Читать книгу Серебряный век ивритской поэзии - Мири Яникова - Страница 22

Восемь раз в течение последних лет жизни Бялик выезжал за пределы Эрец Исраэль и выступал в разных странах перед потенциальными жертвователями, пытаясь спасти свое издательство «Двир».

Однажды они вместе с Маней едут для этой цели в Америку. Когда корабль подходит к берегу, спускается туман, и Бялик, глядя сквозь него на приближающиеся силуэты зданий, хватает жену за руку и восклицает: «Смотри!» Она смотрит и видит очень высокие дома, множество высоченных домов… «Это же вавилонские башни!» – восклицает ее потрясенный супруг.

В декабре 1930 года он отправляется с лекционным турне в Лондон, на этот раз один. Там, на семинаре лондонских еврейских писателей, он знакомится со студенткой из Эрец Исраэль по имени Хая Пикгольц, которая изучает в лондонском университете философию и английский язык. Потом она станет учительницей английского в Тель-Авиве. После того, как ее имя всплыло не так давно в среде биографов Хаима Нахмана Бялика, одна из ее знакомых сочла нужным рассказать о том, какой она ее увидела. По ее словам, Хая одевалась старомодно, в темные платья с воротничками и в шляпу с полями. Не это ли задело некие струны в душе тоскующего по уходящему прошлому великого поэта?

Перед самой смертью, находясь уже в доме престарелых, Хая Пикгольц передала исследователям творчества Бялика пачку его писем.

«Милая,

ни вчера, ни сегодня я не слышал твоего голоса и не видел тебя, и мое сердце стремится к тебе. Если бы ты знала, как лечат прикосновения твоих пальцев мое сердце, и как оживляет твоя близость мое тело. Каждый поцелуй, который ты оставила на моем лице и на моих руках, были как крепость для моей души. Но я только сейчас узнаю, до какой степени ты была сладка и дорога мне в те немногие дни, когда ты была мне близка. Как дочь? Как сестра? Как невеста? В моей любви к тебе есть этот треугольник целиком. Для меня драгоценна каждая минута, которую ты в своем милосердии разделила со мной… Никогда не иссякнет память об этих минутах, и не исчезнет их аромат из моего сердца… Когда я думаю о тебе – моя душа спрашивает: что случилось со мной, что я так потянулся к тебе? Ведь я уже многие годы был укрыт мантией отшельничества, и мой дух и разум не тянулись к женщине. Но в твоем лице мне раскрылось что-то, что потрясло мою душу до самых основ и заполнило ее милосердием до края. И я все еще не знаю, что это было и в чем корень этого? Любовь, которая не пришла? Тайные страдания души?.. Я целую все кончики твоих пальцев. Твой Бялик».

Возможно, ему показалось, что он наконец нашел ту, кому можно переадресовать одно свое невероятно личное, отчаянное, трогательное стихотворение, когда-то обращенное к другой, той, что ушла от него безвозвратно… Ведь не случайна перекличка строк из письма к Хае Пикгольц: «Как дочь? Как сестра? Как невеста?» – и второй строчки из этого стихотворения, написанного им в 1905 году, в разгаре его романа с Эстер:

(Кому это было посвящено на самом деле? Может быть – Шхине?)

После того, как они расстаются, Хая посылает ему письмо на его тель-авивский адрес. Оно приходит, когда Бялик в очередной раз находится в отъезде. В нем нет ничего, кроме ее фотографии и двух слов благодарности за что-то. Маня почти без комментариев пересылает это письмо мужу.

Бялик немедленно пишет жене:

«Письмо Хаи Пикгольц с фотографией, которое ты мне переслала, я получил. Ты могла его спокойно оставить на столе вместе с другими письмами, которые приходят в Тель-Авив на мое имя, до моего возвращения домой. Однако я предполагаю, что ты сделала это специально, чтобы меня упрекнуть. Я вижу это также и из того, что ты добавила к этому письму всего несколько слов, без подписи. Значит ли это, что до сих пор я не смог доказать тебе, что все твои подозрения беспочвенны и не имеют никакого основания? Что я все-таки могу сделать, Манечка? Я никогда бы не смог подумать, что после нашей совместной жизни в течение почти сорока лет ты так плохо знаешь своего мужа. Я клянусь тебе своей жизнью, твоей жизнью, которая мне дороже, чем моя, жизнью наших дорогих родителей, – что не произошло ничего, что дало бы тебе право так думать обо мне.

Иногда я огорчаю тебя, но, когда я далеко от тебя, я не способен сделать даже самую малую вещь, которая могла бы тебя обидеть. Напротив, чем больше мы живем вместе, тем сильнее наша связь и моя преданность тебе. Бог свидетель, что я говорю это не для того, чтобы успокоить тебя, а потому, что это – правда. Неужели ты сама этого не понимаешь? Письмо из Лондона пришло в ответ на получение ею нескольких книг, которые я попросил переслать ей из «Двира» в качестве оплаты за помощь, которую она мне оказала. Я пообещал это ей и исполнил обещание, и она подтвердила получение книг в своем письме и выразила свою благодарность тем, что приложила фотографию, потому что считала, что доставит мне этим удовольствие. Но я не посылал ей до этого момента ни одного письма, даже ни одного слова. Я говорю тебе правду! Дорогая Маня! Ради твоего спокойствия, и ради моего спокойствия – выкинь из сердца эти глупости! Уже слишком поздно. Я уже двумя ногами вступил в период старости. Не смейся надо мной и над собой. Мне нужно сейчас совсем другое отношение и другое поведение с твоей стороны. Я всегда верил в твой хороший вкус. Неужели я ошибался? Я и сейчас верю, что это шутка. Но это плохая и вредная шутка… Я целую и обнимаю тебя и родителей. Я люблю вас всех всем сердцем и душой. Ваш Хаим Нахман Бялик».