонным образом. Тот наёмник, которого Здебор только что распекал за несвоевременный отдых, пылающий желанием согнать на ком-нибудь злость, разрывавшую его изнутри после упомянутой взбучки, увидел Духовлада, просто стоящего без работы. Ослеплённый отчасти клокочущим гневом, а отчасти врождённым скудоумием, он упустил из вида человека, с которым беседовал работник, и зло прикрикнул, решительно приближаясь и потирая в предвкушении руки:

– Ты как смеешь стоять без дела?! Сейчас я тебя научу прилежно трудиться…

Глаза человека в рунейском халате гневно блеснули, и он холодным, уверенным голосом осадил наёмника:

– Ты что, ослеп?! Не видишь, что он разговаривает СО МНОЙ?!

Наёмник остановился в двух шагах от Духовлада, и перевёл взгляд на незнакомого ему человека. Будучи заметно крупнее, он всё равно несколько стушевался перед гордой осанкой и уверенным взглядом человека в рунейском халате, хотя и попытался настоять на своём, указывая на Духовлада:

– Ничего не знаю. Я должен следить за тем, чтобы он работал!

Уста незнакомца исказила кривая усмешка, и лукаво прищурив глаза, он продолжил, с оттенком презрения в голосе:

– Ты, я смотрю, вспомнил о своих обязанностях?! Я слышал, как Здебор только что «хвалил» тебя за добросовестное их исполнение. Ещё я слышал, как он обещал всыпать тебе плетей и выгнать без оплаты. Если ты сейчас же не исчезнешь с моих глаз, я попрошу его, чтобы он выполнил это обещание. Хочешь проверить, послушает он меня или нет?

Не желая проверять, наёмник смерил Духовлада взглядом полным ненависти, и быстрым шагом затерялся среди телег. Понимая, что в глазах этого недалёкого мужлана, теперь он – Духовлад – виновен в этой ситуации, молодой боец сделал неприятный вывод: оскорблённый наёмник обязательно вернётся, чтоб отомстить. Это могло серьёзно осложнить его, и так весьма затруднительное, положение. Тем временем незнакомец снова повернулся к нему, и как ни в чём не бывало, продолжил разговор:

– Я слышал, ты убил нескольких стражников… Значит, ты умеешь сражаться. Где тебя научили?

– Это просто недоразумение – стал оправдываться Духовлад, потупив взгляд и стараясь походить на деревенского простачка – Я проходил неподалёку, и меня стали преследовать по ошибке…

Незнакомец снова лукаво улыбнулся, и, быстро схватив его за левое запястье, резко потянул на себя. Тренированное тело Духовлада отреагировало раньше сознания: крепко упёршись ногами в землю, он потянул руку обратно, но не пытаясь тянуть её назад всем телом, не оставляя таким образом для себя опоры, а закручиваясь вокруг своей оси, подавая вперёд противоположное захваченной руке плечо. Поэтому, когда незнакомец резко отпустил его, Духовлад остался стоять на месте, не потеряв равновесия. Человек в рунейском халате удовлетворённо закивал головой и, сложив руки за спину, всё с той же лукавой улыбкой, произнёс:

– По ошибке преследовали, говоришь? Целых два золотых у такого голодранца как ты тоже, наверное, оказались по ошибке?.. Но ты можешь не беспокоится насчёт меня: я тебе зла не сделаю. Скорее даже принесу пользу, учитывая нынешнее твоё положение. Можешь пока продолжить работу.

Сказав это, он развернулся, и не спеша продолжил прогулку среди телег, больше не глядя в сторону Духовлада. Тот снова поднял мешок, и понёс его в назначенное место, некоторое время провожая незнакомца тяжёлым взглядом. Тревога всё сильнее овладевала Духовладом. То, что незнакомец пообещал не причинять ему зла, нисколько не успокаивало. За свою тяжёлую жизнь, молодой боец чётко усвоил, что люди крайне редко делают что-либо полезное для других бескорыстно. А этот человек явно не был похож на праведника, милосердием ищущего прощения Исы. Чтобы этот человек действительно принёс ему пользу, их интересы должны совпасть. Но какие общие интересы могут быть у нищего невольника и у богатого, благородного мужа, перед которым лебезит даже человек, удерживающий сейчас Духовлада в полной своей власти?! Да ещё и этот наёмник теперь жизни давать не будет… Всё это, разом свалившись на парня, не давало ему покоя, и он продолжал трудиться, беспрестанно обдумывая своё положение.

Спустя примерно час, небо быстро стали заволакивать чёрные грозовые тучи, потихоньку стали падать крупные капли дождя. Трое крестьян, по распоряжению Сбыни, кинулись в одно из подсобных помещений, и стали выносить оттуда свёрнутые в несколько раз, грубо выделанные воловьи шкуры, накрывая ими товары, лежащие на не прикрытых возах. Работа требовала проворности, и потому Дховлада с Далибором к ней не привлекали, так-как от скованных кандалами проку ждать не приходилось. Едва было накрыто всё, что требовалось, дождь пошёл настолько плотной стеной, что на расстоянии в несколько метров уже нельзя было ничего разглядеть. Все спрятались под навесы или в помещения. Один Далибор остался под проливным дождём. Он просто стоял, опустив руки и закрыв глаза, радуясь, что дождь смывает с него последствия утренней Сбыниной «шутки», и освежает травмированную голову.

Примерно через час, дождь закончился также внезапно, как и начался. Как будто по приказу могущественного божества, в мгновении ока рассеялись тучи, и как ни в чём не бывало, ярко засияло солнце. Воловьи шкуры, которыми были укрыты товары, вновь были сложены и убраны в подсобное помещение. Работа по снаряжению обоза продолжилась. Настроение Далибора несколько улучшилось: проливной дождь полностью смыл с его тела и изодранных остатков одежды, следы вылитой на него утром мочи. Тем ни менее голова его продолжала гудеть, в глазах слегка двоилось, и периодически открывалось кровотечение из носа. Духовлад не тревожил его расспросами о самочувствии, но продолжал за ним наблюдать, чтоб оказать посильную помощь в случае ухудшения состояния. Неся достаточно тяжёлый мешок в сторону нужной телеги, Духовлад краем взгляда заметил приближающегося к нему наёмника, того самого, которого прогнал человек в рунейском халате. Наёмник злобно-торжествующим взглядом выказывал своё предвкушение скорой расплаты за своё недавнее унижение. Духовлад продолжил движение, сделав вид, что не замечает его, а тот, зайдя со спины, сильно пнул его ногой в зад. Духовлад, по инерции суетно засеменив вперёд скованными ногами, еле-еле умудрился не упасть и не уронить свою ношу. Злорадная улыбка расплылась по лицу наёмника, а выражение его лица давало понять, что это только начало веселья. Он хотел было что-то сказать Духовладу, но у него за спиной послышался гнусавый голос Сбыни, видевшего произошедшее:

– Эй, ты за что его толкнул?

– Да, что-то медленно он работает – развязно ответил наёмник, поворачиваясь к Сбыне.

Тот посмотрел на него с презрительным снисхождением, как будто на слабоумного, и с саркастичной, неспешной последовательностью, стал вкрадчиво излагать:

– Может его низкая скорость, как-то связана с тем, что у него кандалы на ногах? Ты вообще пробовал подумать, что это может быть взаимосвязано? Мне наплевать, чем тебе не угодил этот работник, как, в принципе, плевать и на него. Но мне нужно, что бы сейчас он работал, а если ты его покалечишь, то займёшь его место и будешь сам тягать эти мешки. Так что советую искать другое время, для сведения счётов.

Дважды за день униженный по вине Духовлада (разумеется, с его собственной точки зрения) наемник, посмотрел на объект своего отмщения с такой жгучей ненавистью в глазах, как будто пытался испепелить его этим взглядом на месте, после чего отправился прочь быстрым, нервным шагом, злобно процедив сквозь зубы:

– Мы к этому ещё вернёмся, ублюдок…

Духовлад проводил его взглядом, с тяжёлым сердцем понимая, что этот человечек с мелкой душонкой и недалёким сознанием, с радостью сделает месть человеку, находящемуся в беззащитном положении, новым смыслом своего существования. Но, во всяком случае, до окончания снаряжения обоза, Духовлад мог забыть хотя бы об этой проблеме. Продолжая работать, он то и дело мысленно возвращался к человеку в рунейском халате: кто он такой? Почему его так заинтересовала история Духовлада? Не похоже было, что бы он собирался донести городской страже о своей догадке, но он явно собирался как-то использовать это открытие. Последняя мысль больше всего тревожила Духовлада: к чему готовится? С другой стороны, на данный момент, он не имел возможности как-нибудь повлиять на ход событий, и пытался просто очистить своё сознание от бестолковых переживаний, дабы трезво воспринять любой поворот событий.

День подошёл к концу, работников снова загнали в подвал, раздав по куску хлеба перед сном. Видимо Сбыня и сам уже был утомлён, потому как даже не оказывал привычных «знаков внимания» Далибору. Быстро покончив с «ужином», Духовлад сразу заснул, стоило его голове опуститься на солому, разбросанную по полу.

Рабочие дни, размеренно потекли один за другим, больше не принося с собой «резких» событий. Духовлад продолжал усердно трудиться, изучая обстановку в обозе. Заканчивалась работа, когда солнце уже практически садилось, и усталые работники проваливались в тяжёлый сон, не тратя драгоценного времени отдыха на разговоры.

Через три дня работа была закончена, и обоз был готов отправиться в путь. По подслушанным ранее разговорам, Духовлад знал, что отправляется обоз в Драгостол – столицу владений князя Батурия. В это утро – первый раз за несколько тяжёлых дней – он проснулся сам, а не от противного, скрипучего голоса Сбыни. Сквозь маленькое, зарешёченное окошко под потолком подвала, виднелось солнце, поднявшееся уже достаточно высоко, и находившееся уже ближе к полудню. От долгого сна на жёстком полу, всё тело Духовлада ныло и болело. Он сел, и оглядел подвал, все обитатели которого уже бодрствовали. Трое крестьян сбившись в кучку тихонько шушукались, очевидно планируя в очередной раз просить расчёта у Здебора, а Далибор сидел под стенкой, обхватив колени руками, как бы прижимая их к груди, и смотрел в одну точку ничего не выражающим взглядом. Духовлад подсел к нему поближе, и заботливо поинтересовался:

– Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

Далибор слегка вздрогнул, как будто проснувшись, и, повернув голову в сторону собеседника, угрюмо ответил:

– Да уже получше. Слабость ещё есть во всём теле, но хоть в башке гудеть перестало…

– О чём так крепко задумался?

Глаза Далибора стали медленно наполняться гневом, а голос – сдерживаемой яростью:

– Я думаю о том, как я буду убивать Сбыню: сначала сломаю ему руки и ноги, чтобы он не смог никуда деться, а потом стану медленно поливать его тушу кипятком, пока он не сварится заживо…

Затем Далибор стал уточнять разного рода изощрённые детали своей расправы над недругом, проявляя причудливую изобретательность, вдохновляемую клокочущей в груди ненавистью. Духовлад просто слушал, не мешая ему выплёскивать эмоции. Эти незрелые бредни, способные показаться со стороны порождением опыта бывалого палача, для него были просто кровавыми грёзами мальчишки, никогда не отнимавшего жизнь у другого человека. Он и сам отнял не так много, но уже имел понятие, о чём идёт речь. Духовлад был уверен, что даже если бы сейчас дать возможность Далибору убить ненавистного Сбыню, тот просто не знал бы с чего начать. Он продолжал бы сотрясать воздух бессмысленными угрозами и фантазиями, не решаясь приступить непосредственно к действию.

Шум отодвигающегося засова прервал все разговоры в помещении. Спустя мгновение в подвал вошли несколько наёмников, и стали грубо выталкивать работников на улицу, не стесняясь осыпать их бранью и щедро отвешивать «ускоряющие» пинки. Таким образом все оказались на улице. Обоз уже явно готовился отправляться: все телеги уже были запряжены, потихоньку выезжали с территории постоялого двора, и не спеша двигались по направлению к главным воротам города. Для перевозки работников вместе с обозом, служила деревянная будка на колёсах. Она стояла возле выхода из подвала, уже запряжённая парой тяговых лошадей, с гостеприимно распахнутой деревянной дверью, снаружи снабжённой массивной железной щеколдой. Уже перед самой посадкой в будку, старший из крестьян стал робко артачиться, пытаясь убедить наёмников проводить его к хозяину обоза:

– Мне нужно совсем недолго поговорить с господином Здебором, поверьте…

Он не смог закончить свою скудную мысль, так как один из наёмников схватил его за лицо своей огромной лапищей, буквально закинул в будку, и, злорадно ухмыляясь, «обнадёжил»:

– Поговоришь ещё, успеется.

Остальные двое крестьян, дабы не повторить участь старшего, проворно залезли в будку самостоятельно и молча. За ними влез Далибор, после него Духовлад, за которым со скрипом закрылась дверь, и звонко щёлкнула железная щеколда. Не отходя от двери, Духовлад осмотрелся внутри будки. Это место явно не поражало ощущением уюта: голые деревянные стены и пол, на котором работникам придётся провести всё время долгого путешествия, обещали море незабываемых впечатлений для рёбер и задниц, от каждой попавшей под колёса ямки или кочки. Пять человек, могли здесь более или менее расположиться только лёжа один за другим поперёк будки, ширина которой не позволяла даже полностью вытянуть ноги. Старший из крестьян уже занял место возле дальней от двери стенки, а два его товарища устроились сразу за ним. Таким образом, Духовладу с Далибором остались только два места поближе к стенке с дверью. Это не имело бы значения, если бы не «изюминка быта», расположенная в левом углу возле двери, а именно круглое отверстие в полу, диаметром с раскрытую ладонь, для оправления естественных потребностей, о чём красноречиво свидетельствовали «последствия» применения по назначению, обильно засохшие по его краям. Духовлада не устроило такое положение вещей, и он, не говоря ни слова, жёстко и проницательно посмотрел старшему из крестьян прямо в глаза. Этот взгляд сразу оживил в памяти последнего недавний эпизод с неудачным присвоением общей ложки. Он быстро отвёл глаза, недовольно насупившись, бурча что-то себе под нос, и стал подталкивать своих вечно напуганных спутников, освобождая места в дальнем от двери углу таким образом, чтобы самому остаться подальше от очка. Те двое послушно забились в поганый угол, не смея перечить решению своего «патриарха». Духовлад слегка подтолкнул Далибора вперёд, давая ему понять, что уступает самое дальнее от двери место, прошёл следом за ним, и расположился между Далибором и предводителем крестьян. Последний опасливо подвинулся ещё немного, даже не смотря на то, что в общем Духовлад с Далибором устроились достаточно комфортно. Боковые стенки будки не доставали до крыши на расстояние, приблизительно в локоть, как бы образовывая по сторонам окна, длиной во всю стену, защищённые толстыми железными прутьями с шагом чуть шире ладони.

Спустя некоторое время будка тронулась с места, и за решёткой не спеша поплыли верхушки зданий. Духовлад сидел, расслабленно облокотившись спиной о стенку, и ничего не выражающим взглядом наблюдал, как сменяются фасады знакомых зданий его родного города. С некоторым удивлением он осознал, что не ощущает тоски, мимо своей воли покидая это место. Но, собственно, о чём ему было тосковать? Что видел он в своей короткой жизни, кроме лишений, тяжкого труда и немилосердных побоев? Военег – это единственное имя, которое он вспомнил с благодарностью. Но теперь и этот человек наверняка считает его трусом, получившим более или менее серьёзную сумму денег, и тут же сбежавшим, не выйдя на бой, опозорив себя и наставника. Что будет дальше? Пока Духовлад не видел даже направления, в котором можно было бы приложить усилия, для изменения своего положения в лучшую сторону. Он не был человеком, склонным «баламутить воду» безнадёжным сопротивлением. Пусть лучше сейчас его считают покладистым, забитым работягой, неспособным к защите собственных интересов. Зато, когда представится надёжная возможность что-то изменить, он будет действовать решительно и жёстко.

Духовлад открыл глаза и понял, что слегка задремал. Панорама за решёткой сведетельствовала, что обоз уже едет по лесу, а значит город уже позади. Вдруг за решёткой показалось злобная, светящаяся предвкушением скорого отмщения за ущемлённую гордость, морда того самого наёмника, которому дважды не дали избить Духовлада. Сидя на лошади, он подъехал максимально близко к будке с работниками и, просунув копьё между прутьями решётки тупым концом вперёд, стал ожесточённо наносить тычковые удары по Духовладу, приговаривая:

– Тебя ждёт весёлое путешествие, крысёныш… Я переломаю тебе все рёбра…

Получив несколько ощутимых тычков, Духовлад вскочил на ноги, и стал отбивать древко копья предплечьями, или просто уворачиваться от него, играя туловищем. Сидевшие по сторонам от него не давали возможности перемещаться вправо или влево, но пока это не было большой проблемой. Наёмник явно не имел серьёзного боевого опыта: направление его ударов легко «читалось» по подготовительным движениям; удары наносились только за счёт силы рук (коей природа его, всё же, не обделила); попытки обмануть Духовлада, и поменять направление удара, были неуклюжи и очевидны; от гнева, вызванного малой эффективностью своих действий, его глаза сильно покраснели и почти вылезли из орбит, а из оскаленного рта то и дело капали слюни. Духовлад вполне контролировал ситуацию, и если даже пропускал удар, то эффект от него был достаточно сносным. Практически безрезультатно проведя в этих потугах около четверти часа, разгневанный наёмник убрал древко копья и, пришпорив коня, поскакал в голову обоза.

Конечно, Духовлад понимал, что этот человек просто так не перестанет портить ему жизнь, и обязательно ещё вернётся. Молодой боец снова сел на пол, облокотившись на стенку, и стал обдумывать возможные варианты дальнейших действий неприятеля. На вид наёмник создавал впечатление достаточно тупого человека, так что поражающего воображение разнообразия приёмов от него ждать не приходилось. Чего тогда ждать от человека, в котором тупость умножена на грубую силу? Конечно настойчивости! Скорее всего, он будет появляться у этой решётки снова и снова, пытаясь наносить удары древком копья, и в итоге в гневе убираться прочь не солоно хлебавши. И так до тех пор, пока его скудному умишке не удастся придумать чего-нибудь новенького (возможно ещё более глупого). Эти мысли несколько подняли Духовладу настроение, и он стал обдумывать действия, которыми можно было ещё больше взбесить вооружённого олуха. Например, можно прижаться к стенке, со стороны которой тот устраивает нападение, и потихоньку перемещаться вдоль неё, оставаясь для него невидимым. Можно отобрать у него оружие… Нет, будка слишком узка, чтобы втянуть копьё внутрь целиком. Тогда можно просто упереть древко в пол и сломать, быстро на него прыгнув… Проклятье! (Духовлад хлопнул себя ладонью по лбу, как бы наказывая за несообразительность) Зачем вообще злить вооружённого дурака?! Что если кто-нибудь поумнее посоветует ему что-либо более действенное, и он действительно сможет доставлять неприятности? Раз его теперешнее занятие не доставляет проблем, нужно просто убедить его в обратном! Просто показать ему, что он причиняет боль и нагоняет страх! Новая идея ещё больше подняла настроение Духовладу, и он уже просто не мог сдержать улыбки. Увидев эту улыбку на лице товарища, Далибор спросил его, не видя причин для радости:

– Ты думаешь, что на этом всё кончено? Нас ждёт долгая дорога, в которой у него не будет много интересных занятий, так что он ещё не раз вернётся.

– Ничего не поделаешь, придётся его развлекать – ответил Духовлад, не убирая улыбки с довольного лица.

Примерно через час наемник и впрямь снова появился около решётки, и снова стал тыкать древком копья в свою жертву. На этот раз Духовлад изобразил на лице испуг и, защищаясь прежними способами, нарочно пропускал примерно каждый третий удар, сознательно принимая пропущенные удары на напряжённые брюшные мышцы. Так же он не забывал сопровождать каждый принятый удар болезненными стонами. Наёмник простодушно принял свои успехи за чистую монету и, явно воодушевившись, шипел, в ненависти пуча глаза:

– Извивайся змеёныш, извивайся… До Драгостола у тебя ни одного целого ребра не останется…

Духовлад еле удержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Ещё около получаса помахав копьём, изрядно покрывшись от этого потом, наёмник снова удалился, на этот раз весьма довольный результатом. Духовлад снова уселся на прежнее место, тоже довольный эффектом своего представления. Все, кто был в будке, тоже поверили в реальность происходящего: Далибор смотрел на своего товарища с непониманием, предводитель крестьян явно радовался, что наглому обидчику как следует досталось, а двое его последователей недоумённо крутили по сторонам головами, то и дело переглядываясь, боясь изобразить на лицах какую-нибудь эмоцию, кроме обычного для них испуга.

– Да чего ты опять улыбаешься?! – не выдержал Далибор – Ты мог бы спрятаться под стенку с его стороны, и он бы тебя не видел. Или попытался бы схватить его копьё…

– И что? – перебил Духовлад, поворачивая к товарищу улыбающееся лицо.

Вопрос поставил того в такой тупик, что он просто удивлённо выпучил глаза и открыл рот, не в силах найти слов для продолжения этой нелепой беседы. Духовлад начал вкрадчиво объяснять:

– Я просто делаю вид, что мне больно, и что я боюсь его, ведь это то, ради чего он здесь появляется. По мне попадают только те удары, которые я сам решаю пропустить, и для меня они вполне сносны. Зачем мне давать ему повод искать более опасные способы достать меня? Пусть лучше думает, будто действует то, что на самом деле не действует.

Далибор не воспринял ответ как тактическую хитрость, но снова вернулся к мыслям о малодушии Духовлада. Пожав плечами, он молча уставился в стенку напротив. Он считал, что настоящий мужчина, должен принимать любой вызов, глядя прямо в глаза опасности, а не прятаться за какими-нибудь уловками. Духовлад сразу прочитал на его лице немой упрёк, но не стал удручать его долгими (и, скорее всего, бессмысленными) объяснениями. В нём зрела твёрдая уверенность, что Далибору просто нужно немного «посмотреть жизнь», не имея рядом гостеприимного родительского крова, тогда его, до исступления прямое понимание этой жизни, постепенно начнёт обогащаться осознанием пользы от подобных хитростей. Он повернулся, и посмотрел на старшего крестьянина. Тот уже перестал радостно улыбаться, услышав, что Духовлад на самом деле водит наёмника за нос, демонстрируя ему ложную успешность его нападений. Теперь он имел озабоченный вид, явно раздумывая над тем, как бы дать знать об этом наёмнику. Духовлад грубо взял его за затылок одной рукой и, повернув лицом к себе, вонзил угрожающий взгляд в его перепуганные глаза, а второй рукой указал на угол, в котором находилось отхожее отверстие, после чего тихо, но жёстко произнёс:

– Если ты посмеешь рассказать этому бугаю о том, что услышал, я твоей мордой вычищу весь тот угол!

Опасливо оценив взглядом объём засохшего дерьма вокруг очка, крестьянин испуганно забубнил, пытаясь оправдаться:

– Да я не… Я никогда… Зачем мне…

Посчитав вопрос закрытым, Духовлад оставил перепуганного крестьянина в покое. Расслабившись, он стал ожидать возвращения, одержимого надуманной местью, наёмника. До конца дня, тот возвращался ещё трижды, всякий раз удаляясь довольный актёрским мастерством Духовлада.

Начало смеркаться, и обоз остановился на большой поляне. Сквозь решётки было видно, как наёмники и торговые люди разводят костры, чтобы приготовить ужин. Голод и жажда уже серьёзно тревожили невольников, за весь долгий день не видевших ни капли воды, ни корки хлеба. Наконец звонко лязгнула щеколда, открылась дверь, и хмурый наёмник небрежно поставил на пол будки деревянное ведро с водой, а вслед закинул пол мешка сухарей, окинув работников презрительным взглядом, захлопнул дверь, и снова звонко лязгнул щеколдой.

– А ну, давай всё сюда! – приказал Духовлад, грубо пихнув локтем в плечо старшего крестьянина, который первым, было, потянулся к провианту.

Зло нахмурившись, тот, тем ни менее, повиновался, поставив перед Духовладом ведро, а после положив рядом мешок. Под жадные взгляды крестьян, Духовлад с Далибором утолили жажду, набирая воду из ведра в сложенные ладони, после чего передали ведро им. Тут же Духовлад взял в руки мешок, и по одному разложил сухари на пять равных частей, передав потом по одной части каждому из работников. Будка наполнилась дружным хрустом пережёвываемых сухарей. Эти, кислые от плесени, куски сухого хлеба, казались изголодавшимся работникам вкуснейшим угощением. Хоть как-то утолив голод, они стали готовиться ко сну, пытаясь поудобнее устроиться на жёстком деревянном полу тесной будки.

Утром работники проснулись от шума, сопровождавшего сбор обоза в дорогу. Повсюду слышались окрики наёмников, занимающих свои места в колонне, по очереди начинали движение тяжелогружёные телеги, нарушая лесную тишину протяжным скрипом. Наконец тронулась и будка с работниками. Духовлад вновь сел под стенкой. Рёбра ныли от сна на голом дереве, а брюшные мышцы болели от вчерашних «посещений» обозлённого на Духовлада наёмника. Но это были сущие мелочи, по сравнению с болью, которая сопровождала утренние подъёмы молодого бойца, после немилосердных избиений деревянными мечами в учебных поединках, когда он только начал приходить на арену, и Военег ещё не учил его владеть оружием. Вспомнив это, он в душе презрительно посмеялся над своим теперешним состоянием. Спустя некоторое время, за решёткой снова замелькала ехидная рожа наёмника, который снова принялся за своё.

Потянулись длинные, однотипные дни, в унылом течении которых, Духовлад уже начал рассматривать посещения наёмника, как развлечение, причём стал ощущать от них ещё и пользу: его движения становились всё чётче, с каждым разом улучшалась реакция и, понемногу, он сам стал управлять действиями агрессора. Он даже видел возможность убить дурочка его же копьём, но не хотел привлекать к себе внимания, хотя помнил и постоянно обдумывал это. Пока отсутствовал наёмник, которого Духовлад про себя называл «тренировочным снаряжением», он общался с Далибором. Делясь рассказами о своей прежней жизни, молодые люди быстро сдружились. Иногда, правда, до Далибора сложно было донести суть какой-либо истории, из-за его бесцветного, исключительно чёрно-белого восприятия мира, но выдержанного Духовлада это даже забавляло. Он со спокойной улыбкой пережидал бурные, возмущённые возражения своего товарища и, когда они утихали, начинал по полочкам раскладывать ситуацию, показывая собеседнику тупиковую безысходность его позиции. Неопытному Далибору, не видевшему настоящей, суровой жизни, пока он не попал в обоз, нечего было возразить кое-что повидавшему Духовладу. Он замолкал, тем ни менее горделиво показывая собеседнику, что не согласен с ним. Эта незрелая гордыня весьма веселила Духовлада, который чувствовал себя так, как будто у него внезапно появился младший брат.

Прошло уже несколько недель в пути. Духовлад как раз развлекал своего постоянного посетителя, который, обильно истекая потом, оголтело пытался ткнуть его древком копья в рёбра или в лицо, как вдруг, со стороны головы обоза, донёсся непонятный шум, и послышались неразборчивые крики.