Читать книгу Серебряный век ивритской поэзии - Мири Яникова - Страница 12
ХАИМ НАХМАН БЯЛИК. «Крыльями меня накроешь…»
«Город резни»
ОглавлениеОн начал работать над книгой-отчетом. Одни только собранные им свидетельства занимали 400 страниц. С редактором петербургского ежеквартального журнала «Зман» Бен-Ционом Кацем был заключен договор о выпуске будущей книги.
Книга написана не была. Но «отчет» все же был им составлен.
В Рош а-Шана он вернулся в Одессу. Он привез с собой большую поэму под названием «В городе резни» (другое название – «Сказание о погроме»).
…Встань и пройди по городу резни,
И тронь своей рукой, и закрепи во взорах
Присохший на стволах и камнях и заборах
Остылый мозг и кровь комками; то – они. […]
(перевод Зеэва Жаботинского)
«Смутное чувство, сложное, непонятное, овладело при вести о Кишиневе всеми еврейскими сердцами в огромной России. Это не было простое чувство горя. В глубине этого чувства таилось еще что-то жгучее, мучительное, что-то такое, из-за чего почти забывалась самая скорбь – и чего никто все же не мог назвать. Тогда Бялик бросил в лицо своим обесчещенным братьям „Сказание о погроме“ и открыл им, что это за чувство, имени которого они не знают. Это был – позор. Более, чем день траура, то был день срама: вот основная мысль этого удара молотом в форме поэмы…» – писал Зеэв Жаботинский.
[…] И загляни ты в погреб ледяной,
Где весь табун, во тьме сырого свода,
Позорил жен из твоего народа —
По семеро, по семеро с одной.
Над дочерью свершалось семь насилий,
И рядом мать хрипела под скотом:
Бесчестили пред тем, как их убили,
И в самый миг убийства… и потом.
И посмотри туда: за тою бочкой,
И здесь, и там, зарывшися в copy,
Смотрел отец на то, что было с дочкой,
И сын на мать, и братья на сестру,
И видели, выглядывая в щели,
Как корчились тела невест и жен,
И спорили враги, делясь, о теле,
Как делят хлеб, – и крикнуть не посмели,
И не сошли с ума, не поседели
И глаз себе не выкололи вон
И за себя молили Адоная!
И если вновь от пыток и стыда
Из этих жертв опомнится иная —
Уж перед ней вся жизнь ее земная
Осквернена глубоко навсегда;
Но выползут мужья их понемногу —
И в храм пойдут вознесть хваленья Богу
И, если есть меж ними коганим,
Иной из них пойдет спросить раввина:
Достойно ли его святого чина,
Чтоб с ним жила такая, – слышишь? с ним! […]
(перевод Зеэва Жаботинского)
«Бялик игнорирует внешнего врага, не снисходит до упоминания о нем, а когда уже необходимо, отделывается от него двумя словами, полными непередаваемой брезгливости, словно притрагивается кончиком пальца, чтобы отбросить. Мятеж Бялика направлен вовнутрь, удары его бьют по еврейской голове и еврейскому сердцу. В его глазах нет виновного, кроме самого еврейского народа: он виновен, потому что терпит, потому что соглашается страдать…» – продолжает Зеэв Жаботинский.
[…] И вновь пойди к спасенным от убоя —
В дома, где молится постящийся народ.
Услышишь хор рыданий, стона, воя,
И весь замрешь, и дрожь тебя возьмет:
Так, как они, рыдает только племя,
Погибшее навеки – навсегда…
Уж не взойдет у них святое семя
Восстания, и мщенья, и стыда,
И даже злого, страстного проклятья
Не вырвется у них от боли ран…
О, лгут они, твои родные братья,
Ложь – их мольба, и слезы их – обман. […]
А завтра выйди к ним: осколки человека
Разбили лагери у входа к богачам,
И, как разносчик свой выкрикивает хлам,
Так голосят они: «Смотрите, я – калека!
Мне разрубили лоб! Мне руку до кости!»
И жадно их глаза – глаза рабов побитых —
Устремлены туда, на руки этих сытых,
И молят: «Мать мою убили – заплати!» […]
Что в них тебе? Оставь их, человече,
Встань и беги в степную ширь, далече:
Там, наконец, рыданьям путь открой,
И бейся там о камни головой,
И рви себя, горя бессильным гневом,
За волосы, и плачь, и зверем вой —
И вьюга скроет вопль безумный твой
Своим насмешливым напевом… […]
(перевод Зеэва Жаботинского)
Бялик знал, что не сможет опубликовать свою поэму в «Шилоахе», выходящем в Варшаве, из-за цензуры. Бен-Цион Кац взялся уладить у себя в Санкт-Петербурге проблему с цензором – крещенным евреем по имени Исраэль Ландау, который брал взятки. А еще Исраэль Ландау почитал Ахад ха-Ама и Хаима Нахмана Бялика…
Кацу действительно удалось напечатать «Город резни» в своем «Змане», несмотря на то, что цензор, даже будучи задобрен взяткой, поставил условие, с которым Бялику пришлось согласиться: озаглавить поэму «Маса Немиров» («Сказ о Немирове»). Благодаря такому названию формально получалось, будто бы речь идет о погромах Хмельницкого, то есть о событиях более чем двухсотлетней давности.
В начале декабря 1903 года «Маса Немиров» появилась в очередном номере «Змана» – Кац даже задержал выпуск этого номера на все то время, которое потребовалось для внесения исправлений и небольших сокращений, на которых настаивал цензор.
