Читать книгу Серебряный век ивритской поэзии - Мири Яникова - Страница 15

Они с Маней переезжают наконец, к большой ее радости, на новую, более просторную квартиру, расположенную в том же доме, где этажом выше живет Равницкий. Отныне рабочие совещания проходят попеременно в одной из их квартир. Третьим их участником является Симха Бен-Цион Гутман.

Маня на новом месте наконец с удовольствием входит в роль хозяйки, поит мужа и его друзей чаем с пирогами и, главное, тщательно сохраняет каждый клочок бумаги, на котором что-то написано его рукой. Она приглашает на обед молодых поэтов, приезжающих из разных мест, чтобы показать свое творчество Бялику.

Однажды она обращается к одному из них, Натану Гринблату, с просьбой давать ей уроки иврита. Когда он пришел на первый урок, Бялика не было дома, и Маня, к его удивлению, вместо урока попросила его прочитать и перевести для нее стихи о любви, написанные ее мужем. Гринблат удивился: неужели Бялик сам этого не делает? Возможно, она стесняется его об этом просить? Он исполнил ее просьбу и начал переводить ей лирические стихотворения Бялика, и увидел, как засияло лицо его слушательницы…

А Бялик тем временем пишет в Кишинев: «Дорогая, и еще раз дорогая Эстер бат-Йосеф! Пишет тебе мерзавец и негодяй Бялик, стократно замученный совестью… Мне очень горько, дорогая Эстер, меня сковывает страх, усталость, меланхолия. Суета. Ох, тяжело. Один за другим проходят пустые дни, не оставляя следа ни на мне, ни на окружающих меня…»

Вскоре Эстер, которую все знают как Иру Ян, приезжает в Одессу, чтобы продолжить заниматься иллюстрированием его будущей книги и переводами его стихов на русский язык.

…Маня открывает дверь квартиры и видит женщину с папкой рисунков подмышкой. Та представляется как Ира Ян, художница, иллюстрирующая будущую книгу ее мужа. Маня просит ее подождать, заглядывает в кабинет мужа, спрашивает его о чем-то, затем обращается к гостье и говорит ей: «Все в порядке, вы можете войти».

У нее даже немного улучшается настроение. Она представляла себе эту таинственную художницу, которая в Варшаве работала с ее мужем, молодой красавицей. Ир Ян, конечно, красива, но она старше нее, Мани, по крайней мере на шесть-семь лет!

Бялик занят уже в течение долгого времени своей новой грандиозной поэмой под названием «Свиток о пламени». Когда появляется Эстер, они продолжают работу над «Свитком» вдвоем в его комнате: она записывает перевод новых строк на русский язык сразу же по мере их рождения.

Ее муж и посетительница засиживаются в его кабинете допоздна, и Маня прислушивается к тому, что там происходит. Он переводит ей новые строчки, то громко и с восторгом, то шепотом. Когда поздно вечером гостья уходит, она уносит с собой большую стопку исписанных листов бумаги.

Маня подходит к столу, на котором лежит один из рисунков Иры Ян. Он ей не нравится – кажется мрачным, мистическим и темным…

Затем Эстер уезжает, а Бялик сбегает на дачу. Дома, в его кабинете, пустота мешает ему сосредоточиться и закончить работу над поэмой.

«Очень дорогая мне Эстер Бат-Йосеф! После того, как ты ушла, у меня немедленно исполнилось настроение, и я не смог закончить поэму. Я думал, что сойду с ума. Поэтому я бросил все и уехал отдыхать в деревню, на мое постоянное место. И при этом решил, что не буду писать тебе все то время, пока не закончу эту поэму. И, как видишь, я это выполнил, несмотря на то, что было очень трудно. И теперь я готов наконец признаться в своей вине и от всего сердца прошу прощения. Сейчас поэма закончена, и я счастлив. Достигает ли тебя голос моего счастья?

Будь здорова. Х.Н.Бялик.

Твое присутствие в Одессе радует меня безмерно. Поспеши».

В Гааге, куда Бялик прибыл в 1907 году на Восьмой сионистский конгресс, он опять застает ее. Поводом для ее появления там снова служит работа: Ира Ян приехала в Гаагу, чтобы рисовать портреты участников конгресса.

Уже некоторое время она с дочерью живет в Швейцарии. А вообще, она собирается репатриироваться в Эрец Исраэль – ее зовут преподавать в иерусалимской художественной академии «Бецалель». Бялик же зовет ее снова в Одессу, в то время как она ожидает, что и он тоже вот-вот примет решение о репатриации, и удивляется, почему он до сих пор этого не сделал.

После окончания конгресса он совершает небольшое путешествие по городам Швейцарии и навещает друзей, которые там живут – Менделе Мойхер Сфорима, Мордехая Бен-Ами и Шолом Алейхема. Он планирует также еще раз повидаться с Эстер, и только тут узнает, что она уже уехала в Палестину, не попрощавшись с ним…

Через год Ира Ян напишет Бялику из Иерусалима: «Я вижу тебя в пустыне, погруженным в песок по грудь, по шею, и я не могу вытащить тебя оттуда. Но мои руки протянуты к тебе, Хаим. Если ты поймешь, что ты тонешь, и что ты не найдешь рук крепче, чем мои – ты ухватишься за них. Может быть, мои слабые как солома руки внезапно станут сильными. И теми силами, которые идут не из этого мира, они вытащат тебя вверх, вверх!»

Наверно, уезжая, она была уверена, что они расстаются ненадолго. Они и в самом деле через два года увиделись еще раз – в последний раз в жизни.

…Из своих участившихся в последние годы поездок он поначалу посылал жене открытки. Но поняв, что она не на шутку сердится, и, возможно, вообще охладела к нему, он всполошился и начал писать домой подробные письма.

Из Гааги, где он провел много времени с Эстер, Бялик пишет Мане письмо, в котором перечисляет имена всех общих знакомых, которые там присутствовали. Упоминает он также вскользь и Иру Ян, добавляя, что «она еще больше постарела».

Он знал, что никогда в жизни не простил бы себе, если бы решился оставить Маню.

Следующей весной вышла его книга с рисунками Иры Ян.